Фленн обнаружил, что ничего хорошего из этого не выходит, и снова затих, только непроизвольно протянул руки, когда до него не долетела веревка, которую второй раз бросил Завотл.– Мне становится страшно, капитан! – Хотя Фленн кричал, его голос казался слабым, потому что растворялся в окружающем просторе. – Вы должны меня вытащить!– Мы тебя вытащим! У нас еще… – Толлер не закончил фразу. Он собирался заверить Фленна, что времени еще полно, но побоялся, что его голосу не хватит убедительности. Уже было видно, что Фленн не просто падает мимо гондолы, но, в соответствии с непреложными физическими законами, набирает скорость. Ускорение, сперва ничтожное, накапливалось и становилось смертельным…Рилломайнер тронул Толлера за плечо.– В пушку ничего не войдет, капитан, но я связал два стеклянных шнура и привязал к ним вот это. – Он показал большой молоток из бракки. – Я думаю, до него долетит.– Молодец. – Толлер оценил, что в экстренной ситуации механик все же преодолел боязнь высоты, и отодвинулся, чтобы позволить ему бросить самому. Рилломайнер привязал конец шнура к перилам, примерился и швырнул молоток в пространство.Толлер сразу заметил ошибку Рилломайнера. Тот прицелился слишком высоко, по привычке ожидая, что брошенный предмет будет лететь, снижаясь под действием своего веса. Но в условиях почти нулевой гравитации вышло иначе. Молоток потащил за собой стеклянный шнур и застыл в нескольких мучительных ярдах над Фленном. Фленн ожил, замахал как мельница руками, но тщетно, дотянуться он не мог. Рилломайнер покачал шнур, пытаясь сместить молоток вниз, но только подтянул его к кораблю.– Так не годится, – рявкнул Толлер. – Быстро втяни и кидай снова, прямо в него. – Он старался подавить растущую панику и отчаяние. Фленн теперь опустился заметно ниже гондолы, добросить молоток становилось все труднее, да и угол делался менее удобным для точного броска. Фленну отчаянно требовалось подобраться ближе к кораблю, но это было невозможно, если только… если только…Знакомый голос зазвучал в голове у Толлера: «Действие и противодействие, – говорил Лейн, – это универсальный принцип…»– Фленн, у тебя есть шанс приблизиться! – прокричал Толлер. – Швырни карбла от корабля, тогда ты поплывешь к нам. Швырни его как можно сильнее!– Я не могу, капитан!– Это приказ! – заорал Толлер. – Немедленно бросай карбла! Время на исходе!Фленн медлил, экипаж стоял в тягостном ожидании. Наконец Фленн стал возиться с одеждой на груди. Солнце освещало его снизу, пока он медленно вытаскивал пушистого зверька в зеленую полоску.– Шевелись! Ну же, быстрее! Ты можешь погибнуть! – в отчаянии вопил Толлер.– Я уже погиб, капитан, – покорно произнес Фленн. – Но отвезите домой Тинни. – Неожиданно он широко размахнулся, и карбл поплыл к кораблю, а техник, кувыркаясь, полетел прочь. Но карбл летел слишком низко. Застыв, Толлер смотрел, как испуганное животное, мяукая и царапая воздух, скрылось под гондолой, его желтые глазки как будто сверлили Толлера. Фленн отплыл немного, потом, разведя руки и ноги, застыл в позе утопленника. Он дрейфовал вниз лицом в невидимом океане и смотрел на раскинувшийся в тысячах миль под ним Верхний Мир, который принял Фленна в свои гравитационные объятия.– Глупый лилипут. – Рилломайнер, всхлипнув, снова швырнул молоток. Он не долетел. Застывший Фленн продолжал опускаться все быстрее.– Возможно, он будет падать целый день, – прошептал Завотл. – Только подумать… целый день… падая… Не знаю, будет ли он еще жив, когда ударится о землю.– У меня есть о чем подумать и кроме этого, – отрезал Толлер. Не в силах смотреть, как Фленн исчезает из виду, он отвернулся от борта гондолы.По инструкции в случае гибели члена экипажа или повреждения корабля требовалось прервать полет.Никто не мог предвидеть, что из-за, казалось бы, пустякового случая в камбузе возникнут такие осложнения. Но Толлер все равно чувствовал себя ответственным, и неизвестно еще, что решат администраторы ЭЭНК.– Врубай реактивную тягу, – сказал он Рилломайнеру. – Мы возвращаемся. Часть IIIОБЛАСТЬ НЕВЕДОМОГО Глава 16 Пещера находилась в склоне скалистой горы, и многочисленные выступы, расщелины и колючие кусты затрудняли дорогу животному и человеку.Лейн Маракайн позволил синерогу самому выбирать путь и лишь иногда пришпоривал его по направлению к оранжевому флагу, отмечавшему вход в пещеру. Чуть поотстав, ехали четверо верховых солдат личной охраны, обязательной для каждого офицера ЭЭНК; их голоса сливались с прерывистым жужжанием насекомых. Недавно прошла малая ночь, и высокое солнце припекало землю, окутывая горизонт дрожащим пурпурным покрывалом горячего воздуха.Лейн ощущал необычное душевное спокойствие. Он радовался случаю забраться подальше от базы небесных кораблей и не думать о планетном кризисе и межпланетных путешествиях. Десять дней назад из испытательного полета преждевременно возвратился Толлер, и Лейна вовлекли в тягостный круговорот совещаний, консультаций и долгой переработки полученных данных. Одна из фракций в администрации ЭЭНК настаивала на втором испытательном полете с посадкой на Верхний Мир и полным картографированием центрального континента. В нормальных условиях Лейн согласился бы, но ситуация на Колкорроне стремительно ухудшалась, и это подавляло все прочие соображения…«Производственную задачу» – постройку тысячи небесных кораблей – выполнили даже с некоторым запасом благодаря целеустремленной жестокости принцев Леддравора и Чаккела.Для королевского семейства и аристократов Колкоррона выделили пятьдесят кораблей; эти люди полетят малыми группами в относительной роскоши, хотя все равно далеко не все благородные решили стать мигрантами.Еще двести кораблей предназначили для перевозки грузов: птицы, скота, семян, оружия, основных машин и материалов; еще сотню – для военного персонала.Остальные шестьсот пятьдесят кораблей с сокращенным до двух человек экипажем могли перевезти на Верхний Мир почти двенадцать тысяч простолюдинов.На ранней стадии великого предприятия король Прад издал декрет о том, что люди переселяются на чисто добровольной основе, что количество мужчин и женщин должно быть равным и что определенная часть мест резервируется за мужчинами, владеющими ключевыми специальностями.Довольно долго практичные колкорронцы отказывались принимать всерьез это предложение и рассматривали его как забавную королевскую прихоть, над которой следует подшучивать в тавернах. Тех немногих, кто подал заявки, презирали; казалось, что людей придется загонять в небесные корабли силой.Прад заранее знал, что вся армия будет в деле и больших сил он собрать не сможет, поэтому предпочел выжидать. Птертовая чума, голод, быстрое разрушение общественного порядка выдвинули свои аргументы, и – несмотря на проклятие церкви – реестр добровольных эмигрантов начал разбухать. Но все-таки колкорронцы считали такой выход слишком радикальным, и консервативное население было убеждено, что любые лишения и опасности на Мире лучше, чем неизбежная гибель в чуждой голубой бесконечности неба.Затем пришло сообщение, что небесный корабль ЭЭНК прошел более половины пути до Верхнего Мира и вернулся невредимым. После этого все оставшиеся места в эмиграционном флоте были распределены очень быстро. Обладателей ордеров по-прежнему ругали, но теперь из зависти. Общественное мнение изменилось, и многие из тех, кто отвергал саму идею полета на планету-сестру, начали считать себя жертвами дискриминации. Даже большинство обывателей, слишком апатичных, чтобы переживать по поводу общеисторических вопросов, роптали при рассказах о фургонах, загруженных дефицитными припасами, исчезающих во вратах базы небесных кораблей…В этой обстановке Лейн доказывал, что испытательный полет достиг цели, поскольку он удачно выполнил переворот и прошел среднюю точку. Спуск на Верхний Мир должен оказаться делом спокойным и предсказуемым; а Завотл представил вполне хорошие рисунки центрального континента, который наблюдал в бинокль. Из них следовало, что на континенте мало гор и других особенностей рельефа, могущих помешать безопасной посадке.Даже члена команды потеряли при обстоятельствах, послуживших ценным уроком: в условиях невесомости нельзя стряпать.Лейн заключил, что командира корабля следует поздравить – он хорошо справился со своей уникально сложной миссией, а само переселение надо начинать в ближайшее время.Мнение Лейна приняли.Первая эскадрилья, в основном со строительными рабочими и солдатами, должна была отправиться 80-го числа 2630 года.До него оставалось всего шесть дней, и, пока синерог Лейна выбирал путь к пещере вверх по склону, ученый думал, что удивительно вяло реагирует на перспективу полета. Если все пойдет по плану, они с Джесаллой полетят на корабле десятой эскадрильи, которая – с учетом плохой погоды и действий птерты – должна покинуть планету через каких-то двадцать дней. Почему же его так мало трогает близость предстоящего путешествия, величайшего события в жизни, потрясающих перспектив, открывающихся перед нацией, самого дерзкого предприятия в истории человечества?Может, он настолько робок, что боится даже думать о нем? Или все увеличивающаяся трещина в отношениях с Джесаллой – не признанная, но постоянно присутствующая, – лишает его эмоциональной и духовной опоры? Или это у него, всегда гордившегося своим интеллектом, просто не хватает воображения?Синерог обошел уступ, и Лейн увидел пещеру. Поток вопросов и сомнений отодвинулся в сторону. Довольный передышкой ученый спешился и подождал солдат. Капельки пота покрывали лица охранников, скрытые кожаными шлемами. Солдаты беспокойно озирали дикое место.– Подождете меня здесь, – сказал Лейн дородному сержанту. – Где вы разместите наблюдателей?Лучи солнца падали почти отвесно, обводя пылающим ободком диск Верхнего Мира; сержант заслонил глаза.– На вершине холма, сэр. Отсюда им будет видно пять-шесть других наблюдательных постов.– Хорошо. Я иду в пещеру и не хочу, чтобы меня беспокоили. Зовите меня только при птертовой тревоге.– Да, сэр.Пока сержант спешивался и размещал людей, Лейн открыл навьюченные на синерога корзины и достал четыре масляных фонаря. Он зажег фитили линзой, поднял фонари за стеклянные шнуры и внес в пещеру. Вход был низким и узким – не шире одностворчатой двери. На мгновение воздух показался даже теплее, чем снаружи, затем Лейн шагнул в прохладный сумрак, а стены расступились и образовали просторное помещение. Лейн установил фонари на грязном полу и стал дожидаться, когда глаза привыкнут к скупому освещению.Пещеру недавно, в этом году, открыл геодезист. Он обходил гору в поисках мест для наблюдательных постов.То ли из чистого энтузиазма, то ли желая испробовать прославленное радушие магистра Гло, геодезист отправился на Зеленую Гору и представил описание поразительного содержимого пещеры. Вскоре это сообщение дошло до Лейна, и он решил осмотреть пещеру, как только выкроит время. Сейчас, окруженный образами прошлого, он понял, что неспроста пришел в это темное место. Он обращался к прошлому Мира и отворачивался от будущего на Верхнем Мире, признавая, что ничто в переселенческом полете и в жизни после него его не привлекает…Наконец глаза привыкли, и ученый смог рассмотреть картины на стенах. Они в беспорядке изображали разные сцены. Похоже, что сначала рисовали на самых больших и гладких поверхностях, а следующие поколения художников заполнили промежутки фрагментарными рисунками, искусно включая в орнамент естественные пустоты и трещины.В результате получился настоящий лабиринт, где взгляд блуждал, не в силах остановиться, по изображениям полуобнаженных охотников, семейных групп, стилизованных деревьев бракки, демонов, кухонных горшков, цветов, человеческих скелетов, младенцев, сосущих молоко, геометрических фигур, рыб, змей, всяких артефактов и загадочных символов. В некоторых случаях основные линии выдолбили в скале и заполнили смолой, так что изображения навязчиво выпирали из стены; кое-где, наоборот, существовала некая пространственная неопределенность, где форму человека или зверя обозначали только оттенки цвета. Красители по большей части сохранили яркость там, где требовалось, и сдержанность, где художник желал быть нежным, но кое-где время усложнило и без того запутанную картину пятнами сырости и порослью грибов.Лейна, как никогда, захватило ощущение неразрывности веков.Базовый тезис колкорронской религии гласил, что Мир и Верхний Мир существуют вечно и почти не меняются со временем, служа двумя полюсами непрерывного изменения человеческой души. Четыре века назад церковь воевала с Битианской ересью, гласившей, что в награду за добродетельную жизнь на одной планете личность после реинкарнации на другой получит более высокое положение. Основное недовольство церкви вызывала идея прогресса, то есть изменения, которая противоречила утверждению, что нынешний порядок существует вечно и неизменно. Оказывается, Лейн с легкостью верил, что вселенная всегда была такой, как сейчас, но даже на малом отрезке человеческой истории появились признаки перемен, и вот прошлое преподносит наглядные доказательства!Он не знал, как оценить возраст пещерной живописи, но интуитивно чувствовал – тысячелетия, а не столетия. Рисунки доказывали, что когда-то люди жили в других условиях, чем сейчас, думали иначе и делили планету с животными, которых больше нет. Лейн ощутил внезапный прилив возбуждения и подумал, что здесь, в этих рисунках, и заключается тот единственный материал, над которым можно работать всю жизнь. Он мог бы дополнить и расширить свои познания о мире, изучая прошлое, – образ жизни гораздо более естественный для ученого и более достойный, чем бегство на другую планету.А может, еще не поздно? – эта мысль, хотя и не вполне серьезная, будто усилила холод пещеры. Ученый вздрогнул и втянул голову в плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39