Отзывчивый сайт Водолей ру
Ясно, что сбликовала, наверное, линза, нечто отразилось в чем-то… однако мне стало не по себе. Шар света, сидящий у меня на левом плече, мне ни к чему.
За день до этого, вечером, мне позвонил капитан Шурыгин и сказал испуганно (до этого мы не виделись многие месяцы): "Ты береги себя, Эд. Я тебя люблю. Прошлой ночью ты приснился мне покойником. Мертвецом. В гробу…"
Хуевые мои дела. На плече у меня черт, Шурыгин увидел меня в гробу.
* * *
Первого августа, дабы не быть вечером одному, пошел в театр «Сатирикон», он вблизи Сущевского вала, минут десять ходьбы от "Книжного обозрения". Я был с несколькими сотрудниками газеты. Перед спектаклем мы выпили шампанского в буфете. Я посидел минут двадцать и, наступая на ноги, выбрался из зала, ибо спектакль "Игра в жмурики" раздражил меня своей тенденциозной болтовней. (Двое актеров, действие происходит в морге).
На улице было желто и смутно. Ветер растрепывал обильную, безумную и рахитичную зелень. Дальнейшие события имели смутную четкость дурного сна.
Подошел по тропинкам почти к Сущевскому валу и попытался перейти на противоположную сторону оживленного шоссе. Мешали автомобили в двойном движении. Двинулся по обочине. Заметил, что на противоположной стороне, поглядывая на меня, движется мужичонка. Я перешел дорогу. Мужичонка приблизился, как бы ждал. Невысокого роста, черные брюки, свитер, поверх свитера воротник голубой рубашки. Очень загорелое лицо, светлые яркие глаза, полуседые ухоженные волосы. Косые скулы, кадык крючком. Хрящеватые уши. Можно сказать, чистенький, в меру подвыпивший рабочий. "Ты мне свистел?" — спрашивает. "Нет, ничуть".
Идет рядом со мной к Сущевскому валу и бурчит, высказывая… мои мысли: народ такой уродливый, страна оккупирована (взгляд на витрины киосков у перехода). Вдруг, заглядывая мне в лицо: "У тебя лицо, как пластиковое. Неживое. Ты как неживой". Я иду себе невозмутимо, весь в черном, вплоть до черного носового платка. Он вновь, заглядывая в лицо: "Ты мертвый, вот что". Сказано очень испуганным голосом.
Перейдя на противоположную сторону Сущевского вала, стоим у развилки улиц. Он: "Я пойду. Ты осторожно". — "А что, — улыбаюсь я, — смерть за мной скалится?" Он побледнел и, с придыханием: «Да». Жмет мне руку. "Ты мне странно знаком. Так знаком, как будто мы в одном классе учились". Он мне так знаком, как будто мы тысячелетие вместе провели в одной тюремной камере.
Иду по Сущевскому валу один. Через момент он догоняет меня. Забегает вперед. Он в панике. "Не ходи туда! Тебя сейчас убьют. За тобой идут двое. Один побежал (как бывает в снах, он употребил два варианта: «побежал» и "поехал") в объезд". Показывает рукой туда, где якобы есть параллельная валу улица. "Не ходи!" И оглядывается. Я не оглядываюсь.
Я решительно шагаю в дурном сне. Все вокруг желтое, люди куда-то исчезли, мы одни на всем земном шаре. В фильмах Антониони была, я помню, подобная атмосфера галлюцинаторного мира, где все правда и все мираж. Он бежит рядом и, как верная собачонка, заглядывает мне в лицо. Его лицо обеспокоено ужасом. Отвечаю ему на немые вопросы гримас. "Все равно когда-то убьют. Не сегодня, так завтра. Если боишься — отставай…" Он не отстает, но испуганно прибился, прилепился ко мне. И канючит: "Не ходи. Тебя убьют…"
У пересечения Сущевского вала с поперечной улицей на нас выходит высокий худой тип в голубой куртке. "Он!" — взвизгивает мой спутник и хватается за мою руку, чтобы обрести поддержку. Не доходя пяти или десяти метров до меня, тип вдруг падает на мостовую, корчится, как креветка, в зародыш и… замирает мертвым. Я размеренным шагом иду мимо. Мой спутник ненадолго нагибается над типом и вновь испуганно прилепляется ко мне. Он ошеломлен. Он: "Что же ты не остановился? Он мертвый. И почему он упал, как ты это сделал?"
"Лучи, — говорю я и выдвигаю вперед палец, как бы стреляя из него. — И на левом плече у меня шар, а за спиною смерть, ты что, не видишь?" С суеверным ужасом он торопится со мной мимо Рижского вокзала к метро по желтым улицам. Теперь страшно и мне. У метро мы прощаемся. Почему-то это он уезжает в метро, а ведь намеревался уехать я. Я же иду по проспекту Мира к одноименной станции метро, ожидая и надеясь, что, может быть, меня убьют по пути.
На следующий день, анализируя происшествие, я пришел к выводу, что прогулялся с самим Дьяволом и напугал его. Ибо он прогулялся со мной — с мертвецом. Чуть подвыпивший, празднично одетый рабочий с тронутыми сединой прядями — лишь форма; однако желтый загар ада, костяшки скул, хрящеватые уши, светлые глаза моей мамы и, главное, эта атмосфера ужаса и безлюдья, быстро нагнетенная нами, — им и мной, — выдали его. Я узнал, что я — мертвец, а он — Дьявол, и даже он убоялся меня в этом состоянии. Ибо мертвецы, разгуливающие по улицам, нагоняют ужас даже на Дьявола.
Через пару дней я рассказал эту несусветную историю ясновидящей по телефону. У меня никогда не было знакомых ясновидящих, но эту мне рекомендовали друзья. Она посоветовала мне набрать теплую ванну воды с солью, зажечь в ванной перед зеркалом свечу и смотреть, КАК будет гореть фитиль. "Фитиль должен будет коптить. Вас ведь сглазили миллионы раз. Ваши читатели и телезрители". Я поступил, как она велела. Свеча в тяжелом подсвечнике в конце концов сползла в воду, туда же нырнуло зеркало, и, даже в моем состоянии, я заулыбался. К тому же, кожу щипало, я вывалил в ванну целую пачку соли.
На следующий день ясновидящая приехала с высокой блондинкой-родственницей и, посадив меня на стул, обошла вокруг меня много раз с зажженной свечой, приближая ее то к голове, то к шее. В результате свеча страшно почернела. Ясновидящая, молодая девчонка 22-х лет, стала убеждать меня, что я должен отрешиться от Зла, в противном случае со мной произойдет то, что мне наглядно продемонстрировали Высшие силы, убив на моих глазах типа в голубой куртке мне в поучение. Таким пояснением я не удовлетворился, сказал, что менять жизнь не стану, что опять найду себе блядь-девчонку, что я сам — Добро, однако хочу разврата, буду воровать, грабить и убивать, наказывая Зло. Тогда ясновидящая почему-то неохотно сказала, что в прежней жизни я был германским рыцарем и совершил несправедливость против Н. и теперь в этой жизни я искупаю перед ней свою некогда, много веков назад, совершенную несправедливость. Я попросил ясновидящую поднатужиться и увидеть больше. "В той далекой жизни в Германии, — сказала она, — Н. была проституткой", а я, германский рыцарь, убил ее. Вот и искупаю.
Я рассказал о случившемся на Сущевском валу нескольким людям, и все они сумели объяснить историю более или менее рационально до появления типа в голубой куртке. Один высказал предположение, что тип упал и забился в эпилептическом припадке. Но в этом случае странно, что он приберег свой припадок для меня, да еще в такой обстановке сплошных совпадений, и свалился мне аккуратно под ноги.
Н. всегда знала и любила повторять, что мое имя «Эдвард» переводится со староанглийского как "вэлфи гардиан" — т. е. "богатый покровитель", «охранитель». Я охранял ее рыцарем от бед алкоголизма, нимфомании и хаоса ее души тринадцать лет. Еще «гардиан» переводится как «часовой». У меня есть книга "Убийство часового". Н. попыталась убить своего часового в июле. Разрыв произошел в доме шесть, в квартире шестьдесят шесть.
И выбор названий собственных книг неслучаен, и тем более выбор женщины-идола в хаосе тел и душ. Я верю, что я — германский рыцарь, убил проститутку за измену. А для проститутки измена не существует. Рыцарь был идеалист и безумец. Чтобы он опять и опять в каждом рождении не убивал ее, а она его не предавала, а он бы потом не искупал свою вину, она должна полюбить только рыцаря. И навеки. Тогда прекратится проклятие.
* * *
Я делился с тобой всем: едой, деньгами, жизнью, эмоциями, талантом, идеями, моей гениальностью, наконец. Ты все лениво пожирала, неблагодарная и злобная, и завистливая. Я знал, что ты меня кинешь, что не поможешь в трудный час, предашь и растопчешь. Если меня посадят когда-либо и ты припрешься на свидание (на тебя это похоже!), я откажусь с тобой встретиться. "У меня нет жены, — скажу я, — должно быть, какая-то проститутка. Гоните ее!"
* * *
Без кожи
Получасовое путешествие пешком от Арбата до площади Маяковского мучительно. У выхода на Суворовский бульвар меня засекла семья, состоящая из отца (с видеокамерой), матери, пятнадцатилетней дочери и ее подруги. Долго шли за мной и только у перехода через улицу Герцена решились заговорить. Мать самая смелая. "Мы вами восхищаемся. Можно сняться рядом с вами на память?" Я свернул в ближайший переулок и позволил снять себя с дочерьми и матерью. Отец — офицер, мать из офицерской семьи и у подруги отец тоже офицер. Т. е. мы из одного социального класса. Свои, социально близкие.
Подальше на бульваре зеленый тощий юноша, отлепившись от девушки, кланяется. "Спасибо вам, что вы есть".
Мужик лет тридцати, высокий, прошел и вернулся. "Можно автограф? Ведь вы Лимонов. Напишите: Станиславу. И дату".
Подле метро «Маяковская»: юноша и девушка стоят у стены, беседуют. Без стеснения разглядывают меня. Я перемещаюсь чуть дальше, к театру Сатиры, они тоже. Наконец, парень подходит ко мне: "Вы случайно не Лимонов?" — "Случайно да, Лимонов".
Небритый тип подходит и протягивает паспорт: "Распишитесь здесь". Не интересуясь нисколько, хочу ли я.
И я еще маскируюсь, смотрю в землю, ношу темные очки, кепи… Когда-то, безвестным эмигрантом в Нью-Йорке, я мечтал о такой славе. Ныне она приносит мне неприятности и развивает во мне паранойю. То мне кажется, что меня хотят убить, то кажется, что украсть. После одного из митингов на Театральной площади за мной таки точно охотились пять здоровенных морд. Мой верный адъютант Тарас заметил их, и втроем: я, Дугин и Тарас — мы скрылись в метро…
Я настолько известен, что мне страшно. Я этого не хотел. Я хожу по пыльному чудовищному городу, как обнаженный, как человек без кожи, и все могут видеть мои внутренности. Именно, я человек без кожи. О такой публичности я никогда не мечтал. Я просто хотел быть известным. На Арбат (а мне приходится по нему ходить, я временно живу здесь) вообще выходить мне противопоказано. На почтительном расстоянии меня всегда сопровождают почитатели. "На хер — все!" — хочется мне заорать. На Арбате есть медведь в наморднике. Его сажают на плетеный диван и заставляют фотографироваться рядом с прохожими. Я напоминаю себе этого медведя.
Уличный художник: "Дорогая звезда, давайте я Вас нарисую!" Супруги толкают супругов: "Смотри, кто идет…" Если б они знали, как живет «звезда». Каждый день проходя через Ад. Я мертвый человек. Живущий в Аду. 24 часа в сутки.
И все эти сотни, тысячи взглядов, сквозь которые я иду, как сквозь строй. Они сглазили и сглаживают меня.
* * *
Русские женщины физически бывают очень привлекательны, но морально — это отталкивающие существа, калеки. Мужчина для них враг, так или иначе, у них психология гарема, когда мужик рассматривается как источник дохода (жизни), секса, но и угнетатель. Наказывать мужика — самое распространенное занятие такой женщины.
Если она влюблена, она готова все отдать, и даже саму жизнь порой, но влюбленность ее обычно столь коротка, что ничего отдать она не успевает, взять, впрочем, успевает многое.
Будучи сам русским, свидетельствую, что русская душа (обоих полов) есть понятие негативное. Из женщин эта русская душа делает прямо проституток каких-то без удержу и смысла. Русская женщина — самый ненадежный друг и товарищ, а тем более жена, какую можно себе представить, ибо, не имея ни чувства долга, ни морали, она следует обыкновенно лишь прихоти своей плоти. Но завтра ее благосклонность переключится на другого, и она станет вашим врагом. Новый выбор ее, скорее всего, будет абсурден, русская женщина может уйти от гения к ничтожеству, от сексуального маньяка к импотенту, ибо, воспринимая мужчину как врага и соперника, она мстит, ревнует и завидует.
Американка или немка может жить и остаться с мужиком по расчету. Русская тоже может, но одна из десяти. Другое дело, что примитивные простые люди всех наций живут парами как угодно долго от недостатка энергии, необходимой для перемен, или от недостатка воображения. Я говорю здесь об активном меньшинстве женщин.
Русская женщина гордится своей ненадежностью, способностью на предательство мужчины, тем гордится, что ею якобы движет «страсть», и страсть эту — прихоть — выхваляет повсюду как высшее качество души. На деле как раз ненадежность и есть исключительно негативное качество — т. е. недостаток, порок, ущерб. Русская женщина гордится своей способностью к предательству мужчины, о, разумеется, не называя это так.
Такая женщина хочет ходить по рукам, как переходящее красное знамя. Равенство полов при советской власти изуродовало ее куда более, чем американку Америка с ее «свободами»; от христианских заповедей русская женщина ничего не унаследовала, только дети порой являются цементом, как-то скрепляющим семью. Аморальная от незнания того, что есть мораль, она соорудила себе наскоро кодекс поведения, в котором половое влечение заменяет все заповеди. "Хочу — значит, люблю, а если люблю — буду с тобой, пока люблю — вот этот нехитрый ее путеводитель по жизни, с которым ее, конечно, ожидает в жизни банальная трагедия. Крушение. Ни одна из моих бывших жен не стала счастлива, первая и вовсе повесилась, хотя все предпосылки для счастья у моих женщин были. Мой личный опыт, как видим, подтверждает очевидное: уродливо сформировавшись, ментальность русской женщины — нездоровая ментальность и требует серьезного лечения на уровне нации. Дичайшее, наибольшее в мире количество абортов, четыре миллиона в год, тоже свидетельствует не в пользу русских женщин: легкомысленные убийцы, конечно же, смотрят на мучительное освобождение от плода как на побочный продукт «страсти». А страдания при абортах, грубые и отвратительные операции эти еще более усиливают ненависть к мужчине.
* * *
Они представляют себе идеальную жизнь женщины, как в сериале «Анжелика» — то маркиза банды ангелов, то у турецкого султана, то живет с алхимиком и чародеем, то попадает в постель к королю (изнанка у Сада в "Жюстин"), т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
За день до этого, вечером, мне позвонил капитан Шурыгин и сказал испуганно (до этого мы не виделись многие месяцы): "Ты береги себя, Эд. Я тебя люблю. Прошлой ночью ты приснился мне покойником. Мертвецом. В гробу…"
Хуевые мои дела. На плече у меня черт, Шурыгин увидел меня в гробу.
* * *
Первого августа, дабы не быть вечером одному, пошел в театр «Сатирикон», он вблизи Сущевского вала, минут десять ходьбы от "Книжного обозрения". Я был с несколькими сотрудниками газеты. Перед спектаклем мы выпили шампанского в буфете. Я посидел минут двадцать и, наступая на ноги, выбрался из зала, ибо спектакль "Игра в жмурики" раздражил меня своей тенденциозной болтовней. (Двое актеров, действие происходит в морге).
На улице было желто и смутно. Ветер растрепывал обильную, безумную и рахитичную зелень. Дальнейшие события имели смутную четкость дурного сна.
Подошел по тропинкам почти к Сущевскому валу и попытался перейти на противоположную сторону оживленного шоссе. Мешали автомобили в двойном движении. Двинулся по обочине. Заметил, что на противоположной стороне, поглядывая на меня, движется мужичонка. Я перешел дорогу. Мужичонка приблизился, как бы ждал. Невысокого роста, черные брюки, свитер, поверх свитера воротник голубой рубашки. Очень загорелое лицо, светлые яркие глаза, полуседые ухоженные волосы. Косые скулы, кадык крючком. Хрящеватые уши. Можно сказать, чистенький, в меру подвыпивший рабочий. "Ты мне свистел?" — спрашивает. "Нет, ничуть".
Идет рядом со мной к Сущевскому валу и бурчит, высказывая… мои мысли: народ такой уродливый, страна оккупирована (взгляд на витрины киосков у перехода). Вдруг, заглядывая мне в лицо: "У тебя лицо, как пластиковое. Неживое. Ты как неживой". Я иду себе невозмутимо, весь в черном, вплоть до черного носового платка. Он вновь, заглядывая в лицо: "Ты мертвый, вот что". Сказано очень испуганным голосом.
Перейдя на противоположную сторону Сущевского вала, стоим у развилки улиц. Он: "Я пойду. Ты осторожно". — "А что, — улыбаюсь я, — смерть за мной скалится?" Он побледнел и, с придыханием: «Да». Жмет мне руку. "Ты мне странно знаком. Так знаком, как будто мы в одном классе учились". Он мне так знаком, как будто мы тысячелетие вместе провели в одной тюремной камере.
Иду по Сущевскому валу один. Через момент он догоняет меня. Забегает вперед. Он в панике. "Не ходи туда! Тебя сейчас убьют. За тобой идут двое. Один побежал (как бывает в снах, он употребил два варианта: «побежал» и "поехал") в объезд". Показывает рукой туда, где якобы есть параллельная валу улица. "Не ходи!" И оглядывается. Я не оглядываюсь.
Я решительно шагаю в дурном сне. Все вокруг желтое, люди куда-то исчезли, мы одни на всем земном шаре. В фильмах Антониони была, я помню, подобная атмосфера галлюцинаторного мира, где все правда и все мираж. Он бежит рядом и, как верная собачонка, заглядывает мне в лицо. Его лицо обеспокоено ужасом. Отвечаю ему на немые вопросы гримас. "Все равно когда-то убьют. Не сегодня, так завтра. Если боишься — отставай…" Он не отстает, но испуганно прибился, прилепился ко мне. И канючит: "Не ходи. Тебя убьют…"
У пересечения Сущевского вала с поперечной улицей на нас выходит высокий худой тип в голубой куртке. "Он!" — взвизгивает мой спутник и хватается за мою руку, чтобы обрести поддержку. Не доходя пяти или десяти метров до меня, тип вдруг падает на мостовую, корчится, как креветка, в зародыш и… замирает мертвым. Я размеренным шагом иду мимо. Мой спутник ненадолго нагибается над типом и вновь испуганно прилепляется ко мне. Он ошеломлен. Он: "Что же ты не остановился? Он мертвый. И почему он упал, как ты это сделал?"
"Лучи, — говорю я и выдвигаю вперед палец, как бы стреляя из него. — И на левом плече у меня шар, а за спиною смерть, ты что, не видишь?" С суеверным ужасом он торопится со мной мимо Рижского вокзала к метро по желтым улицам. Теперь страшно и мне. У метро мы прощаемся. Почему-то это он уезжает в метро, а ведь намеревался уехать я. Я же иду по проспекту Мира к одноименной станции метро, ожидая и надеясь, что, может быть, меня убьют по пути.
На следующий день, анализируя происшествие, я пришел к выводу, что прогулялся с самим Дьяволом и напугал его. Ибо он прогулялся со мной — с мертвецом. Чуть подвыпивший, празднично одетый рабочий с тронутыми сединой прядями — лишь форма; однако желтый загар ада, костяшки скул, хрящеватые уши, светлые глаза моей мамы и, главное, эта атмосфера ужаса и безлюдья, быстро нагнетенная нами, — им и мной, — выдали его. Я узнал, что я — мертвец, а он — Дьявол, и даже он убоялся меня в этом состоянии. Ибо мертвецы, разгуливающие по улицам, нагоняют ужас даже на Дьявола.
Через пару дней я рассказал эту несусветную историю ясновидящей по телефону. У меня никогда не было знакомых ясновидящих, но эту мне рекомендовали друзья. Она посоветовала мне набрать теплую ванну воды с солью, зажечь в ванной перед зеркалом свечу и смотреть, КАК будет гореть фитиль. "Фитиль должен будет коптить. Вас ведь сглазили миллионы раз. Ваши читатели и телезрители". Я поступил, как она велела. Свеча в тяжелом подсвечнике в конце концов сползла в воду, туда же нырнуло зеркало, и, даже в моем состоянии, я заулыбался. К тому же, кожу щипало, я вывалил в ванну целую пачку соли.
На следующий день ясновидящая приехала с высокой блондинкой-родственницей и, посадив меня на стул, обошла вокруг меня много раз с зажженной свечой, приближая ее то к голове, то к шее. В результате свеча страшно почернела. Ясновидящая, молодая девчонка 22-х лет, стала убеждать меня, что я должен отрешиться от Зла, в противном случае со мной произойдет то, что мне наглядно продемонстрировали Высшие силы, убив на моих глазах типа в голубой куртке мне в поучение. Таким пояснением я не удовлетворился, сказал, что менять жизнь не стану, что опять найду себе блядь-девчонку, что я сам — Добро, однако хочу разврата, буду воровать, грабить и убивать, наказывая Зло. Тогда ясновидящая почему-то неохотно сказала, что в прежней жизни я был германским рыцарем и совершил несправедливость против Н. и теперь в этой жизни я искупаю перед ней свою некогда, много веков назад, совершенную несправедливость. Я попросил ясновидящую поднатужиться и увидеть больше. "В той далекой жизни в Германии, — сказала она, — Н. была проституткой", а я, германский рыцарь, убил ее. Вот и искупаю.
Я рассказал о случившемся на Сущевском валу нескольким людям, и все они сумели объяснить историю более или менее рационально до появления типа в голубой куртке. Один высказал предположение, что тип упал и забился в эпилептическом припадке. Но в этом случае странно, что он приберег свой припадок для меня, да еще в такой обстановке сплошных совпадений, и свалился мне аккуратно под ноги.
Н. всегда знала и любила повторять, что мое имя «Эдвард» переводится со староанглийского как "вэлфи гардиан" — т. е. "богатый покровитель", «охранитель». Я охранял ее рыцарем от бед алкоголизма, нимфомании и хаоса ее души тринадцать лет. Еще «гардиан» переводится как «часовой». У меня есть книга "Убийство часового". Н. попыталась убить своего часового в июле. Разрыв произошел в доме шесть, в квартире шестьдесят шесть.
И выбор названий собственных книг неслучаен, и тем более выбор женщины-идола в хаосе тел и душ. Я верю, что я — германский рыцарь, убил проститутку за измену. А для проститутки измена не существует. Рыцарь был идеалист и безумец. Чтобы он опять и опять в каждом рождении не убивал ее, а она его не предавала, а он бы потом не искупал свою вину, она должна полюбить только рыцаря. И навеки. Тогда прекратится проклятие.
* * *
Я делился с тобой всем: едой, деньгами, жизнью, эмоциями, талантом, идеями, моей гениальностью, наконец. Ты все лениво пожирала, неблагодарная и злобная, и завистливая. Я знал, что ты меня кинешь, что не поможешь в трудный час, предашь и растопчешь. Если меня посадят когда-либо и ты припрешься на свидание (на тебя это похоже!), я откажусь с тобой встретиться. "У меня нет жены, — скажу я, — должно быть, какая-то проститутка. Гоните ее!"
* * *
Без кожи
Получасовое путешествие пешком от Арбата до площади Маяковского мучительно. У выхода на Суворовский бульвар меня засекла семья, состоящая из отца (с видеокамерой), матери, пятнадцатилетней дочери и ее подруги. Долго шли за мной и только у перехода через улицу Герцена решились заговорить. Мать самая смелая. "Мы вами восхищаемся. Можно сняться рядом с вами на память?" Я свернул в ближайший переулок и позволил снять себя с дочерьми и матерью. Отец — офицер, мать из офицерской семьи и у подруги отец тоже офицер. Т. е. мы из одного социального класса. Свои, социально близкие.
Подальше на бульваре зеленый тощий юноша, отлепившись от девушки, кланяется. "Спасибо вам, что вы есть".
Мужик лет тридцати, высокий, прошел и вернулся. "Можно автограф? Ведь вы Лимонов. Напишите: Станиславу. И дату".
Подле метро «Маяковская»: юноша и девушка стоят у стены, беседуют. Без стеснения разглядывают меня. Я перемещаюсь чуть дальше, к театру Сатиры, они тоже. Наконец, парень подходит ко мне: "Вы случайно не Лимонов?" — "Случайно да, Лимонов".
Небритый тип подходит и протягивает паспорт: "Распишитесь здесь". Не интересуясь нисколько, хочу ли я.
И я еще маскируюсь, смотрю в землю, ношу темные очки, кепи… Когда-то, безвестным эмигрантом в Нью-Йорке, я мечтал о такой славе. Ныне она приносит мне неприятности и развивает во мне паранойю. То мне кажется, что меня хотят убить, то кажется, что украсть. После одного из митингов на Театральной площади за мной таки точно охотились пять здоровенных морд. Мой верный адъютант Тарас заметил их, и втроем: я, Дугин и Тарас — мы скрылись в метро…
Я настолько известен, что мне страшно. Я этого не хотел. Я хожу по пыльному чудовищному городу, как обнаженный, как человек без кожи, и все могут видеть мои внутренности. Именно, я человек без кожи. О такой публичности я никогда не мечтал. Я просто хотел быть известным. На Арбат (а мне приходится по нему ходить, я временно живу здесь) вообще выходить мне противопоказано. На почтительном расстоянии меня всегда сопровождают почитатели. "На хер — все!" — хочется мне заорать. На Арбате есть медведь в наморднике. Его сажают на плетеный диван и заставляют фотографироваться рядом с прохожими. Я напоминаю себе этого медведя.
Уличный художник: "Дорогая звезда, давайте я Вас нарисую!" Супруги толкают супругов: "Смотри, кто идет…" Если б они знали, как живет «звезда». Каждый день проходя через Ад. Я мертвый человек. Живущий в Аду. 24 часа в сутки.
И все эти сотни, тысячи взглядов, сквозь которые я иду, как сквозь строй. Они сглазили и сглаживают меня.
* * *
Русские женщины физически бывают очень привлекательны, но морально — это отталкивающие существа, калеки. Мужчина для них враг, так или иначе, у них психология гарема, когда мужик рассматривается как источник дохода (жизни), секса, но и угнетатель. Наказывать мужика — самое распространенное занятие такой женщины.
Если она влюблена, она готова все отдать, и даже саму жизнь порой, но влюбленность ее обычно столь коротка, что ничего отдать она не успевает, взять, впрочем, успевает многое.
Будучи сам русским, свидетельствую, что русская душа (обоих полов) есть понятие негативное. Из женщин эта русская душа делает прямо проституток каких-то без удержу и смысла. Русская женщина — самый ненадежный друг и товарищ, а тем более жена, какую можно себе представить, ибо, не имея ни чувства долга, ни морали, она следует обыкновенно лишь прихоти своей плоти. Но завтра ее благосклонность переключится на другого, и она станет вашим врагом. Новый выбор ее, скорее всего, будет абсурден, русская женщина может уйти от гения к ничтожеству, от сексуального маньяка к импотенту, ибо, воспринимая мужчину как врага и соперника, она мстит, ревнует и завидует.
Американка или немка может жить и остаться с мужиком по расчету. Русская тоже может, но одна из десяти. Другое дело, что примитивные простые люди всех наций живут парами как угодно долго от недостатка энергии, необходимой для перемен, или от недостатка воображения. Я говорю здесь об активном меньшинстве женщин.
Русская женщина гордится своей ненадежностью, способностью на предательство мужчины, тем гордится, что ею якобы движет «страсть», и страсть эту — прихоть — выхваляет повсюду как высшее качество души. На деле как раз ненадежность и есть исключительно негативное качество — т. е. недостаток, порок, ущерб. Русская женщина гордится своей способностью к предательству мужчины, о, разумеется, не называя это так.
Такая женщина хочет ходить по рукам, как переходящее красное знамя. Равенство полов при советской власти изуродовало ее куда более, чем американку Америка с ее «свободами»; от христианских заповедей русская женщина ничего не унаследовала, только дети порой являются цементом, как-то скрепляющим семью. Аморальная от незнания того, что есть мораль, она соорудила себе наскоро кодекс поведения, в котором половое влечение заменяет все заповеди. "Хочу — значит, люблю, а если люблю — буду с тобой, пока люблю — вот этот нехитрый ее путеводитель по жизни, с которым ее, конечно, ожидает в жизни банальная трагедия. Крушение. Ни одна из моих бывших жен не стала счастлива, первая и вовсе повесилась, хотя все предпосылки для счастья у моих женщин были. Мой личный опыт, как видим, подтверждает очевидное: уродливо сформировавшись, ментальность русской женщины — нездоровая ментальность и требует серьезного лечения на уровне нации. Дичайшее, наибольшее в мире количество абортов, четыре миллиона в год, тоже свидетельствует не в пользу русских женщин: легкомысленные убийцы, конечно же, смотрят на мучительное освобождение от плода как на побочный продукт «страсти». А страдания при абортах, грубые и отвратительные операции эти еще более усиливают ненависть к мужчине.
* * *
Они представляют себе идеальную жизнь женщины, как в сериале «Анжелика» — то маркиза банды ангелов, то у турецкого султана, то живет с алхимиком и чародеем, то попадает в постель к королю (изнанка у Сада в "Жюстин"), т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55