— Господи помилуй, Тереска! — сдавленно вскрикнула она.Тереска молча схватила горшок с молоком, выскочила из кухни и галопом помчалась к себе наверх. Спотыкаясь и расплёскивая молоко, она вскоре исчезла с глаз.Пани Марта попыталась собраться с мыслями. Очень уж озадачивало поведение дочери, как и тот факт, что каким-то чудом, не сходя сверху, она вдруг оказалась внизу. Что делать, бежать следом или попробовать оправдаться за неё перед чужими людьми? Но как, если ей и самой ничего не понятно?— Вы уж извините, пожалуйста, — беспомощно пролепетала пани Марта. — Не знаю, что это с ней… Молодёжь сейчас…— Меня уже ничем не удивишь, — с каменным спокойствием изрёк участковый. — Я с ними все время вожусь.— Может, она все-таки спустится…— Не спустится, — убеждённо заявил Янушек. — Она, кажется, заболела. У неё что-то страшное с лицом. По-моему, чёрная оспа.— Детка, что ты мелешь! — забеспокоилась бабушка. — Какая оспа, это кухонная тряпка. Наверное, она вытащила её из грязной посуды. Надо пойти поглядеть.— Я бы не советовал, — предупредил умудрённый опытом участковый. — Лучше подождать.— А сколько ждать-го?!Тереска тем временем успела опорожнить на себя горшок молока, смыв заодно яичные струпья с волос и ушей. Потом убрала следы своих косметических манипуляций с умывальника, ванной, с халата и с пола. От объяснений было решено категорически отказаться. Напоследок она оглядела себя в зеркало, надеясь увидеть благотворные результаты своих стараний.Если бы кожа у неё была старая и увядшая, возможно, результаты и сказались бы. Но молодое, пышущее румянцем лицо свежее, чем оно есть, уже не сделаешь. Никаких таких перемен не заметив, Тереска сошла вниз, кипя от злости…Спустя полчаса к дому Шпульки подъехала милицейская машина. Шпульку безжалостно вырвали из объятий сна и подняли с кровати. Ссылки на головную боль не помогли, Тереска была неумолима — Если из меня сделали посмешище, то и ты должна получить свою долю, — сурово и с какой-то горечью заявила она. — Непонятно откуда, но они пронюхали о наших бандитах, а этот Скшетуский, оказывается, милиционер. Давай разберёмся с этим делом и больше не будем забивать себе голову.— Господи помилуй, какой ещё Скшетуский? — ошеломлённо спросила Шпулька, которой как раз снился загадочный субъект, странная помесь Робин Гуда с Арсеном Люпеном, и она не была уверена, не продолжение ли это сна.— Тот, на которого мы наткнулись, ну помнишь, который сбежал от нас. Ты не заметила, что он похож на Скшетуского? В том эпизоде, когда он схлестнулся с заарканенным Хмельницким? Ну ладно, хватит болтать, пошли!В отделении милиции к подругам отнеслись со всей серьёзностью, и обе сразу же почувствовали себя важными персонами. Участковый, бессменно проработавший здесь много лет, вдоль и поперёк изучил не только свой район, но и окрестные. Услышанное не подходило ни к одному из его подопечных, и он выспрашивал малейшие подробности. Кшиштоф Цегна заразил его своей въедливостью.Подруги обстоятельно описали трех подозрительных типов, неоднократно воспроизвели подслушанный разговор. С сожалением признали, что никаких особых примет, которые позволили бы опознать загадочную троицу по описанию, не запомнили.— У него волосатая спина, — после долгих размышлений сообщила Шпулька.— У которого?— У того, с лопатой.— Гм… Под одеждой не видно, а голыми люди по улицам не разгуливают.— У того в галстуке тупая физиономия, — неуверенно добавила Тереска.— Тоже толку мало. Пришлось бы хватать каждого второго..По поводу роста также ничего определённого не выяснили, учитывая, что стоял только один, а остальные двое сидели. Некомплектная одежда затрудняла описание гардероба. Участковый все больше мрачнел.— На сколько, говорите, они назначили преступление?— На два часа. Думаю, ночи, раз они упоминали, что люди будут спать.— Понятно. А место никак больше не угочняли?— Нет. Возле парка — и все.— Ага. Говорили, машиной?— Машиной.— Ну что ж… Значит, единственная зацепка — участок.К огромному неудовольствию подруг, было решено, что завтра чуть свет, перед началом уроков, где-то в полседьмого, они проводят милиционеров к подозрительному участку, а те уже сами установят личности хозяина и гостей. Желательно соблюдать осторожность, чтобы не вспугнуть их, поэтому утренние часы предпочтительнее.Подруги в один голос заявили, что никаким другим путём, кроме того, который ими уже опробован, они не доберутся, и стояли на своём насмерть. В результате рано утром, в половине седьмого, двум представителям закона пришлось перелезть вслед за ними через наглухо закрытые ворота на задах огородов. Участковый пытался, правда, справиться с замком, но тот заржавел и никакой отмычке не поддавался. А о ключе участковый расспрашивать не хотел, чтобы не поползли лишние слухи.— Это здесь, — сказала Тереска, останавливаясь на аллейке.— Ты что! — запротестовала Шпулька. — Это там!— Да нет же! Здесь! Вот стол, а тут он копал.— А вот и нет! Стол стоит вон там, а тут сидел тот, в фартуке.— Но дорога-то шла мимо, поперёк!— Верно. Вон она идёт — поперёк.— Вы уж договоритесь между собой, милые дамы, — приуныл участковый. — Не разбираться же нам со всеми хозяевами участков.Но до «милых дам» подружкам оказалось далеко. Каждая с пеной у рта доказывала своё, и дело выглядело безнадёжным, потому что оба подозрительных участка, удалённые, кстати, друг от друга на несколько десятков метров, были похожи, как две капли воды. На каждом стоял стол, рядом — скамейка, у скамейки росло большое дерево, а посередине земля была свежевскопанной.Разъяснительная работа, вчера и сегодня проведённая со свидетельницами Кшиштофом Цегной, дала свои плоды. Обе лезли из кожи вон, стараясь помочь следствию и предупредить преступление, но пользы от их горячности было мало. В конце концов участковый решил проверить оба участка, вернее, их хозяев. Возможно, тут простое недоразумение, а возможно, и след какой-то крупной афёры. Участковый предпочитал быть в курсе того, что творится во вверенных ему владениях, а тут ещё Кшиштоф Цегна настырно толкал его на немедленные действия. Если и впрямь запахнет чем-то неладным, надо будет устроить очную ставку свидетелей с подозреваемыми.— Слушай… — В раздумье сказала Шпулька, когда они с Тереской задолго до звонка подходили к школе. — Мы с тобой полные кретинки.— Возможно, — согласилась Тереска. — А в чем дело?— Сад-то у нас под носом! Когда я вчера пробиралась домой, то заметила там в одном месте что-то вроде питомника. Ещё подумала: так вот же они, саженцы! Зачем искать где-то у черта на куличках, у незнакомых садоводов, когда есть знакомый?— Один, даже знакомый, нас не спасёт. Сколько там саженцев? Тысяча? Да хоть и тысяча, всех он нам не отдаст. Сегодня сходим к нему, а потом придётся ехать к тем. Да, слушай, хорошо бы взять у него и другие адреса, а то по тем, что нам дали, нас может ждать засада.Шпулька прямо вросла в землю.— Что ты мелешь? Какая засада?— Но ведь они ничего о нас не знают. Не шли за нами — стало быть, не знают, ни из какой мы школы, ни где живём. Если решили нас убить, то постараются застать по тем адресам. Пошли, долго ты будешь изображать статую?— О Господи! — взмолилась Шпулька. — За что мне такое наказание? Таких приключений мне ни за какие саженцы не нужно, знать бы, сломала бы вчера ногу! Это тебя тянет на насыщенную жизнь, мне и обыкновенная сойдёт!— Ещё не поздно, ногу всегда можно сломать. Да не переживай, ничего страшного пока ещё не случилось. А этот Скшетуский — очень даже ничего, и дело говорит.— Может, и дело, — неохотно согласилась Шпулька. — У Скшетуского должна быть чёрная борода… Только я в эти игры не играю, живи своей интересной жизнью без меня!Тереска и впрямь с младенческих, можно сказать, лет, с тех пор, как научилась читать, а быть может, и раньше, страстно мечтала об интересной жизни. Жизнь налаженная, размеренная, спокойная казалась ей застоем и болотом.Сразу же после уроков она отправлялась по всяким дачным и садоводческим хозяйствам, разбросанным по городским окраинам. Затем она переключалась на репетиторство, а набралось ни много ни мало по шесть уроков на неделе. Жуткая трата времени, хотя в денежном смысле отнюдь не пустопорожняя.Далее на очереди стояли гимнастика и всякие косметические процедуры: расчёсывание массажной щёткой волос, вращение глазами, питательные маски и прочее, и прочее. Поздним вечером она вместе со Шпулькой отправлялась за выпрошенными саженцами. В довершение всего пошли домашние задания, учёба требовала своё. Все вместе совершенно не предоставляло возможности страдать по Богусю.Доставка деревьев сознательно была отодвинута на самые поздние часы, под покров темноты. Понятно было, что если Богусь придёт, то не позже восьми, а значит, после восьми можно отлучаться из дома со спокойной душой. Таким образом, все складывалось более-менее удачно.В куче всякого хлама у Шпульки отыскались музейной древности санки. Её отец смастерил их ещё в последнюю военную зиму, чтобы возить на них картошку. Не найдя ничего подходящего, он пустил на них овальную дубовую столешницу, слегка подровняв её с двух сторон Санки получились вместительные, метр на метр двадцать, а полозья к ним были позаимствованы от какой-то телеги, а может, и кареты. По просьбе Шпульки её старший брат Зигмунт приделал к этому монстру вместо полозьев колёса от старого детского велосипеда. В целом монстр выглядел весьма впечатляюще. Спереди у него имелся ремень, за который можно было тащить, а сзади торчала дугообразная, намертво прибитая железная скоба, за которую можно было толкать. Гружёный вязанкой саженцев, монстр производил на прохожих неизгладимое впечатление.— Мы похожи на старьёвщиков, — кисло морщилась Шпулька.Внешний вид Тереску волновал мало, но афишировать себя средь бела дня не хотелось. Не хватало ещё попасться на глаза Богусю! Прошлый раз она себя уже так скомпрометировала, что повторение будет иметь необратимые последствия.Спустя три дня пани Марта впала в нешуточную панику. Поначалу она склонялась к мысли, что пани Мендлевская ошиблась. Тереска не относилась к подросткам, отравляющим родителям жизнь, и ничего пугающего прежде за нею не замечалось. Теперь же она с подозрительной регулярностью исчезала из дому после восьми и возвращалась лишь в одиннадцатом часу, тут же уединяясь в своей комнате и явно избегая разговоров с родителями. Вид у неё при этом был настораживающе изнурённый.На четвёртый день пани Марта услышала краем уха разговор своих детей, от которого у неё волосы на голове встали дыбом.— Этот доктор с Жолибожа оказался порядочным человеком, — сказала Тереска брату, начищающему всю обувь скопом на ступеньках у кухонной двери. — Денег не вымогал, удалось с ним договориться. Не будь свиньёй, одолжи велосипед.— Тележка, как у рикши, лучше, — недовольно ответил Янушек. — Одна может везти другую. А вообще обе вы наивные дурочки. Через неделю вам кранты.— Сам ты глупый и наивный. Я тебе что, рожу этого рикшу? Чужие люди, и те сочувствуют несчастным малюткам, а ты как чурбан бесчувственный!— Меня ваши подкидыши не интересуют. Ты влипла, ты и выкручивайся.Больше пани Марта ничего не услышала, потому что Тереска сбежала по ступенькам с твёрдым намерением влепить брату подзатыльник, и уже схватила для крепости удара обувную щётку. Янушек от удара уклонился, но беседа приобрела слишком бурный характер, чтобы можно было что-то понять.— Дети, не надо драться, — автоматически сказала пани Марта и ушла на кухню с тяжёлым сердцем.Дело казалось ей крайне деликатным, и непонятно было, как к нему подступиться. Тереска избегала её и уклонялась от объяснений, ссылаясь на нехватку времени. Вообще девочка она правдивая, не будет ни лгать, ни отпираться. Зато упрямства в ней хватает с избытком, замкнётся в себе — и клещами ничего из неё не вытянешь. В последнее время её просто не узнать, единственная возможность — выяснить что-нибудь через Янушека.Янушек уже лежал в кровати, когда пани Марта заглянула к нему в клетушку — якобы проверить состояние его носков.— Зачем вам рикша? — как можно равнодушней спросила она, заглядывая на полку с носками.Янушек, опершись на локоть, с тревогой наблюдал за матерью. Как бы она не обнаружила кусок жестянки из-под мазута, который он припас для изготовления бомбы и не успел отмыть. Соседство жестянки с одеждой могло не понравиться матери.— Что? — удивился он. — Какой рикша?— Мне послышалось, что вы с Тереской разговаривали о каком-то рикше и велосипеде. Зачем он вам?— А! Это не мне, а Тереске. Мне он не нужен.— А ей зачем?— Для транспортировки.— Чего?Янушек откинулся на подушку и подложил руки под голову, на какое-то время позабыв о банке.— Они сбрендили, — пренебрежительно изрёк он. — Таскают по всему воеводству саженцы.Пани Марта как раз добралась до смятой грязной жестянки, спрятанной под рубахами и свитерами, но даже не обратила на неё внимания.— Какие саженцы?— Фруктовые. У них там в школе чокнулись. Велели раздобыть миллионы саженцев и высадить где-то там сад. Вот они и мотаются по пригородам, клянчат у кого ни попадя саженцы и свозят в школу. Пешком, через весь город. Представляешь? Рикша бы им не помешал.У пани Марты прямо камень с сердца свалился, от облегчения даже в жар бросило. Она сразу потеряла интерес к носкам и быстренько запихнула их обратно на полку.— А какое отношение к саженцам имеют подкидыши? — осторожно спросила она.— Они этот сад для сирот сажают. Тереска все мне ими глаза колет. На жалость давит, думает, что расчувствуюсь и дам свой велосипед. Фиг им, я его только починил, а они мне его опять сломают. Пусть и не надеются, а надо — пускай грузовики наймут.— А ты случайно не знаешь, почему они занимаются этим по вечерам?— А когда ещё? Я бы на их месте тоже в темноте возил, чтоб никто не видел. Только людей смешат с этим столом на колёсах. Как их ещё для кинохроники не сняли! Сущий цирк!Пани Марта решила, что узнала достаточно. На всякий случай надо, конечно, поговорить с Тереской, но теперь уже понятно, что к чему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32