Поначалу она пыталась уговорить меня поселиться с ними, но мой протест по силе можно было сравнить разве что с циклоном, и она оставила меня в покое. А я осталась в лагере. Думаю, осталась бы и в клетке с голодными тиграми, лишь бы не жить с матерью и тёткой.Итак, лагерь благополучно разбили без меня, море было под носом, наконец можно не только искупаться, но и вымыться, что из-за косметической масочки было для меня особенно необходимо. Вдвоём с Янкой влезли мы в море, пытаясь как следует намылиться мылом, которое очень неохотно мылилось в солёной воде. Зато море было тёплым, как суп, с небольшими волночками.Скомпрометированная своим бездельем по приезде, я с шести часов на следующий день начала вкалывать. Растолкала девчонок и повела их на зарядку. Труднее всего было растолкать себя, поспать я всегда любила. Затем с трудом добудилась Янки, а остальные в нашей палатке встали добровольно. И вообще Янка доставляла мне больше всего хлопот. Сначала я с трудом поднимала её с постели, для меня уже это было неплохой зарядкой, зато на зарядку потом она выходила уже совсем проснувшейся, и даже разминки не требовалось. Но тут Янка деморализовала всю мою команду, ибо энергичные движения руками, которых я добивалась, в её исполнении напоминали вялое отмахивание от мух. Затем мы завтракали, приводили палатку в порядок и приступали к главному — занятиям художественной самодеятельностью. Люпину молодёжь обожала, пан Здислав был восхитителен, все мы с энтузиазмом занимались танцами и пением. Поскольку лагерь с самого начала был нацелен на художественную самодеятельность, для поездки в него отбирались девочки и мальчики, отличавшиеся какими-либо талантами. Съехались со всей Силезии, из самых отдалённых городков и весей.Танцевать я умела, прекрасно знала все фигуры польки, мазурки, краковяка и оберка, сказалось многолетнее общение с Люциной. Странно, как меня не заметил Сыгетинский? Руководитель и организатор знаменитого в то время народного ансамбля песни и танца «Мазовше».

И тут надо отдать должное Янке, она целиком и полностью компенсировала на репетициях утренние упущения на зарядке. Она танцевала в первой паре, партнёром её был Збышек (тот самый вампир). Сколько мы с ним намучились! Народные танцы он отплясывал гениально, в первой паре был непревзойдённым, но вот обучить его танцевать вальс, танго или хотя бы свинг оказалось совершенно невозможным. А ведь оберек тоже был на раз-два-три, но он выходил блестяще, вальс же никак не получался.— Слушай! — измученными голосами объясняли мы парню. — Ведь это то же самое, только немного медленней!Нет, не получалось, блестящий танцор превращался в форменного пня с парализованными нижними конечностями. Зато как он отплясывал мазурку! Фантастика! Ему бы только контуш и карабелю! Старопольский шляхтетский кафтан и кривая сабля.

Вскоре после приезда вечером мы организовали на пляже первый костёр. Сначала попели немного, потом послышались просьбы. «Франек, сыграй!» Девятнадцатилетний Франек, деревенский парень из силезской деревни, был главным аккордеонистом нашего лагеря. Играл он охотно. Вот и сейчас откликнулся:— Что сыграть?— "Венгерскую рапсодию", — закричало несколько голосов.Я похолодела. При всей своей немузыкальности «Венгерскую рапсодию» Листа я знала и очень любила, умела оценить действительно хорошее исполнение, и мне совсем не хотелось услышать её теперь в исполнении деревенского парня, к тому же на аккордеоне. Пусть бы играл себе народные песенки. Эх, испортит настроение… Хотелось встать и попросить сыграть что-нибудь другое, не выдержу, если при мне запорет любимое произведение.Не решилась, осталась сидеть, а Франек заиграл. КАК заиграл! Я онемела от восторга, сыгранная им на аккордеоне рапсодия звучала так, словно её исполнял симфонический оркестр. Уже через два года Франек играл в составе Большого оркестра Польского радио в Катовицах. Не помню фамилии Франека, не знаю, что с ним было потом, возможно, сейчас он играет где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке.Пение у нас было поставлено превосходно, пан Здислав оказался специалистом своего дела. Уже через неделю мы начали давать бесплатные концерты, на которые сходилось окрестное население. И отдыхающие из близлежащих деревень и курортов. Мы не ограничились танцами и пением, энергии в нас было хоть отбавляй. Решили давать представления. Тут уж первую скрипку играла я, потому что мне поручили текст от автора. Столько раз я произносила рифмованный текст, что до сих пор помню отрывки этого шедевра.Я выходила на просцениум, становилась лицом к публике, к сцене задом и с выражением начинала декламировать. За моей спиной разворачивалось действие, пантомима, актёры не произносили ни слова, все их действия комментировала я. Итак, я выходила и начинала; Высоко в горах над кручей Замок высился могучий На вершине скал. В сей обители дворянской Жил спесивый гранд испанский, Много ел и спал. Ага, и пил. А у гранда была дочь, Что росла и день и ночь, Все росла, росла, росла, Подросла и расцвела. Дальше немного форма подзабылась, но содержание я помню. В один прекрасный день, в отсутствие гранда в замок прибыл некий молодой человек. Естественно, молодые люди так друг друга полюбили, что о гранде позабыли, но тот напомнил о себе. Застав нахального молодого человека на месте преступления, он вскричал: Берегись, пришелец дерзкий! И за свой поступок мерзкий Кровью ты ответишь мне! Начался поединок между грандом и молодым дворянином. Вдруг ужасный крик — Дева пала вмиг! Что же произошло? Сражаясь друг с другом, рыцари допустили неосторожность. А как шпагами взмахнули — Деву бедную проткнули, Нанеся удары смело Сквозь её младое тело. Так погибли все трое. Эпилог заканчивался сообщением, что до сего дня над руинами старинного замка кружат три привидения.Редко мне случалось так смеяться, как во время этого представления. И не только мне. Величайшим своим достижением мы сочли конфуз, приключившийся на нашем представлении с одним взрослым парнем. Завывая от смеха и сгорая от стыда, он бросился в прибрежные заросли, а за ним тянулась мокрая дорожка. Никто не смеялся потом над парнем, никто злого слова ему не сказал, напротив, мы сочли это адекватной оценкой нашего гениального спектакля.Гранда играл низкорослый паренёк, со всех сторон обложенный подушками, а молодого человека — высокий тощий парень с торчащими коленками и локтями, чем-то напоминавший мне Раздрыгу из Лонска. У парня были огромные, совершенно круглые глаза и потрясающие способности комика. Из-за него я чуть было не сорвала представление.Стою я, значит, лицом к зрительному залу на краешке сцены и декламирую свой текст. О том же, что происходит на сцене, узнаю по звукам. Гранд сопит и шваркает троном, дочь растёт, вздыхая и охая (изображалось это следующим образом: она сначала сидит на корточках посередине сцены за занавеской, которую растягивают перед ней две девушки, и постепенно поднимается, высовываясь над занавеской, потом взбирается на табуретку, достигая почти двухметрового роста), молодой человек прибывает, топая и бренча, поднимает шум; гранд застаёт преступную пару, впадает в ярость и жестами вызывает дерзкого на поединок, после чего раздаётся жуткий звон холодного оружия из дерева.Итак, после моих слов: «Берегись, пришелец дерзкий» и т. д. я ожидала звона клинков, а у меня за спиной царила мёртвая тишина. Зато в «зрительном зале» начал постепенно нарастать какой-то глухой шум. Прежде чем зрители принялись выть и стонать от смеха, я обернулась и узрела сцену, которую трудно описать.Костлявый претендент на руку грандувны, с глазами как два чёрных блюдца, трясясь от страха на полусогнутых тощих ножках, громко лязгая зубами, медленно описывал по сцене круг, а впавший в ярость гранд с выражением величайшего презрения на лице колол его своим деревянным клинком в оттопыренную часть тела.К счастью, зрители уже валились от смеха со скамеек, что дало мне время, отсмеявшись, взять себя в руки и благополучно дочитать текст. Грандувна слетела с табуретки, битва закончилась, на три неподвижных тела набросили покрывала, и, путаясь в них, три героя, уже в виде призраков, покинули сцену.Не стану описывать других постановок, но уверяю, они были не хуже, причём героинь и всяких королевских дочек обычно играла некая Эва, совершенно очаровательная пятнадцатилетняя идиотка, природная глупость которой никак не сказывалась на исполняемых ею образах. Красавцев королевичей играл Збышек. Однажды он даже раздобыл белого коня, на котором прибывал в королевский замок. Взял покрашенный в белый цвет железный шест и привязал к нему свой башмак. Развернувшись на сцене, он так заехал своей конягой мне по ноге, что я неделю хромала.Костюмы и реквизит мы изготовляли сами, проявляя недюжинную изобретательность. Рыцарские доспехи, например, склеили из серебряной бумаги, а волосы принцессе сделали из морской травы.Однажды мы дали представление специально для воинских частей, размещавшихся поблизости, и следует признать, что солдаты были очень благодарными зрителями. Все, как один, плакали от смеха.Когда закончилось наше пребывание в Мельне и лагерь отбывал в Катовицы, нас провожало не только все Мельно и жители окрестностей, но, думаю, все польское побережье Балтийского моря. Последний спектакль мы уже устроили на перроне вокзала. «Прощайте, дорогие» пели с нами вместе собравшиеся, некоторые даже со слезами на глазах, теперь уже не от смеха.Кормили нас в лагере великолепно, это именно там кухарка так прекрасно готовила молодую капусту, которую я позже пыталась приготовить собственными силами и о которой писала в "Версии про запас ". И ещё. Именно в том лагере я первый раз в жизни пошла на романтическое ночное свидание со своим воздыхателем. Ночь, море, луна… Воздыхателем и дополнительным объектом к морю и луне был парень, выведенный мною впоследствии в образе Богуся в «Жизни как жизнь». Он только что получил аттестат зрелости и собирался учиться на врача. Настоящее его имя было Стефан. Романтическое свидание оказалось нарушено самым грубым прозаическим образом. В те времена морское побережье охраняли наши пограничники, и ночной патруль засёк нас, когда мы со Стефаном целовались в плетёной кабинке. К поцелуям я уже относилась не так, как год назад. Вдруг вблизи заскрипел песок под чьими-то ногами. При мысли, что это может быть мать или Люцина, мне стало плохо, поэтому, увидев пограничника, я готова была броситься ему на шею. Молодой пограничник проявил понимание, не стал особенно свирепствовать, только погнал нас с пляжа. Тем не менее весть о моем нарушении правил поведения каким-то образом разошлась по лагерю, и звеньевая сделала мне замечание, что меня вовсе не огорчило. Я знала — она просто завидовала мне. Стефана я не сразу потеряла из виду, потом он исчез с горизонта, кажется, теперь стал известным профессором. Если хочет, пусть узнает себя. Плавал он замечательно, тут уж я ему отчаянно завидовала.Это в те дни я услышала очень оригинальный комплимент. С каким-то парнем мы плыли в байдарке, я гребла, он сидел сзади.— Красиво у тебя лопатки ходят! — в полном восторге сказал он.Честно говоря, в лагере я выглядела как чучело, найти во мне что-либо красивое было нелегко. Хорошо, хоть лопатки… ( А сразу после каникул…) А сразу после каникул я совершила непростительную глупость — раз в жизни поступила разумно. Простить себе этого не могу! Уже в сентябре, после начала учебного года, в Катовицах устроили большой костёр, вроде как неофициальное завершение того самого летнего лагеря. Нас пригласили на него, а денег у меня не было. Ещё не начались занятия, поэтому я не могла заработать, давая уроки отстающим ученикам, как это делала в предыдущие годы. К тому же надо было отпрашиваться из школы на целых три дня, не знаю почему мне показалось это нежелательным в начале последнего школьного года, ну я и решила проявить благоразумие и отказаться от поездки, хотя поехать очень хотелось.Долго потом я не могла простить себе такой глупости, тем более когда выяснилось, что расходы на поездку собиралась оплатить Люцина, так что отпадало главное препятствие, но узнала я об этом поздно.А на костре было чудесно! Уже на перроне коленопреклонённый Збышек вручил Лильке букет цветов, все спрашивали обо мне и Янке, некому было вести конферанс и вообще я безвозвратно потеряла возможность ещё раз окунуться в волны счастья.И тогда я дала себе страшную клятву: в жизни больше не буду руководствоваться рассудком. Кажется мне, эту клятву я сдержала… ( Последний год учёбы в школе…) Последний год учёбы в школе отличался событиями личного характера, но о них я намерена поговорить в следующем томе своих мемуаров. Нет, не подумайте чего, я вовсе не настроена увильнуть, напротив, с каким-то мазохистским наслаждением собираюсь подробно развернуть эту тему, просто она достаточно протяженна и было бы ошибкой разбивать её на куски. Войдёт она в мою автобиографию и потянется за мной уже на всю жизнь, как пыль за солдатским строем. Возможно, для кое-кого она даже окажется и поучительной, по принципу: учитесь на чужих ошибках, всех своих все равно не успеете совершить.Пока же мне хотелось бы покончить с детством, а я вижу, что в этом важнейшем периоде человеческой жизни я упустила несколько весьма существенных моментов. Например, рыбу.Просто чудо, что однажды я за какого-то карпа не расплатилась собственной жизнью. Предупреждаю, сейчас забегу вперёд.Всем известно, как трудно было достать рыбу к Рождеству, долгие годы это составляло проблему. Изощрялись кто как мог: раздобывали рыбу по блату, крали из пруда в Лазенках, прибегали ко всевозможным фортелям, а преимущественно отстаивали длиннющие хвосты в магазинах. Лично я стояла раза два, зато по нескольку часов, а в основном это делала Люцина. Во-первых, она обожала рыбу, во-вторых, обожала вносить в мрачную угрюмость очередей разнообразие и веселье, что ей неоднократно удавалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37