Он понял, о чем она думает.
– Мое время еще не настало. Я еще должен обучить Гавантара, а он только начал занятия.
– А. Я просто… ну, подумала…
– После ухода Невина жизнь сделалась для тебя сложной. – Это не прозвучало, как вопрос.
– Да. Дело не только в том, что я по нему тоскую, хотя одно это уже тяжело. Я чувствую себя настолько несовершенной, чуть толковее, чем обычная ученица, и совсем не подходящей, чтобы считаться Мастером эфира.
– А, вот в чем дело! Мы все через это прошли. Ты привыкнешь к работе. Я думаю, когда становишься капитаном войска, ощущения такие же. Вся эта ответственность поначалу захлестывает человека – все время думаешь о жизнях, которые зависят от твоих решений.
– Хорошо сказано. Но я еще должна завершить дело Невина. И все время чувствую, что ради него я обязана сделать все абсолютно правильно.
– Погоди минутку! Это дело не больше его, чем твое. Не позволяй ощущению тщетности овладеть собой, иначе тревога захлестнет тебя. Это наше общее дело, а также дело и воля Великих. Думай об этом, как об огромном гобелене. Каждый из нас должен соткать небольшой кусочек и передать работу следующему. Ни одна живая душа не сможет завершить всю работу самостоятельно.
– Ты совершенно прав, верно? – Джилл улыбнулась, чувствуя, как мрачное настроение покидает ее. – Вот за это я и выпью! Как раз идет твой Гавантар.
Гавантар, несший в руках влажную кожаную бутыль, пахнувшую бардекианской корицей и гвоздикой, наклонился и вошел в палатку.
Разлив напиток по чашам, он уселся на страже у выхода и, застенчиво качнув головой, отказался присоединиться к ним, как ни уговаривал его Адерин. Джилл предположила, что он был еще новичком у мага и до сих пор благоговел перед тем, что считал странной и могущественной силой. Очень скоро, увидев, какой естественной по сути была магия Адерина, он почувствует себя свободнее.
– Что, Родри все еще с Калондериэлем? – спросила она.
– Да, о мудрейшая. Весь лагерь желает поговорить с ним.
– Это хорошо. В таком случае, в ближайшие несколько часов неприятностей не предвидится. – Она снова обернулась к Адерину. – Родри относится к тем явлениям в жизни, которые волнуют меня.
– О. И он до сих пор любит тебя?
– Думаю, да, но это не главное. В основном меня волнует, что же теперь с ним произойдет. Нет, я тревожусь за него, сильно тревожусь. Мы вырвали его из всего, что он знает и любит, и это уже жестоко, но помимо этого существует его вирд. Столько лет жизнь его управлялась этим пророчеством, а теперь он исполнил его, и что станется с ним теперь?
– Пророчеством?
– Тем самым, которое Невин получил так давно. Ты что, не помнишь этого? Вирд Родри – это вирд Элдиса, так оно гласило.
– Ах, это! Разумеется – и в указанное время он сделался гвербретом, верно?
– Похоже, ты относишься к этому чертовски легко, но именно это с ним и произошло. Если бы Родри не прибыл в Элдис, чтобы унаследовать ран, там разразилась бы долгая и ужасная война.
Адерин кивнул.
Джилл решила, что он прожил так долго и видел столько войн, что еще одна ровным счетом ничего для него не значила.
– Кроме того, это кольцо с розами, – продолжала она. – Я переживаю из-за этой драгоценности уже несколько месяцев. Именно поэтому я хотела поговорить с Девабериэлем, понимаешь, чтобы спросить его про это кольцо и про то странное существо, которое его подарило. Держу пари, это не был обычный эльф.
– Ты совершенно права. – Голос Адерина звучал странно и напряженно. – У меня есть собственные догадки о том, кем был таинственный благодетель.
– Я хочу их услышать. А что насчет дурацкой надписи? Если бы мы знали, что она означает, то сумели бы полностью раскрыть тайну.
Она ждала, что Адерин поделится своими мыслями или хотя бы даст понять, что услышал вопрос, однако он замолчал и долго сидел, уставившись в пространство. Когда же, наконец, заговорил, голос его был похож то ли на шепот, то ли на вздох.
– Кольцо, это проклятое кольцо! Работа гномов, и живет собственной жизнью, как и все их безделушки. Но это кольцо самое странное из всего, что я видел, и могу поклясться, его таинственное действие еще продолжается. – Он покачал головой, потом сказал своим обычным голосом. – Да, и пророчество… и человек с эльфийской кровью стал правителем Элдиса! Только подумай об этом!
– Ты же знаешь, что и у сына его в жилах течет изрядная доля эльфийской крови. У молодого Каллина. – Джилл улыбнулась, увидев его выражение лица. – Слушай, Адерин, ты выглядишь потрясенным до глубины души!
Старик пожал плечами и отвернулся, и в этот миг показалось, что вёсь груз и печаль прожитых лет придавили его к земле.
Дикий народец столпился вокруг, они похлопывали его по рукам, забирались к нему на колени и с осуждением смотрели на Джилл, которая причинила столько боли их другу.
Даже робкий Гавантар чуть приблизился, переводя взгляд с одного мастера на другого и встревоженно нахмурившись.
– Что ж, эта земля когда-то принадлежала людям, – продолжала Джилл. – Я бы хотела вновь видеть их там. Неужели это так плохо, если кровь людей и эльфов перемешается?
– Ну, что ты. – Пожав плечами и махнув рукой, Адерин будто стряхнул с себя тяжелое настроение, а заодно и половину дикого народца. – Будет просто замечательно, если люди получат право сказать свое слово, управляя Элдисом. Мне тяжело думать обо всем, что случилось за эти годы. Между моими двумя племенами, Джилл, было много враждебности, просто очень много. Теперь я всегда думаю об эльфах и людях, как о моих племенах, а ведь было время, когда мысль о моей принадлежности к человеческому роду казалась мне непереносимой. А Родри попал в ловушку между двумя мирами. И легко ему не будет. Уж это я могу сказать совершенно точно, по собственному опыту. – Он помолчал. – Честно говоря, ему еще придется очень плохо. С ним многое происходило в других жизнях, и теперь все это обрушится на него. Это одна из причин, по которой я хотел оказаться на границе к его появлению.
– В самом деле? А что с ним происходило?
– О, право же, это история долгая и непростая, и говорят, тянется она уже сотни лет, хотя мне кажется, что мы наконец-то приближаемся к ее завершению. Ты ведь помнишь, что его душа в другом теле была моим отцом? – Старик усмехнулся. – Если, конечно, кто-нибудь сможет вспомнить те далекие и туманные времена когда я родился на свет.
Джилл улыбнулась в ответ, одновременно ощутив зловещее прикосновение двеомера.
В конце концов, она сама в другом теле была его матерью. Просто Адерин слишком вежлив, чтобы упоминать об этом.
– Но Гверан, мой отец, то есть Родри в другой плоти – был самым лучшим человеком, которого я когда-либо знал.
– Не забывай, что он был бардом. В душе любого барда есть немного… как это сказать… Безумия? Аромата Диких Земель? Какой-то странности, и магии, и вдохновения…
– Похоже, что так. Я никогда не задумывался об этом с такой точки зрения. Судьба и ее хитросплетения! Говорят, что человеку этого не постигнуть.
– Мы все должны постараться распутать хотя бы собственную судьбу.
– Конечно. Мы говорили о заботах других людей, правда? Похоже, что теперь Родри станет моей заботой – так что тебе больше незачем тревожиться – хотя возможно, что в один прекрасный день мне потребуется твоя помощь. Не думаю, что после смерти Гверана ты имела ко всему этому какое-то отношение. – Он задумался, потирая подбородок. – Ты всегда принадлежала к человеческой расе, Джилл, а не к эльфийской, как я. И я не думаю, что душа Родри должна была так сильно смешаться с эльфами, был он бардом или нет. Странно, каким запутанным может оказаться человеческий вирд – а все из-за промахов и просчетов. Но твое сердечко не должно об этом тревожиться. Честно, я не думаю, что ты оказалась причастной, разве что случайно.
И Джилл подумала, что есть что-то в душе и судьбе Родри, к чему она не имеет никакого отношения.

Дэверри и Элдис
718

Глава первая

Холодным серым утром, когда туман еще только поднимался с поверхности Лок Тамига, сразу становилось понятно, почему местные фермеры считают его зачарованным. Озеро было затянуто туманом, и виднелся лишь небольшой участок покрытой рябью воды да четыре серых утеса, а на вершинах черных гор на дальнем берегу лежали мрачные тени. Шум сотни водопадов доносился сквозь туман, как голоса духов. Но в эти минуты Адерин больше волновался из-за надвигающегося дождя, а не из-за привидений. Тогда он был еще совсем молодым человеком с каштановыми волосами, неаккуратно падавшими ему на лоб, а не торчавшими вверх наподобие совиных рогов, и совсем тощим, потому что, погрузившись в занятия двеомером, частенько забывал поесть. В то самое утро он стоял на коленях в высокой весенней траве, выкапывая небольшой серебряной лопаткой корни валерианы.
Вокруг стоял дикий народец, наблюдая за его работой – два маленьких серых гнома, тощих и длинноносых, и три зеленовато-голубых феи с заостренными зубами и хорошенькими личиками. Они вели себя, как дети, напирали на него, тыкали пальцами, вместо того, чтобы задать вопрос, и всячески путались под ногами. Адерин называл все, что они показывали, и быстро работал, поглядывая на низкие тучи. Не успел он закончить, как один из гномов схватил комок земли и швырнул им в своего приятеля. Огрызаясь и скалясь, феи тоже вступили в грандиозную драку.
– А ну, прекратите! Ваши Великие Владыки решат, что это в высшей степени неучтиво!
Одна из фей ущипнула его за руку, и все они исчезли с легким дуновением ветерка, оставив после себя грязь и сильный запах палой листвы. Адерин собрал свои принадлежности и под начавшимся дождем побежал в укрытие. Чуть дальше между деревьями стояла круглая каменная хижина, в которой он жил вместе со своим учителем по двеомеру. Он и Невин сами построили эту хижину два года назад, не забыв про конюшню для лошадей и мулов. Позади хижины они разбили огород, в котором росли как полезные овощи – бобы, капуста, так и необычные лечебные травы. Даже куры жили в собственном курятнике. Впрочем, еду они в основном получали из деревень, расположенных у северной оконечности озера. Местные жители с радостью обменивали продукты на снадобья и зелья.
Когда Адерин ворвался в единственную круглую комнату хижины, Невин сидел у очага, расположенного в ее центре, и любовался игрой пламени. Невину, высокому седому человеку с глубоко посаженными синими глазами, было около ста лет, но энергии в нем хватило бы на десяток двадцатилетних. Он ходил очень быстро отличался величественной осанкой наследного принца, которым когда-то был.
– Ты пришел вовремя. Надвигается гроза.
От порыва ветра дым заклубился по хижине, и по крыше застучали первые капли дождя. Невин встал, чтобы помочь Адерину разложить валериану для просушки на чистую ткань. Корни следовало мелко изрубить серебряным ножом, от сильного запаха приходилось морщить нос, а руки от отравления крепким соком они защищали тонкими кожаными перчатками.
– Невин? Мы скоро покинем Лок Тамиг?
– Ты покинешь.
Адерин уставился на него.
– Тебе пора становиться самостоятельным. Я научил тебя всему, что знаю сам, и твоя судьба – идти своей дорогой.
Адерин знал, что этот день когда-нибудь настанет, и все же слезы навернулись ему на глаза. Невин положил последний кусочек и посмотрел на ученика, его проникающие в самую душу синие глаза были необычно нежны.
– Когда ты покинешь меня, сердце мое будет болеть. Я буду тосковать по тебе, сынок. Но час настал. Ты уже прожил три раза по девять лет, а этот возраст является для всех поворотной точкой в жизни. Ты и сам это знаешь. Ты сумеешь прокормиться и одеться с помощью науки о травах, и я распахнул перед тобой дверь в мир магии так широко, как сумел. Теперь тебе нужно войти в эту дверь и принять собственную судьбу.
– А каким будет мой вирд?
– Этого я тебе сказать не могу. Никто не знает судьбы других. У тебя есть ключ, чтобы отомкнуть эту дверь. Ты должен пройти ритуал и воспользоваться своим ключом. Владыки Судьбы откроют тебе то, что ты должен знать – и ни на йоту больше.
Утром, когда дождь прекратился, Невин сел на коня, взял с собой двух вьючных мулов и направился в деревню чтобы купить еды. Он сказал Адерину, что будет отсутствовать три дня, дабы не помешать ему, но в чем он может помешать, не сказал. Только теперь ученик понял, что самый важный момент в его жизни находится в его собственных руках. Он должен будет использовать все свои знания, чтобы продумать ритуал, который откроет его вирд и поможет ему вступить в контакт со своей тайной и бессмертной душой, самой сокровенной частью его бытия, которая создала юношу, известного, как Адерин, подобно тому, как гончар берет глину и создает из нее чашу. Стоя в дверях и глядя, как удаляется Невин, Адерин ощутил панику, смешанную с возбуждением, ликование, смешанное с ужасом. Час настал, и он был готов.
В тот первый день Адерин занимался рутинными делами в огороде и в хижине, не прекращая думать о главном. В его распоряжении имелось много ритуальных средств и знаний – таблички с записями, приветствия богам, заклинания и могущественные призывы к миру духов, знаки, символы и жесты, чтобы привести в движение потоки силы и направлять внутреннюю энергию. От возбуждения он поначалу решил использовать их все сразу или большую их часть, чтобы создать ритуал, могущий объединить и довести до кульминации все ритуалы. Он полол капусту и обдумывал это, добавляя символ туда, молитву сюда, пытаясь свести двадцать лет учебы и трудов в один могущественный узор. И тут же увидел всю иронию происходящего: вот он копается в грязи, как невольник, и строит грандиозные планы. Он вслух рассмеялся и начал рассматривать свои грязные пальцы, огрубевшие от многих лет черной работы. Великие всегда принимали его скромное положение и непритязательные подношения. Нет сомнений, что наилучшим сейчас будет простой ритуал. С пониманием на душу снизошел покой, и он понял, что прошел первое испытание. Но так же, как и с простой едой или простым огородом, каждая деталь должна быть совершенной и находиться на своем месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55