Мэйр вдруг почувствовал такую слабость, что неуклюже привалился к столу, словно леди, собирающаяся упасть в обморок. Невин взял со стола пригоршню трав и бросил их в горшок, в котором забулькала вода.
– Я полагаю, этот черный глаз – подарок от чьего-то кулака?
– Да, сэр. Совсем недавний.
– Ага. – Невин перестал помешивать зелье и пронзил Мэйра своим острым, как игла, взглядом. – Мэйр, Глэйнара славная и приличная девушка. Я совершенно не хочу, чтобы ее обесчестили и покинули.
– Правда, сударь? – Мэйр облизнул пересохшие губы. – Э… ну… я думаю, с вами не очень приятно столкнуться, если вы из-за чего-то рассердитесь.
– Совсем неприятно, малыш Мэйр, совсем.
Он снова махнул рукой, и пламя погасло. Значит, лорд Пертис был прав насчет старика, думал Мэйр. Вот интересно, могут волшебники превращать людей в лягушек или нет? Чего я точно не хочу, так это проверить на себе.
Мэйр уходил вместе с Глэйнарой и решил, что будет просто стыдно, если он поедет верхом, а она пойдет пешком. Он подсадил ее к себе в седло, сам сел сзади, протянул руки и взял поводья.
– Из-за чего это вы подрались? – спросила Глэйнара. – Спорю, из-за девчонки!
– А вот и нет. Это длинная история.
По дороге домой он рассказывал Глэйнаре, как цеплялся к Кринсу, и она хохотала не меньше, чем ребята в дружине. Мэйр решил, что это ему нравится в Глэй больше всего: она могла оценить хорошую шутку, а на такое способны далеко не все девушки. До фермы осталось около полумили, и Глэйнара решила оставшийся путь пройти пешком, чтобы не показываться на глаза зятю вместе с «серебряным кинжалом». Помогая ей спуститься на землю, Мэйр попытался поцеловать девушку. Она со смехом увернулась, но поцелуй он все же украл, и только губы их соприкоснулись, как Мэйр почувствовал острую боль в левом бедре, словно его ущипнули чьи-то костлявые пальцы. Он дернулся и ойкнул.
– Что случилось? – спросила Глэйнара.
– М-м-м, наверное, судорога. – Он осторожно потер больное место. – Извини.
– И часто это с тобой случается? – Она засмеялась и побежала на ферму. Совершенно растерянный Мэйр помахал ей вслед. Он только что разглядел в кустах небольшое существо с длинными синими волосами и личиком прелестного ребенка, которое сердито и ревниво смотрело на него. Потом оно исчезло, а Мэйр остался гадать, не сходит ли он с ума.
Он увидел фею в следующий раз, когда поехал в город, надеясь встретить Глэйнару. Девушка, конечно же, продавала на рынке яйца и репу. Стоило только Мэйру заговорить с ней, как существо с синими волосами появилось за спиной у девушки, возмущенное, как ревнивая любовница. Мэйр потерял голову.
– Только попробуй тронь ее!
– Тронь кого? – недоуменно спросила Глэй. – Курицу?
– Извини. Я сказал это не тебе… в смысле… о, черт!
Глэй резко обернулась. Синевласка, как Мэйробозвал ее, топала ногой и грозила Глэйнаре кулаком, но девушка ее явно не видела.
– Мэйр, ты что, дурной? Это же самая старая шутка на свете – заставить человека оглянуться, чтобы ничего не увидеть. И у меня, наверное, тоже не осталось мозгов, раз я на это купилась.
– Э-э… прости. Честно, я не хотел… э-э… ладно, мне пора идти… э-э… у меня поручение, но я скоро вернусь. Не уходи без меня, ладно?
Мэйр повел коня в сторону кузницы, но, не доходя до нее, свернул и нашел уединенное местечко позади постоялого двора. Тут же на седле появилась Синевласка с глупой улыбкой. Ощущая себя полным идиотом, он все же погрозил ей пальцем.
– Слышишь, ты, не смей болтаться около меня да еще и щипаться!
Она подняла руку и сделал вид, что ущипнула воздух.
– Вот-вот, и я про это. Не смей больше этого делать, тем более кому-то другому!
Она показала ему язык.
– Если ты не будешь вести себя как следует, я… я… я пожалуюсь на тебя чародею Невину!
Он сказал это просто потому, что не мог придумать ничего другого, тем более что сам-то он Невина по-настоящему боялся, но угроза возымела действие, которого он даже не ожидал. Она вскочила на ноги, открыла рот в безмолвном крике, простерла обе руки вперед – и исчезла. На минуту Мэйру даже стало стыдно. Потом он решил, что она сама виновата, и поспешил назад, чтобы спокойно продолжать свое заигрывание с Глэйнарой. На несколько недель дикий народец оставил его в покое, чему Мэйр был несказанно рад.

– Слушай, Глэй, – сердито сказал Налин. – Ты не хуже меня знаешь, что Доклин – порядочный молодой человек и отличный работник. Его отец согласен на самое скромное приданое, так что никого лучше мы все равно не найдем. Почему ты не хочешь выйти за него?
Глэйнара подняла глаза от миски с сушеным горохом и жеманно улыбнулась.
– Он мне не нравится.
– Ах, ах, простите меня, моя прекрасная леди! Внешность для мужчины – не главное.
– Это точно, иначе Лид ни за что бы не вышла за тебя замуж!
– Глэй! – резко оборвала ее Мина, сидевшая у очага. – Пожалуйста, не начинай все сызнова!
Глэй швырнула миску на стол и вылетела из дома, подоткнув повыше юбки – во дворе было очень грязно. Горькая правда заключалась в том, что ей надо выйти за кого-то замуж, иначе она обречена жить здесь, подчиняясь зятю, тяжело работая всю свою жизнь, и у нее никогда не будет даже подобия собственного дома – уж не говоря обо всех тех милых вещицах и удовольствиях, которые будут у Брэйсы. Около коровника она помедлила, взглянув на вышедшую из-за тучи луну, поежилась и пожалела, что не взяла с собой шаль. Что-то зашевелилось у курятника – мужчина? – Мэйр! Она поспешила к нему и заговорила шепотом.
– Ты что здесь делаешь?
– Пытаюсь придумать, как поговорить с тобой. Ты замерзла? Возьми мой плащ.
Закутавшись в теплый шерстяной плащ, Глэйнара пошла с Мэйром по направлению к лесу, где он оставил коня. Лунный свет пробивался сквозь ветви деревьев, рисуя узоры на земле.
– Если я смогу прийти завтра ночью, – сказал Мэйр, – ты выйдешь?
– Завтра ночью пойдет дождь. У Самнэйны сегодня весь день болели суставы, а это верный признак того, что будет дождь.
– Так что же, я все равно приду, и буду дежурить здесь под проливным дождем, и заработаю ужасную. лихорадку, и, может, даже умру – и все это из-за любви к тебе.
– Не говори глупостей.
– Я говорю правду. Глэй, я уже с ума сошел от любви к тебе.
– Вот только врать не надо!
В луннём свете Глэйнара хорошо разглядела его возмущенное лицо.
Ей вдруг показалось, что сейчас она заплачет, и девушка села под дерево, чтобы спрятать глаза. Через минуту Мэйр сел рядом.
– Извини, – сказал он. – Ты, конечно, права. Только я говорю чистую правду. Не думаю, что в Дэверри или Эдлисе есть похожая на тебя девушка.
– Это хорошо или плохо?
– И то, и другое. Я сам не понимаю. Конечно, я не схожу по тебе с ума, но ты мне чертовски нравишься, и иногда я думаю, что действительно тебя люблю.
– Вот этому я верю. Спасибо. Ты мне тоже нравишься.
Немножко нерешительно Мэйр обнял ее за плечи и поцеловал. Она разрешила ему поцеловать себя еще раз, поймала себя на мыслях о том, что последует дальше, и вместо того, чтобы отогнать эти мысли, сама поцеловала Мэйра. Он начал ласкать девушку; она крепко обняла его с решимостью человека, которому предстоит сейчас выпить большую порцию особенно горького лекарственного отвара, и позволила ему уложить себя на траву…
Лекарство сработало. Теперь у нее был мужчина, и это облегчало жизнь так же, как облегчали ее медяки, заработанные у Невина. Она решила не обращать больше внимания на оскорбления Налина, и стычки между ними прекратились, а мама и Лидиан успокоились. Но гром, конечно, грянул, и очень сильный. Как-то на закате Глэйнара загоняла кур на ночь, и тут из дома вышел Налин. Взгляд его был так холоден, что Глэйнара поняла – что-то случилось.
– И что тебя гложет?
– Я сегодня ездил в город, и все подряд стали мне советовать приглядывать за сестренкой. Говорят, «серебряный кинжал» приезжает в город только ради тебя.
– А если и так? – Глэйнара подбоченилась. – С его стороны очень порядочно подвозить меня, когда я устаю.
– Подвозить – ха! Кто на ком ездит, Глэй?
– Ты, паскудник! Не смей так со мной разговаривать!
Налин сгреб ее за плечи и затряс.
– Ты скажешь мне правду!
Глэйнара вывернулась и сильно лягнула его в голень. Он снова схватил ее и крепко стиснул, и ее потрясло каким он, оказывается, был сильным – он высился над ней и сжимал ее так, что было больно.
– Значит, ты таскаешься с этим парнем, так? А ему больше ничего и не нужно от тебя!
Такое предположение заставило Глэйнару залиться слезами.
– Боги милосердные! – рявкнул Налин. – Так это правда!
– А если и так? Или я не могу в моей треклятой жизни получить хоть что-то, чего мне хочется?
Выругавшись, Налин отпустил ее и влепил пощечину. Не задумываясь, Глэйнара ответила ему тем же, и тут их долгая подспудная вражда вырвалась наружу. Он схватил девушку за плечо, повернул ее и начал сильно бить по заднице.
Она боролась, и лягалась, и наставила ему немало синяков – но вырваться не могла. Боль от ударов была ничем по сравнению с ужасом осознания своей беспомощности. Глэйнара так рыдала, что уже ничего не видела вокруг, и только смутно слышала крики матери и Лидиан. Налин отпустил ее так резко, что она буквально упала на руки сестре.
– Нал, Нал, – хныкала Мина. – Что ты делаешь?
– Наказываю маленькую шлюшку, – прошипел Налин. – Лида, отойди от нее! Я не желаю, чтобы моя жена жалела эту потаскуху! Она и ее проклятый «серебряный кинжал»! Боги, да ведь теперь я не сумею выдать ее замуж за порядочного человека!
Лидиан начала плакать, ее руки, обнимавшие Глэйнару, сразу ослабели. Все еще перепуганная, Глэйнара взглянула на мать и увидела, что Мина застыла, ее тонкие губы затряслись, терпеливые глаза наполнились слезами. Глэйнара попыталась что-то сказать, но задохнулась от обиды.
– Глэй, – прошептала Мина, – скажи, что это неправда.
Глэйнара хотела солгать, но дрожала так сильно, что не могла говорить. Мина протянула к ней руку и тут же отдернула ее, глядя на дочь больными глазами.
– Глэй, – взвыла Лидиан, – как ты могла? – Смотрела она при этом на мужа. Мина тоже повернулась к нему, и этот удар оказался больнее, чем все удары Налина. Они разрешили вынести приговор ему.
– Это чистая правда, – выплюнула слова Глэйнара. – Вперед! Обзывайте меня, как хотите! Я этого не услышу!
Она выскочила за ворота и помчалась по дороге. Она бежала, хотя слышала, как они звали ее обратно. Она плохо понимала, что делает; ей хотелось бежать и бежать и никогда больше их не видеть. Ее мать взяла сторону Налина!
При этой мысли снова вскипели слезы, начали ее душить, она упала в высокую траву и зарыдала. Когда девушка выплакалась, солнце уже село. Она села, испугавшись, что Налин пошел за ней и снова побьет ее, но дорога была пуста. Она утерла рукавом грязное лицо и снова побежала. Она бежала в город, к Брэйсе, которая, возможно, простит ее – возможно, думала. Глэйнара, это единственный человек в мире, который способен ее простить.
Глэйнара добежала до деревни, когда в бархатном небе появились первые звезды. Она стояла позади постоялого двора и думала, впустит ли ее Самвэйна, и слезы снова навернулись на глаза, горячие и удушающие. Не впустит, думала она, и нет мне больше места в этой жизни, и некуда идти, и нет ничего, что я могу назвать своим. Теперь я опозорена, я шлюха и больше никто.
Она все еще плакала, когда во двор вошел здоровенный кузен Брэйсы – Кенес, сын кузнеца.
– Глэй, что это значит? – спросил Кенес.
– Налин меня выгнал, и я это заслужила. Все из-за Мэйра.
Кенес положил ей руку на плечо, и она дернулась, испугавшись, что он тоже будет ее бить.
– Ублюдки они, оба, – спокойно сказал Кенес. – Ну, не плачь так ужасно. – И он громко крикнул. – Брэйса, иди сюда!
Наружу выбежали Брэйса и Самвэйна, и Глэйнара выпалила им всю правду, перемежая рассказ рыданиями – лгать не имело смысла. Брэйса тоже начала плакать, но Самвэйна сразу занялась девушкой – так же спокойно и уверенно, как до этого Кенес.
– Ну, ну, это еще не конец света. Ах, Глэй, ты, конечно, дурочка, но я так и знала, что это случится. Слушай, ты не беременна, нет?
– Не знаю я. Еще рано что-то говорить.
– Ну и ладно, мы это узнаем, когда узнаем, и ни минутой позже. Пошли, пошли внутрь, там тепло, выпьем горячего эля.
Женщины ввели ее в кухню, Глэйнара оглянулась и увидела Кенеса, что-то горячо обсуждающего с Эвейсном и Селином, сыном ткача. Девушки сели, тесно прижавшись друг к другу, на лавку в углу кухни, а Самнэйна налила эль в высокий металлический кувшин и поставила его на угли в очаге.
– Мам? позвала Брэйса. – Можно Глэй переночевать у нас?
– Конечно. Нет смысла пытаться объяснить что-то Налину, пока он не остынет.
– Спасибо, – выдавила Глэйнара. – Почему вы помогаете мне? Вы должны были выгнать меня и отправить спать у дороги.
– Ну, тихо, тихо! Ты не первая девушка на свете, которая позволила обдурить себя привлекательному воину, и уж наверное не последняя.
Эвейсн просунул свою седую голову в дверь кухни и сказал Самвэйне:
– Я скоро вернусь. Съезжу тут с ребятами кое-куда. Мы, понимаешь, переживаем за бедняжку Мину.
– Я тоже, – отозвалась Самвэйна. – Прямо сердце болит.
– Вы же не едете на ферму, нет? – выпалила Глэйнара.
– Пока нет, девочка, – сказал Эвейсн. – Прежде надо дать твоему братцу хорошенько подумать.

Пертис разрешал своим воинам сидеть после обеда в большой зале, пить и сплетничать. Мэйр и Кадмин играли в кости, и тут в залу вошли хозяин постоялого двора Эвейсн, кузнец Кенес и сын ткача Селин. Они неуверенно осмотрелись и направились прямо к Пертису
– Интересно, что же они тут делают? – заметил Каин.
– Да кто их знает? Вообще странное время, чтобы платить подать.
Через несколько минут подошел глупо улыбающийся Адрегин.
– Мэйр5 тебя зовет папа. По-моему, у тебя большие неприятности.
– У меня? А что ж ты ухмыляешься как демон?
– Ты все узнаешь. Пошли, Мэйр, папа хочет видеть тебя прямо сейчас.
У резного кресла лорда Пертиса стояли Эвейсн, Кенес и Селин со скрещенными на груди руками и крепко сжатыми губами. Сам Пертис, похоже, пытался подавить смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55