Села на скамью. Поблизости за кустами двое мужиков чинили мотоцикл, Роберт заприметил их мгновенно. Отправился туда и принял участие в ремонте, по ходу дела задавая вопросы. Я сидела затаившись, как мышь под метлой, признаться боялась, что живу на свете, — пусть хоть чуть-чуть пострадает кто-нибудь ещё.Через час мужики не выдержали.— А где твоя мама? — умоляюще осведомились они.— Да вон там сидит…Привели они его и тоже задали вопрос.— И как вы, пани, только выдерживаете? Ведь это какой-то вечный двигатель!— Да я и не выдерживаю, поэтому обрадовалась, когда он на вас переключился. Хоть минуту отдохнуть…Да, я прекрасно понимала учительниц. Директор посоветовал отдать Роберта в профучилище, на гимназию Рейгана и рассчитывать нечего, Рейтан рядом, и школа их предупредит, Роберта не примут ни под каким видом. Профучилище я сочла идиотизмом, ум следует развивать, а не губить понапрасну, память у моего подлеца была фотографическая, большие чертёжные способности и умелые руки, страсть к механике, и, конечно, пихать его в профессию без дальнейшего образования — просто впустую растратить способности.Пиротехническими пристрастиями Роберт тоже не пренебрёг. Непрестанно что-то изобретал, изготовлял, однажды это что-то взорвалось на лестнице. Я очень радовалась — меня не оказалось дома, соседи учинили страшный скандал Войтеку, неосмотрительно выглянувшему на лестницу из-за мощного грохота. От одного изобретения была очень большая польза. Клопы, хоть с ними велась постоянная борьба, приходили с визитом от соседей снизу через вентиляцию, боролись мы с ними в поте чела, но безрезультатно. Ликвидировал милых насекомых Роберт. Бросил в вентиляционный канал своё изобретение, поджёг, рвануло так, что на крыше развалилась труба. Клопы почему-то исчезли раз и навсегда, как ножом отрезало.С отчаяния я попробовала задействовать отца моих детей. После длительного периода dйsintйressement Незаинтересованность, равнодушие {франц.).

он перевёл свою психику на другой регистр и охотно подключился. Он был женат уже в третий раз, с женой я познакомилась — красивая, умная, симпатичная женщина, поняла сразу суть дела, у неё у самой был сын от первого брака, поддержала идею насчёт консультаций Роберта с папашей. Общими силами решили отправить ребёнка в строительный техникум, у меня руки опустились, и отреклась я от собственных взглядов.И подумать только, сейчас мой младший сын ввязался в биржевое маклерство! Боже милостивый!..Вскоре после возвращения из Дании я пережила престранную неприятность, смысла её не уразумела, как это свидетельствовало о моем уме, уточнять не стану.Разумеется, ко мне привязался финансовый отдел. Откуда машина. Я предвидела такую возможность, побунтовала немного ещё в Дании, но предусмотрительно привезла всевозможные справки о заработках и оплаченных налогах, намереваясь все оформить разом. Удивилась только одному, почему интересуются горбунком?— В чем дело, почему придираются ко мне, а не к тебе? — допрашивала я Войтека. — Ведь горбунок твой, ты его привёз, и таможенный досмотр был на тебя, откуда же я?Пробормотал что-то невразумительное, не разбери-поймёшь, в финансовый отдел отказался идти наотрез. Вытащила я его силой. Уступил, сидел тихонько в уголке, будто вовсе его и нету, а я доказывала, что не занималась кражами по универмагам и не продавала государственных тайн, а честно заработанных денег мне хватило на два автомобиля. Приняли мои объяснения, но беседа протекала странно, разговаривали как ёж с ужом, я ничего не поняла. Должны были спрашивать про «опель», при чем тут горбунок, к черту, и почему с горбунком не возник Войтек? Я попыталась спросить, он посоветовал не морочить голову. Оставила его в покое, и мы ушли из финансового отдела — в этом месте вовсе не хотелось провести остаток жизни.В летний отпуск собрались по народным демократам, сначала на Залещики, через Румынию в Болгарию, Болгарию решили пересечь до Рильского монастыря и вернуться через Венгрию и Чехословакию. Раз уж собрались, хотелось увидеть как можно больше.В Болгарии я решительно отказалась от отведённого нам «Интуристом» помещения — крепкий и стойкий запах чеснока физически не могла выдержать. Мы отыскали себе домик на самом краю Созопола, где почти не пахло, ванная выглядела вполне культурно, а хозяйка производила впечатление не только симпатичной, но и чистоплотной. Небольшой двор перед домом затеняла пергола из винограда, вьющегося по решётке, образовалась прелестная зелёная крыша.В нескольких километрах к югу от Созопола мы открыли чудный пляж, огромный, идеально чистый, красивый и безлюдный — живой души не было. Удивилась я такой первозданности, пока не испытала её на собственной шкуре. Полетела, выкупалась, разлеглась на песке.Оказался вовсе не песок. Шесть километров пляжа толстым слоем усыпали измельчённые раковинки. Прилипало это к коже накрепко, треклятых дробинок не смывала никакая губка, никакая щётка не брала, приходилось их сдирать пальцами или отскребать ножом, причём каждую крупинку отдельно, а прилипали они, будто впаивались, и через две недели на мне все ещё красовались остатки эксперимента. От пляжа, однако, я не отказалась, только уселась на надувном матрасе, а увести меня отсюда уже нельзя было никакими силами, и все из-за раковинок. На базаре в рядах продавались бусы, материал для которых добывался отсюда в неограниченных количествах, я впала в безумие и решила сама создавать такие произведения, только ещё красивее. Собирала маленькие целые раковинки, дырявила их датской портновской булавкой и каблуком пляжных туфель, если раковина ломалась, материала под рукой хоть отбавляй, в итоге создала несколько ниток бус, одну длиной метра в три. Войтек мог заниматься чем угодно. Меня всецело поглотили раковинки.В Болгарии получила развитие и эпопея с уборными. Конечно же, я была потрясена уборными в Дании, даже самыми непритязательными, не говоря уже о гостиницах высшей категории, где в туалетах благоухало цветами и звучала тихая музыка. Добил меня Лангеланн с Русалочкой Андерсена. Отправилась я к Русалочке, под конец прогулки начала искать туалет. В Дании туалеты повсюду. В густой зелени заметила сперва керамическую крышу, потом выглянул прелестный домик, чуть ли не вилла, грустно подумалось, уж уборная-то наверняка не здесь, подошла — именно таки уборная. Эта вилла в парке — всего лишь санитарное сооружение.Обслуживающего персонала в домике не было видно, а в помещении так идеально чисто — садись на пол и с аппетитом ешь обед. Проблема уборных незаметно угнездилась во мне и начала пускать побеги.В Болгарии — да, ванна, элегантный унитаз. Но в первый же день хозяйка попросила нас не бросать в унитаз туалетную бумагу, потому как засоряется. Советского Союза я тогда ещё не знала и потому не поняла, о чем говорит болгарка. А что же, Господи помилуй, делать с туалетной бумагой?.. Использованной?!!!.. Спрятать в сумочку и забрать с собой?!..Нет, бросить в мусорную корзинку. Господи спаси! Я недоверчиво осмотрелась, пощупала туалетную бумагу, вроде нормальная, в воде расползётся, о засоре и говорить нечего. За две недели ни разу не исполнила просьбу, не по злобе, просто машинально, привычка, и ничего не засорилось, до самого конца все функционировало нормально. Маленький уголок мозга зафиксировал эту несообразность.В дальнейшем путешествие разнообразили лишь мелочи. В Будапеште на острове Святой Маргерит мы у какого-то шведа свистнули ниппель с колёса. Наш пропал без вести ещё в Варшаве, купить невозможно, поехали без ниппеля, на острове Святой Маргерит горбунок шведа стоял искушающе рядом, мы решили доукомплектоваться за счёт шведа. Кражу осуществлял Войтек, я торчала на стрёме. Угрызений совести мы не испытывали, primo, швед купит капсюль у себя без проблем, secundo, капсюль дешёвый. Мы бы охотно оставили ему деньги, да не было нужной валюты.Вот уж поистине краденое пользы не приносит, в Польше ниппель опять слетел где-то в ржаном поле. Войтек искал его долго из уважения к преступлению, но не нашёл, а позже обнаружилось — одна лапка в золотнике деформировалась и не держит.В Бухаресте мы умудрились потерять машину. Поставили её где-то в старой части города и, не взглянув на название улицы, отправились осматривать город пешком. Разыскали наш транспорт лишь через четыре часа, причём последний час Войтек искал один, я уже отреклась от имущества, твёрдо убеждённая — моя жизнь стоит больше, чем подержанная машина. Меня хватило лишь на то, чтобы сидеть в тени и стараться не испустить дух.В Братиславе познакомилась наконец с двумя чудесными женщинами — Хилдой Холиновой и Ханой Лерховой, переводившими на словацкий мои первые книги. За переводы получила много денег и спустила в народной демократии весь свой гонорар, обменивать на злотые не имело никакого смысла. В Праге пошла покупать туфли, поэтому натянула чулки. В подъёме стопы была царапина меньше булавочной головки, я и не заметила её, а когда вернулась из города и сняла чулки, кровь брызнула в потолок — с чулком сорвала микроскопический кусочек кожи с ранки. В полном недоумении я сидела и держала ногу в ванне под холодной водой, а Войтек подкупал горничную, чтобы не доносила о совершённом преступлении. Позже узнали: в то лето в Чехословакии свирепствовала тропическая жара и давление вытворяло странные штучки.Жарища не спадала все время, люди изнемогали, как выглядел таможенный досмотр, просто не помню, и почему всегда жалуются на таможню? По пути мы выкупались в реке, возможно в Дунае, чуть полегчало. Двинувшись дальше на свой манер, Войтек наткнулся в лесу на пенёк. Повреждений вроде никаких.— Ладно, — констатировала я. — Всего лишь пенёк. В такую погоду можно и в дерево врезаться.— Ты права, меня так и подмывало протаранить весь этот лесок.Ни на одной границе ни разу не потребовали открыть багажник. Никого не интересовали наши вещи. Открыть багажник попытались мы сами уже в Варшаве, тогда и выяснилось, пенёк таки своё дело сделал, что-то перекосилось, багажник открыли только на станции техобслуживания.А теперь я снова переставлю очерёдность событий, просто мне как раз вспомнилось: моё новогоднее невезение несколько изменило характер.На Новый год мы собрались в Казимеж, в Дом Союза польских архитекторов, сразу после моего возвращения, то есть явно перед летним отпуском. В тот самый Новый год у меня был шифоновый шарф, купленный в Копенгагене, значит, точно вернулась из Дании, ибо после второго возвращения уже никаких Новых годов с Войтеком не встречала.Все белым-бело от снега, погода прекрасная, но непонятно по какой каверзной причине у меня разболелась голова. В висках стучало, а болеутоляющие порошки забыла. С каждой минутой боль усиливалась, в Казимеже посмотрела на себя в зеркало: сине-зеленое страшилище, с чёрными кругами под глазами, морда жуткая — уродина — ясное дело, Новый год! Новый год просто не мог упустить случая и, как всегда, учинил мне пакость. Полетела за медпомощью, в гостиничной аптечке получила два порошка. Сожрала оба, немного выждала и приступила к активным действиям — меня ожидало нелёгкое соперничество.Вместе с нами ехали знакомые муж и жена, — Зося. Во избежание недоразумения поясняю: было две Зоси. Даже три, но третья появилась значительно позже, и сейчас она моя невестка. Из первых двух одна — любимая подруга Алиции и мать Павла, фигурирует в нескольких моих книгах, а вторая — жена приятеля моего первого мужа, удерживала позицию моей многолетней соперницы. Именно эта Зося приехала в Казимеж и намеревалась затмить меня красотой и нарядом, о чем я узнала случайно. И вот я едва не уступила ей без борьбы из-за проклятой головы. Порошки подействовали, голова прошла, я энергично принялась за работу. Продолжалось это почти три часа, но эффекта добилась внушительного.Физиономию подремонтировала с помощью горячей и холодной воды по очереди, синяя зелень и чёрные подглазицы исчезли. Волосы за это время завились, искусственные ресницы я купила, всевозможные притирания и тени захватила с собой. Вечерний наряд — голубая бархатная юбка до полу, фасон fin de sieci Конец XIX века (франц.).

, золотая блузка, золотые открытые лодочки, голубая роза у выреза и голубой шифоновый шарф.А Зося сваляла полного дурака. Платье прекрасного цвета, темно-зеленое, эффектная материя с махрушками, сшито неудачно: короткое и без верха, на узеньких бретельках. А самые невыгодные элементы Зосиной анатомии как раз ноги и плечи. Ноги могла спокойно не афишировать, а плечи — худые, покатые, какие-то неровные, с торчащими ключицами — так бросались в глаза, что вся модель абсолютно терялась.Вид Зоси меня моментально вдохновил, я сделалась вдвое краше, чем за минуту до этого. Новогодний бал в Союзе архитекторов чуть ли не весь состоял из моих приятелей, знакомых и друзей, развлекалась я превосходно, плевала на конкуренцию и выглядела все лучше и лучше. Даже Войтек, не склонный к комплиментам, признал — триумф, безусловно, за мной. Видите, имело смысл шпариться кипятком и трястись от холодной воды.Но и этот Новый год без неприятностей не обошёлся. Под конец бала кто-то спёр у меня шифоновый шарф. Хорошо, хоть не бриллиантовое колье, которого у меня нет…Добавочные развлечения доставили наши знакомые. Один из приятелей, не помню кто, внезапно решил вернуться в Варшаву. Надрызгался явно с перерывом в биографии, никаких убеждений и уговоров слушать не желал, заупрямился, невеста попыталась забрать у него ключи от зажигания, так он укусил её за палец. Сел в машину, кажется маленький итальянский «фиат», а может, «трабант», и двинулся. Хорошо, бензин кончился. Доехал до заправочной станции, рядом отделение милиции, радиофицированная машина стояла рядом. Менты заинтересовались странным водителем, взяли его в оборот.— В Варшаву можете ехать, запретов нету, — объявили ему. — А машина останется здесь.Немного покобенился, но уступил. А тут как раз заправлялась вторая машина — из Варшавы в Казимеж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44