https://wodolei.ru/catalog/stoleshnicy-dlya-vannoj/pod-rakovinu/
Дженкинс без досье мог сказать, кто была прабабушка Фрэнка Харрисона, и более того, прапрабабушка. «Бульдогов» проверяли год, а тех, кто работал в офисе Дженкинса, еще дополнительно проверял сам Дженкинс.
С наслаждением поглотив овсянку и овощной салат, Дженкинс, игнорируя газеты, обратился опять к видеодосье О'Руркэ. И опять пошли на него, беседуя, Дункан О'Руркэ и его сын Виктор. За ними последовали кадры, очевидно, снятые с вертолета. Квадрат «O'Rurke Demolishing Limited», маленькие траки, вертолеты, похожие сверху на увеличенные кофемолки, ангары, основное здание, флигель.
«Криминальным семьям типа семьи О'Руркэ все труднее оперировать, — зачитал голос Кэмпбэлла. — Поскольку игорные дома уже давно монополия государства, а проституция прекрасно организована и управляется мощными профсоюзами, контролируемыми нами — Департментом Демографии, в которые гангстерам невозможно проникнуть, криминальные семьи сменили тактику. Они все более обращаются непосредственно к гангстеризму, то есть к вооруженным ограблениям, похищениям с целью получить выкуп, с чего, собственно, они и начинали свою деятельность на территории Соединенных Штатов в двадцатых и тридцатых годах прошлого века, — философски заметил Кэмпбэлл. И добавил: — Только временное ослабление государственного контроля над гангстеризмом позволяло им до начала девяностых годов прошлого века активно участвовать в экономической жизни страны…»
Дженкинс поморщился. Иногда Лагерный Колокол любит ввести в досье свое историческое отступление. Нужно будет мягко объяснить ему, что назначение видеодосье — сконцентрированная до минимума информация, а не отсебятина чиновников.
Последовали короткие кадры, запечатлевшие персонажей, посетивших в последние несколько недель «O'Rurke Demolishing Limited». В течение двадцати минут перед Дженкинсом продефилировала целая галерея старых и молодых гангстеров или подозреваемых в членстве в гангстерских организациях. Их имена, аккуратно сообщаемые то Кэмпбэллом, то неизвестным Дженкинсу женским голосом, очевидно, сотрудницей архивов F.B.I., опознававшей по просьбе Кэмпбэлла бандитов, ничего Дженкинсу не говорили, их краткие биографии, зачитанные Кэмпбэллом и дамой, ничего интересного для Дженкинса в себе не содержали… Что, собственно, хотел обнаружить Дженкинс, кого — он и сам не очень себе представлял. Главный человек был на месте — Дункан О'Руркэ… Дженкинсу, может быть, нужна была связь между Дунканом и Президентом? И если он обнаружит эту связь, то что? Дженкинс налил себе минеральной воды и задумался, продолжая вглядываться в консоль, на которую мощные видеолучи из другой стены посылали двигающихся и шевелящих губами бандитов. «Тогда я смогу свалить Президента, которого я очень не люблю и который мне мешает», — спокойно признался себе Дженкинс.
Кэмпбэлл вошел в кабинет босса в восемь утра. Следуя обычной процедуре, Дженкинс выслушал свое собственное расписание на день, зачитанное ему Кэмпбэллом, и затем попросил своего секретаря присесть.
— Кто этот человек, Спэнсер? У вас нет никаких комментариев относительно его.
Дженкинс порылся в видеодосье, разрывая на экране туловища гангстеров и пейзажи Бруклина, и остановился на короткой сцене, очевидно заснятой с большого расстояния: черный полуголый человек в bulletproof жилете обыскивал высокого пожилого мужчину в сером спортивном костюме.
— Черный — Кристофэр Смиф — лейтенант О'Руркэ. Увы, босс, нам не удалось выяснить, кто обыскиваемый. В F.B.I. нет на него данных.
Следующая сцена — Виктор О'Руркэ и неизвестный стоят в глубине двора. Шевелят губами.
Дженкинс увеличил лицо неизвестного.
— В отличие от подавляющего большинства гангстеров, у этого типа интеллигентное лицо. Постарайтесь как можно быстрее определить его. Затребуйте компьютер «Си»… не мне вас учить, Кэмпбэлл… Очень может быть, что это человек, которого я ищу.
— Есть, босс. — Кэмпбэлл встал.
— И еще, Спэнсер. Старайтесь меньше философствовать, когда составляете досье, хорошо? Сделайте одолжение…
— Слушаюсь, босс.
Дженкинс вернул на видеоэкран неизвестного. Он казался странно знакомым. Через пару минут секретарь Департмента Демографии осознал, что этот тип — его двойник.
В 16 часов Спэнсер Кэмпбэлл доложил Дженкинсу, что компьютер «Си» позитивно идентифицировал неизвестного из досье О'Руркэ как Ипполита Лукьянова, 65, «S. E.», автора полицейских романов (среди прочих «Ловушка», «People's Justice Society № 1» и «People's Justice Society № 2»). Холост. Адрес: 210 Вест, 108я улица. Айдентити Ипполита Лукьянова поступило в Айдентити коллекшэн офис 2 июля. Согласно закону 316, пункт «B», Лукьянов подлежит уничтожению. Однако по неизвестным причинам не уничтожен, и местоположение его в настоящее время неизвестно.
— Как и местоположение еще десятков тысяч, — добавил Дженкинс недовольно. — Что такое «по неизвестным причинам», Кэмпбэлл?
— По правилам Отдела уничтожения, сэр, он должен был быть «изъят» сразу же после того, как ему исполнилось шестьдесят пять, после второго мая, но по каким-то причинам этого не случилось. Мое мнение, что так как этот Лукьянов — «S. E.» плюс то обстоятельство, что уже много лет он не находится в обращении, то Отделу уничтожения его существование не бросалось в глаза. То есть, сэр, так как «S. E.» Лукьянов минимально сталкивается с обществом, то он выпал из наших досье. Мы чистим информацию каждые десять лет… Отдел же уничтожения обычно работает на основании данных, поступающих с мест работы, от профессиональных организаций и т. д.
— Мне нужен этот человек, Кэмпбэлл. Соберите о нем всю информацию, какая существует. Найдите его книги. Немедленно переправьте его досье в Отдел уничтожения. Найти его и задержать. Плюс свяжитесь с людьми из Агентства Национальной Безопасности и всеми агентствами, с которыми мы кооперируемся в экстраординарных случаях.
— Есть, сэр! «Москито» готов к полету, сэр.
— О'кей. — Дженкинс взял со стола подготовленные ему Кэмпбэллом бумаги, заключенные в черной кожи портфолио с бронзовой молнией, вдруг ярко вспыхнувшей под лучом полуденного солнца, проникшего в большое окно, и встал.
Голубой легкий костюм, красный галстук, белая рубашка — Дженкинс всегда сам выбирал одежду — омолодили Секретаря Департмента Демографии.
— Увижу вас позднее, Кэмпбэлл. — Дженкинс шагнул в любезно вызванный ему Кэмпбэллом элевейтор и поощрительно улыбнулся своему секретарю.
У выхода из элевейтора к нему привычно присоединились «бульдоги». Шагнув в залитый ослепительным солнцем двор, Дженкинс пожалел, что не захватил темные очки. Дежурный офицер охраны, лейтенант Де Сантис, увидев босса, приложил два пальца к красному берету, и его люди тренированно взяли Дженкинса в растянутый движущийся овал, спинами к нему, и ощетинились автоматами «НМ-55» во внешний мир.
— Хэлло, лейтенант.
Дженкинс, держа портфолио в левой руке, быстро пересек двор, поднялся — два «бульдога» впереди, один сзади — в ожидающий его серебристо-красный «Москито» и, войдя в личный салон, закрыл за собой дверь. В 20 минут полета, требующиеся, чтобы достичь Правительственного аэропорта, Дженкинс хотел просмотреть бумаги, приготовленные ему Кэмпбэллом. С бумагами он, однако, покончил быстро. Токийская интернациональная ежегодная конференция по проблемам демографии — исключительно парадное, в сущности, бесполезное мероприятие, посему, перелистав схемы и графики Кэмпбэлла и проглядев свою собственную речь — вся речь уместилась на одной странице, — Дженкинс углубился в свои мысли.
Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school Нью-Йоркского университета, прокомментировал:
— Да, аппетит у тебя, Сол, неплохой! — круглолицый Осман зевнул.
— А что, Майкл, человек сильной воли может добиться всего в этом мире, в том числе и сделать Метрополитен-музеум своим домом, — сказал Сол, раздраженный неверием ленивого Майкла.
— Я хочу посмотреть… — Майкл зевнул опять.
Майкл погиб вместе с большей частью населения столицы Вашингтон 21 ноября 2007 года. Майклу не пришлось увидеть своего приятеля Сола Дженкинса, переселившимся в желанное здание. «Судьба удаляет свидетелей», — вздохнул Дженкинс. Безымянные миллионы, видящие строгого Секретаря Департмента Демографии на фотографиях в газетах и по TV, не знали его студентом-юристом Дженкинсом, таким же, как и еще, может быть, десятки тысяч молодых людей, обратившихся к перспективной профессии. Студентом в вельветовых брюках и полосатой спортивной рубашке миллионы его не знали. Они не могут сравнить мизерное начало Дженкинса и его сегодняшнее могущество. Майкл мог увидеть расстояние от пункта «A» до Метрополитен-музеум и открыть рот. Но Майкла нет… Постепенно все, кто мог открыть рот, умерли. Давно ушли в мир иной родители Дженкинса, соученики по колледжу. Кое-кто из них, несомненно, отправился на тот свет благодаря проведенному Дженкинсом через сенат закону 316, пункт «B». Увы, старение — процесс неизбежный и позорный для человеческого существа. До гипертрофированного развития медицины, какового развития Дженкинс не одобрял, человеческие существа не доживали до преклонного возраста. Медицина же нарушила нормальный процесс… и вот человек…
Дженкинс потерял нить мысли. Под вертолетом внизу был сине-стального цвета океан, они перелетали в штат Нью-Джерси. «Скоро и я должен буду уйти, — сказал себе Дженкинс. — Я износился. Семьдесят три года — это много. Даже для мужчины из клана Дженкинсов. Но перед тем как уйти, я хочу убедиться, что эта страна и после моей смерти будет управляема твердыми руками и ясной головой». Том Бакли Джуниор не обладает ни тем, ни другим. И все же, по всей вероятности, он опять станет Президентом Соединенных Штатов. Две трети дряхлой Республиканской партии уже поддержали его, и, вне всякого сомнения, республиканская конвенция в августе назовет его своим кандидатом. Последнее, чего желал бы Дженкинс Соединенным Штатам, — это второго президентства Тома Бакли. Бакли должен уйти. И Дженкинс поможет ему в этом.
В ресторане «Здоровье» на 29й улице, между Бродвеем и Пятой авеню, сидя напротив неопрятного толстяка с красным хмурым лицом, Лукьянов с жадностью поглотил десятиунцевый стейк и салат. Только вылизав содержимое пластиковой салатной чашки кусками хлеба, Лукьянов поднял голову от стола и позволил себе посмотреть вокруг. Вокруг всеми возможными цветами резал лукьяновские глаза пластиковый рай. Сеть ресторанов «Здоровье» опутала Америку в последние десяток лет. Заключив выгодные контракты с главным работодателем страны — Государством, рестораны кормили каждый день все четыре смены «youth workers», санитарных помощников и великое множество другой организованной рабочей силы. Посетители платили «Здоровью» специальными зелеными карточками «Food stamps», которыми их работодатель — Государство выплачивало «youth workers» ежемесячную заработную плату. «Здоровье» обходилось «youth workers» недорого, качество пищи было вполне сносное, и потому зеленые фасады ресторанов «Здоровье» встречались теперь в Нью-Йорке через каждые сто метров.
В десять утра 4 июля не многие пластиковые стулья «Здоровья» были заняты. На дальней стене горела гигантская TV-консоль — показывали парад в честь Дня независимости.
— Идешь на парад? — глухо спросил толстяк Лукьянова и кивнул в сторону TV-стены. Толстяк многозначительно уставился на Лукьянова. — Завидую вам, «S. E.». Всегда свободны. — Лукьянов постарался дружелюбно улыбнуться толстяку, но счел за лучшее не ответить. — По голове-то кто тебе дал? Хорошо приложились… — забормотал толстяк, и Лукьянов понял, что это только прелюдия.
— Оставь меня в покое, толстый человек, если не хочешь иметь больших неудобств. — Лукьянов отвернул с груди черный пиджак и обнажил приколотый к рубашке красный значок. На красном фоне золотыми буквами значилось: «Департмент Демографии. Агент». Круглый значок дал ему Тэйлор.
— Это не big deal, старый Лук, — сказал лейтенант, найдя наконец значок в ящике «лендровера», — но лучше, чем ничего. Старайся особенно не выставлять его и никогда не показывай самим дэмам, но на городских жандармов и мелкие полиции «Агент Департмента Демографии» действует безотказно. Я иногда даю такие значки своим девочкам…»
— Извини, я принял тебя за одного из недобитых… Извини… Извини… — Толстый встал и, подхватив свой чек, быстро ушел к кассе, колыхая необъятным задом в просторных несвежих джинсах.
Лукьянов даже не очень обрадовался тому, что значок сработал. Он хотел спать. Спать было негде. TV вдруг заскрежетал, и звук заполнил ресторан. «Идут наши самоотверженные «youth workers» 18й Трудовой Бригады, — объявил диктор, и трубы и литавры заколотили по барабанным перепонкам Лукьянова. — Вся Парк-авеню залита синим — синие джинсы, синие рубашки — в цвет неба нашей Великой Америки одета сегодня ее трудовая молодежь… Впереди с отточенным долгими тренировками искусством, манипулируя батонами, также в синих юбках и блузках, гарцуют юные мажоретки. Красивая и здоровая Юность Америки гордо шагает сейчас по Парк-авеню». Бравурный марш «youth workers» — случайно Лукьянову пришлось познакомиться с его автором Джефри Ноландом — ударил по забинтованной голове Лукьянова, и в голове что-то запульсировало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
С наслаждением поглотив овсянку и овощной салат, Дженкинс, игнорируя газеты, обратился опять к видеодосье О'Руркэ. И опять пошли на него, беседуя, Дункан О'Руркэ и его сын Виктор. За ними последовали кадры, очевидно, снятые с вертолета. Квадрат «O'Rurke Demolishing Limited», маленькие траки, вертолеты, похожие сверху на увеличенные кофемолки, ангары, основное здание, флигель.
«Криминальным семьям типа семьи О'Руркэ все труднее оперировать, — зачитал голос Кэмпбэлла. — Поскольку игорные дома уже давно монополия государства, а проституция прекрасно организована и управляется мощными профсоюзами, контролируемыми нами — Департментом Демографии, в которые гангстерам невозможно проникнуть, криминальные семьи сменили тактику. Они все более обращаются непосредственно к гангстеризму, то есть к вооруженным ограблениям, похищениям с целью получить выкуп, с чего, собственно, они и начинали свою деятельность на территории Соединенных Штатов в двадцатых и тридцатых годах прошлого века, — философски заметил Кэмпбэлл. И добавил: — Только временное ослабление государственного контроля над гангстеризмом позволяло им до начала девяностых годов прошлого века активно участвовать в экономической жизни страны…»
Дженкинс поморщился. Иногда Лагерный Колокол любит ввести в досье свое историческое отступление. Нужно будет мягко объяснить ему, что назначение видеодосье — сконцентрированная до минимума информация, а не отсебятина чиновников.
Последовали короткие кадры, запечатлевшие персонажей, посетивших в последние несколько недель «O'Rurke Demolishing Limited». В течение двадцати минут перед Дженкинсом продефилировала целая галерея старых и молодых гангстеров или подозреваемых в членстве в гангстерских организациях. Их имена, аккуратно сообщаемые то Кэмпбэллом, то неизвестным Дженкинсу женским голосом, очевидно, сотрудницей архивов F.B.I., опознававшей по просьбе Кэмпбэлла бандитов, ничего Дженкинсу не говорили, их краткие биографии, зачитанные Кэмпбэллом и дамой, ничего интересного для Дженкинса в себе не содержали… Что, собственно, хотел обнаружить Дженкинс, кого — он и сам не очень себе представлял. Главный человек был на месте — Дункан О'Руркэ… Дженкинсу, может быть, нужна была связь между Дунканом и Президентом? И если он обнаружит эту связь, то что? Дженкинс налил себе минеральной воды и задумался, продолжая вглядываться в консоль, на которую мощные видеолучи из другой стены посылали двигающихся и шевелящих губами бандитов. «Тогда я смогу свалить Президента, которого я очень не люблю и который мне мешает», — спокойно признался себе Дженкинс.
Кэмпбэлл вошел в кабинет босса в восемь утра. Следуя обычной процедуре, Дженкинс выслушал свое собственное расписание на день, зачитанное ему Кэмпбэллом, и затем попросил своего секретаря присесть.
— Кто этот человек, Спэнсер? У вас нет никаких комментариев относительно его.
Дженкинс порылся в видеодосье, разрывая на экране туловища гангстеров и пейзажи Бруклина, и остановился на короткой сцене, очевидно заснятой с большого расстояния: черный полуголый человек в bulletproof жилете обыскивал высокого пожилого мужчину в сером спортивном костюме.
— Черный — Кристофэр Смиф — лейтенант О'Руркэ. Увы, босс, нам не удалось выяснить, кто обыскиваемый. В F.B.I. нет на него данных.
Следующая сцена — Виктор О'Руркэ и неизвестный стоят в глубине двора. Шевелят губами.
Дженкинс увеличил лицо неизвестного.
— В отличие от подавляющего большинства гангстеров, у этого типа интеллигентное лицо. Постарайтесь как можно быстрее определить его. Затребуйте компьютер «Си»… не мне вас учить, Кэмпбэлл… Очень может быть, что это человек, которого я ищу.
— Есть, босс. — Кэмпбэлл встал.
— И еще, Спэнсер. Старайтесь меньше философствовать, когда составляете досье, хорошо? Сделайте одолжение…
— Слушаюсь, босс.
Дженкинс вернул на видеоэкран неизвестного. Он казался странно знакомым. Через пару минут секретарь Департмента Демографии осознал, что этот тип — его двойник.
В 16 часов Спэнсер Кэмпбэлл доложил Дженкинсу, что компьютер «Си» позитивно идентифицировал неизвестного из досье О'Руркэ как Ипполита Лукьянова, 65, «S. E.», автора полицейских романов (среди прочих «Ловушка», «People's Justice Society № 1» и «People's Justice Society № 2»). Холост. Адрес: 210 Вест, 108я улица. Айдентити Ипполита Лукьянова поступило в Айдентити коллекшэн офис 2 июля. Согласно закону 316, пункт «B», Лукьянов подлежит уничтожению. Однако по неизвестным причинам не уничтожен, и местоположение его в настоящее время неизвестно.
— Как и местоположение еще десятков тысяч, — добавил Дженкинс недовольно. — Что такое «по неизвестным причинам», Кэмпбэлл?
— По правилам Отдела уничтожения, сэр, он должен был быть «изъят» сразу же после того, как ему исполнилось шестьдесят пять, после второго мая, но по каким-то причинам этого не случилось. Мое мнение, что так как этот Лукьянов — «S. E.» плюс то обстоятельство, что уже много лет он не находится в обращении, то Отделу уничтожения его существование не бросалось в глаза. То есть, сэр, так как «S. E.» Лукьянов минимально сталкивается с обществом, то он выпал из наших досье. Мы чистим информацию каждые десять лет… Отдел же уничтожения обычно работает на основании данных, поступающих с мест работы, от профессиональных организаций и т. д.
— Мне нужен этот человек, Кэмпбэлл. Соберите о нем всю информацию, какая существует. Найдите его книги. Немедленно переправьте его досье в Отдел уничтожения. Найти его и задержать. Плюс свяжитесь с людьми из Агентства Национальной Безопасности и всеми агентствами, с которыми мы кооперируемся в экстраординарных случаях.
— Есть, сэр! «Москито» готов к полету, сэр.
— О'кей. — Дженкинс взял со стола подготовленные ему Кэмпбэллом бумаги, заключенные в черной кожи портфолио с бронзовой молнией, вдруг ярко вспыхнувшей под лучом полуденного солнца, проникшего в большое окно, и встал.
Голубой легкий костюм, красный галстук, белая рубашка — Дженкинс всегда сам выбирал одежду — омолодили Секретаря Департмента Демографии.
— Увижу вас позднее, Кэмпбэлл. — Дженкинс шагнул в любезно вызванный ему Кэмпбэллом элевейтор и поощрительно улыбнулся своему секретарю.
У выхода из элевейтора к нему привычно присоединились «бульдоги». Шагнув в залитый ослепительным солнцем двор, Дженкинс пожалел, что не захватил темные очки. Дежурный офицер охраны, лейтенант Де Сантис, увидев босса, приложил два пальца к красному берету, и его люди тренированно взяли Дженкинса в растянутый движущийся овал, спинами к нему, и ощетинились автоматами «НМ-55» во внешний мир.
— Хэлло, лейтенант.
Дженкинс, держа портфолио в левой руке, быстро пересек двор, поднялся — два «бульдога» впереди, один сзади — в ожидающий его серебристо-красный «Москито» и, войдя в личный салон, закрыл за собой дверь. В 20 минут полета, требующиеся, чтобы достичь Правительственного аэропорта, Дженкинс хотел просмотреть бумаги, приготовленные ему Кэмпбэллом. С бумагами он, однако, покончил быстро. Токийская интернациональная ежегодная конференция по проблемам демографии — исключительно парадное, в сущности, бесполезное мероприятие, посему, перелистав схемы и графики Кэмпбэлла и проглядев свою собственную речь — вся речь уместилась на одной странице, — Дженкинс углубился в свои мысли.
Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school Нью-Йоркского университета, прокомментировал:
— Да, аппетит у тебя, Сол, неплохой! — круглолицый Осман зевнул.
— А что, Майкл, человек сильной воли может добиться всего в этом мире, в том числе и сделать Метрополитен-музеум своим домом, — сказал Сол, раздраженный неверием ленивого Майкла.
— Я хочу посмотреть… — Майкл зевнул опять.
Майкл погиб вместе с большей частью населения столицы Вашингтон 21 ноября 2007 года. Майклу не пришлось увидеть своего приятеля Сола Дженкинса, переселившимся в желанное здание. «Судьба удаляет свидетелей», — вздохнул Дженкинс. Безымянные миллионы, видящие строгого Секретаря Департмента Демографии на фотографиях в газетах и по TV, не знали его студентом-юристом Дженкинсом, таким же, как и еще, может быть, десятки тысяч молодых людей, обратившихся к перспективной профессии. Студентом в вельветовых брюках и полосатой спортивной рубашке миллионы его не знали. Они не могут сравнить мизерное начало Дженкинса и его сегодняшнее могущество. Майкл мог увидеть расстояние от пункта «A» до Метрополитен-музеум и открыть рот. Но Майкла нет… Постепенно все, кто мог открыть рот, умерли. Давно ушли в мир иной родители Дженкинса, соученики по колледжу. Кое-кто из них, несомненно, отправился на тот свет благодаря проведенному Дженкинсом через сенат закону 316, пункт «B». Увы, старение — процесс неизбежный и позорный для человеческого существа. До гипертрофированного развития медицины, какового развития Дженкинс не одобрял, человеческие существа не доживали до преклонного возраста. Медицина же нарушила нормальный процесс… и вот человек…
Дженкинс потерял нить мысли. Под вертолетом внизу был сине-стального цвета океан, они перелетали в штат Нью-Джерси. «Скоро и я должен буду уйти, — сказал себе Дженкинс. — Я износился. Семьдесят три года — это много. Даже для мужчины из клана Дженкинсов. Но перед тем как уйти, я хочу убедиться, что эта страна и после моей смерти будет управляема твердыми руками и ясной головой». Том Бакли Джуниор не обладает ни тем, ни другим. И все же, по всей вероятности, он опять станет Президентом Соединенных Штатов. Две трети дряхлой Республиканской партии уже поддержали его, и, вне всякого сомнения, республиканская конвенция в августе назовет его своим кандидатом. Последнее, чего желал бы Дженкинс Соединенным Штатам, — это второго президентства Тома Бакли. Бакли должен уйти. И Дженкинс поможет ему в этом.
В ресторане «Здоровье» на 29й улице, между Бродвеем и Пятой авеню, сидя напротив неопрятного толстяка с красным хмурым лицом, Лукьянов с жадностью поглотил десятиунцевый стейк и салат. Только вылизав содержимое пластиковой салатной чашки кусками хлеба, Лукьянов поднял голову от стола и позволил себе посмотреть вокруг. Вокруг всеми возможными цветами резал лукьяновские глаза пластиковый рай. Сеть ресторанов «Здоровье» опутала Америку в последние десяток лет. Заключив выгодные контракты с главным работодателем страны — Государством, рестораны кормили каждый день все четыре смены «youth workers», санитарных помощников и великое множество другой организованной рабочей силы. Посетители платили «Здоровью» специальными зелеными карточками «Food stamps», которыми их работодатель — Государство выплачивало «youth workers» ежемесячную заработную плату. «Здоровье» обходилось «youth workers» недорого, качество пищи было вполне сносное, и потому зеленые фасады ресторанов «Здоровье» встречались теперь в Нью-Йорке через каждые сто метров.
В десять утра 4 июля не многие пластиковые стулья «Здоровья» были заняты. На дальней стене горела гигантская TV-консоль — показывали парад в честь Дня независимости.
— Идешь на парад? — глухо спросил толстяк Лукьянова и кивнул в сторону TV-стены. Толстяк многозначительно уставился на Лукьянова. — Завидую вам, «S. E.». Всегда свободны. — Лукьянов постарался дружелюбно улыбнуться толстяку, но счел за лучшее не ответить. — По голове-то кто тебе дал? Хорошо приложились… — забормотал толстяк, и Лукьянов понял, что это только прелюдия.
— Оставь меня в покое, толстый человек, если не хочешь иметь больших неудобств. — Лукьянов отвернул с груди черный пиджак и обнажил приколотый к рубашке красный значок. На красном фоне золотыми буквами значилось: «Департмент Демографии. Агент». Круглый значок дал ему Тэйлор.
— Это не big deal, старый Лук, — сказал лейтенант, найдя наконец значок в ящике «лендровера», — но лучше, чем ничего. Старайся особенно не выставлять его и никогда не показывай самим дэмам, но на городских жандармов и мелкие полиции «Агент Департмента Демографии» действует безотказно. Я иногда даю такие значки своим девочкам…»
— Извини, я принял тебя за одного из недобитых… Извини… Извини… — Толстый встал и, подхватив свой чек, быстро ушел к кассе, колыхая необъятным задом в просторных несвежих джинсах.
Лукьянов даже не очень обрадовался тому, что значок сработал. Он хотел спать. Спать было негде. TV вдруг заскрежетал, и звук заполнил ресторан. «Идут наши самоотверженные «youth workers» 18й Трудовой Бригады, — объявил диктор, и трубы и литавры заколотили по барабанным перепонкам Лукьянова. — Вся Парк-авеню залита синим — синие джинсы, синие рубашки — в цвет неба нашей Великой Америки одета сегодня ее трудовая молодежь… Впереди с отточенным долгими тренировками искусством, манипулируя батонами, также в синих юбках и блузках, гарцуют юные мажоретки. Красивая и здоровая Юность Америки гордо шагает сейчас по Парк-авеню». Бравурный марш «youth workers» — случайно Лукьянову пришлось познакомиться с его автором Джефри Ноландом — ударил по забинтованной голове Лукьянова, и в голове что-то запульсировало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32