Покупал тут магазин
Наоборот, буду спать как можно дольше, если удастся — до вечера. Не назло, а потому, что сигарет нету и денег нету, чтобы их купить. До понедельника ни гроша. Остатки просадила на жратву в расчёте на то, что Аня привезёт сигареты. Все моё состояние — один жетон на трамвай. Хорошо, дошла до ручки, перестала нервничать и начала смеяться. Нервничаю только из-за Ани, не представляю, куда подевалась. Отстала от поезда? Упилась на пароме? Охмурил её кто-нибудь? Вышла в Роскилле? Если она не выехала из Варшавы, надеюсь, меня предупредили бы?!! Судя по тому, что делается за окном, началось землетрясение или горит пол-Копенгагена. Понятия не имею, что предпринять…
Носилась я на вокзал как безумная: в письме и по телефону известила Аню — ехать ей до конца. Всякие промежуточные станции её не касаются, ехать до конца, и точка. А проклятый поезд шёл до Мальмё, и только там был чёртов конец. Попыталась связаться с вокзалом в Мальмё, не очень понимая, как извлечь Аню из Швеции, в общем, из-за всего вместе едва рассудка не лишилась.Назавтра утром Аня появилась. Польский поезд опоздал, и в Берлине ей пришлось ждать следующий. Провела этот день с молодым соплеменником, оказавшимся в подобном же положении, немецкого оба не знали, бегали по городу и монотонно твердили: «Etwas kalte zu trinken» Что-нибудь холодное попять ( нем. ).
, ибо жарища стояла невыносимая. У меня Аня просила прощения: в чужом городе, без денег, с голоду съели два пирога, испечённых для меня матерью…В принципе я поселила её в прачечной господ фон Розен, но первый вечер мы провели у фру Скифтер на бульваре Андерсена. В Тиволи пускали фейерверк, прекрасно видный из моего окна, а на улице, аккурат перед домом, произошла четверная автомобильная авария. Так что Аня своё прибытие в Данию отметила весьма насыщенно.Сразу же Аня испекла пироги с шампиньонами, потому как оставшиеся пироги моей матери мы проглотили молниеносно и только распалили аппетит. Молочной бутылкой она раскатывала тесто на мраморной доске буфета в прачечной у госпожи фон Розен, когда мы с Мартином умотали на бега и выиграли столько, что естественно родилась мысль задержать Аню подольше, дабы всякий раз, когда мы играем, делала пироги — под них явно шёл выигрыш: На бега её мы тоже повезли, но играть она отказалась, только предлагала порядки, а сыграй она свои номера, выиграла бы на этом более ста крон. И все-таки заявила: предпочитает-де печь пироги.Аня знала французский, в Дании мало распространённый, но путешествовала много, и я вполне полагалась на её опыт, когда сама ходила на работу. Осмотрела она, что удалось, в городе и отправилась к Гамлету в Хельсингёр. Невероятно, но факт — она проворонила замок — огромную глыбу, вздыбленную на фоне моря и неба, и отправилась в сам город на поиски.Я позабыла ей сказать, что Гамлетов замок называется Кронборг. Гигантскую стрелу с надписью КРОНБОРГ Аня, конечно, видела, но ассоциации не сработали. Усталая от бесконечных хождений, она зашла в какой-то магазин и принялась спрашивать Хельсингёр, на что ей с удивлением ответили — это здесь.— Знаешь, — рассказывала Аня вечером, — показывают — тут, мол, я подумала, вдруг чего не доглядела, незаметно осматриваюсь, где покои и тому подобное. После уж пришло в голову сказать «Гамлет»…Апогеем её покупательных достижений стала голубая губка.Заупрямилась — куплю и куплю голубую губку, в Польше такая губка — несбыточная мечта. Шла как-то по улице, в витрине маленького магазинчика увидела голубую губку, зашла. Как только не пыталась объяснить, какая вещь её интересует. «Une eponge», губка, и показывала, что моется, — без эффекта. Хмыриха в магазине подавала ей все по порядку, только не губку. Аня наконец рассердилась, применив наглядный метод, выволокла бабу за руку на улицу и остановилась перед витриной.— О, вот это! — высказалась она чётко по-польски. — Вот это!— А-а-а-а-а! — воскликнула продавщица, воздев руки к небесам.Помчалась в подсобку и притащила большой гипсовый бюст для завивки париков.Бюст Аню добил, отказалась от губки в этом магазине. Купила её без всякого труда в универмаге, где губки лежали навалом.Следующим событием стал приём у Иоанны.Насколько помню своё творчество, Иоанна выступает под именем Аниты в "Крокодиле из страны Шарлотты", в книгах "Что сказал покойник " и «Все красное». Я выбрала Аниту, а она сама возжелала сделаться преступницей. Ни в коем случае не жертвой, на моё предложение запротестовала решительно, а вот убийцей — пожалуйста, сколько хочешь.Иоанна-Анита датским владела прекрасно. Её отец работал в каком-то нашем представительстве, и девочка училась в датской школе. Вернулась в Польшу и уже после развода с первым мужем встретилась в Закопане с Хенриком, датчанином, путешествовавшим по Польше; блуждал он по разным городам и весям и менял валюту в банках по двадцать четыре злотых за доллар. Иоанна-Анита его пожалела, занялась на досуге, они поженились и поселились в Дании. Знание языка дало ей возможность работать в датской прессе.Жили они в Видовре, в садово-вилловом районе, и мои поездки к ним выглядели буквально так, как описано в «Крокодиле». Городской железной дорогой до станции Видовре я доезжала спокойно, дальше, хоть тресни, запомнить не могла. Автобусом ездила исключительно в обществе Алиции, умевшей попасть к ним абсолютно непостижимым для меня образом, а одна я всегда брала такси. Иоанна-Анита держала открытый дом, обожала гостей, визиты, приёмы, и в этом смысле я вынуждена её обругать. У меня нет никаких сомнений — не только не обидится, но и отлично повеселится.Предупреждаю: начинаются отступления и будет их много.Хенрик, муж Иоанны-Аниты, нищеты не знал, но и миллионером не был, Иоанна-Анита как сыр в масле тоже не каталась, хотя зарабатывала неплохо. Вздумай они обильно кормить всю бывающую у них братию, вылетели бы в трубу и остались без гроша. В Дании живут экономно, без всяких гастрономических безумств, рождественский приём у господ фон Розен уже описала, пожалуй, могу описать следующий приём, у Фрица, тогда моего будущего шефа. Нас пригласили обеих с Алицией, можете себе представить, как это выглядело бы в Польше, — званый обед, приглашены иностранцы! У Фрица подали небольшую закуску — пол-авокадо, нафаршированное креветками, затем мясное блюдо, к нему картофель, салат, кукуруза, в конце мероприятия десерт в виде фруктового салата со взбитыми сливками. И кофе. Точка, конец. Учитывая торжественный характер обеда, из напитков подавалось не только пиво, но и вино.Этот приём произвёл на меня огромное впечатление, что, несомненно, сказалось позже.Иоанна-Анита, как всякая нормальная настоящая женщина, экономила на еде. Как-то я оказалась у неё на обеде: простокваша с картофелем, котлета и клубника из собственного сада на десерт. Мне понравилось, доведённая до крайности печенью, я не могла много есть. А вообще-то Иоанна-Анита в экономии, по-моему, переусердствовала, чем я от неё и заразилась; понимать я её понимаю, но в иные моменты, может, и следовало бы экономию побоку.Вернулась Иоанна-Анита из Польши, привезла посылку, мы с Алицией поехали, просидели долго несолоно хлебавши, пока Алиция не взмолилась насчёт кофе, а я попросила чай. Хенрик предложил вино. Иоанна упрекнула его — в погребе, мол, последняя бутылка.— Смотри-ка, я по-датски понимаю! — обратилась я к Алиции прямо и беззаботно. — Она сказала Хенрику — последняя бутылка. Я правильно поняла?— Конечно, правильно, — ответила Иоанна-Анита, пока тактичная Алиция собралась произнести хоть слово. — У нас и точно последняя бутылка, хотела сэкономить, ну коли нет, так нет.Мы безжалостно вылакали эту её последнюю бутылку, к которой Хенрик собственноручно приготовил бутерброды.Так вот, заразившись от Иоанны, я пошла, понятно, ещё дальше. Уже через много лет в Польше ко мне пришла приятельница Мария, та самая, из "Бе гов", я её «приняла» — поставила на стол пиво и сырок, нарезанный кусочками. Мария взглянула и ужасно растрогалась:— О Боже! Это же настоящий приём!Теперь Иоанна-Анита утверждает, что Хенрик развёлся с ней из-за ребёнка от греческого хахаля (смотри «Все красное»). Греческого хахаля и ребёнка я выдумала, а хахаль оказался фактом, что же касается ребёнка, то никакого другого, кроме легального Яся, у Иоанны-Аниты не было. В общем же теперь никто не разберётся, где у меня выдумка, а где правда. Хенрик хахаля ещё пережил, а ребёнка простить не смог.Вторая особа, с которой я познакомилась довольно давно, — Эва (тоже смотри «Все красное»). Тогда Эва красотой ещё не блистала, портила её дородность, позже похудела и похорошела убийственно. Работала в ядерной физике, подбросила мне неплохой замысел «такого чего-то, небольшого, и с дном», но сама я замысла осилить не сумела, а она сменила профессию. Одолевали её художественные идеи, сперва переквалифицировалась на графику, потом на живопись, на живописи утихомирилась. Картин её я не видела, ничего не могу сказать, а вот графические работы делала прекрасные. В те времена ещё не была знакома с Роем, вторым мужем, слыла женщиной модной, заботилась о своей внешности и нарядах, эти её пристрастия оказали влияние на дальнейшие события.Эва единственная решила подать на меня в суд. «Все красное» писала я без всяких дурных предчувствий — Эва и Рой сидят в Дании, в Польше их никто не знает, а датчане польские книги не читают, не учла я одного: в Польше живёт семейство. Треклятая книга пошла с продолжениями в быдгощской периодике, а именно в Быдгоще или где-то неподалёку жили Эвины родители. Когда знакомые начали звонить — ах, ваша дочь описана в книге! — папаша разнервничался. Эва приехала и под родительским допингом рассвирепела, бросилась было к адвокату, да в последнюю минуту одумалась.— Ну уж нет, такой рекламы я ей не обеспечу! — заявила она яростно и облаяла меня по телефону, на этом дело и кончилось.А теперь снова возвращаюсь к текущему моменту.На приём к Иоанне-Аните мы поехали с Аней, несомненно, в такси. Не успели мы переступить порог, встречаем Эву.— Ну ясно, она опять в своём старом костюме! — облила она меня ушатом презрения.Я не обратила внимания, Аня побледнела. Костюмчик и в самом деле носила года четыре, впрочем, был хорошо сшит и очень мне шёл; может, немного надоел, тем не менее другого не было, а я проблемой одежды вовсе не собиралась давить себе на психику. Аня реагировала не так.— Хватит! — заявила она по возвращении с приёма. — Нельзя больше так ходить, надо купить все необходимое! У тебя есть деньги, даже если нет, ничего не случится — семейство перебьётся, а ты позаботишься о себе! Пошли в магазин!Я как раз получила зарплату. Мы отправились по магазинам, и впервые я купила себе одежду гуртом, растратив половину зарплаты. Аня была неумолима, считалась исключительно с моим вкусом, советовала и решала, полностью игнорируя свои требования. Я купила не только тряпки, но и все аксессуары: туфли, парик, искусственные ресницы и тому подобное. Поклялась Ане на следующем приёме у Иоанны-Аниты задать шику, пусть все обомлеют.Ну и задала, черт бы все побрал!Приём состоялся уже после отъезда Ани в Лондон к родственникам. Я осталась одна и сделала все согласно клятве.Модное платье — широкое, короткое, в лиловые разводы, французские лакировки, платиновый парик, искусственные ресницы и убийственный макияж. Осмотрела я себя в зеркале и подумала: Аня похвалила бы меня; результат был достоин стараний, Эва не выдержала, слиняла чуть не с середины приёма.Одержанный триумф наподдал мне темпераменту, и я врезалась в сложную дискуссию. Разговаривали мы втроём — наш график Вальдек Свежи, я и толстый датчанин с огромными навыкате глазами, звали его Вигго. Вальдек говорил по-английски, я нет, но мне это ничуть не мешало, я уже привыкла к разговорам на смеси языков и непонятно как умела объясниться. Этот Вигго от меня сомлел, что легко замечалось, тема дискуссии явно была направлена против меня. Спорили о политике, общественных проблемах, об экономике и вообще о государственном строе, приём на сей раз был добротный — Иоанна-Анита расстаралась, напитков хватало, наша дискуссия пламенела, в итоге глазастый Вигго предложил отвезти нас в город.Уселись мы с Вальдеком в автомобиль, спор продолжался, Вигго пригласил нас к себе, ну что ж, пожалуйста, мы причалили у него, с разгону и в энтузиазме Вигго вытащил виски, налил, закуски никакой — где ему помнить про закуску в горячке спора. Мне, по-видимому, его взгляды не понравились, я таки начала фыркать и сыпать искрами и вдруг поняла — моя рюмка пуста, а была полная. Опыт, как вы знаете, у меня был, и я переполошилась.— Вальдек, — решительно потребовала я в сторонке, — линяем! Пусть его холера поберёт со всем его треклятым капитализмом!Вальдек ещё соображал настолько, чтобы признать мою правоту. Мы удалились.Проснулась я утром в своей комнате у фру Скифтер и начала обдумывать происшедшее. Похмелье не донимало, зато куда-то испарились перчатки, кошелёк и шарфик. Кроме того, неясно мелькало страшное воспоминание.Всякие мышки, нетопыри, розовые слоны — все чушь! А я видела кое-что пострашнее — типа в белом костюме, спящего на животе на неизвестной лестничной клетке. Господи прости, белый хмырь, delirium tremens, не иначе!!!..Постепенно, стараясь избавиться от ужаса, вспомнила ещё нечто. Вальдек отвёз меня домой — сомнению не подлежало. Довёл до комнаты, удрызгалась я на сей раз и в тоску впала, ревела ему в жилетку горючими слезами, а он по доброте сердечной сочувствовал мне от всей души.— Ну не плачь, не плачь, — утешал он. — Не стоит того, не плачь.Он трогательно отирал мне глаза, и одна искусственная ресница прилипла у него к пальцу. Войдя, я включила всего одну неяркую лампу и вдруг увидела, как Вальдек смотрит на свой палец и с отвращением трёт его о брюки — эта ресница походила на мохнатого червяка, Вальдек безуспешно старался избавиться от него — клей держал намертво. А он все тёр и тёр, и в его самаритянские утешения явственно закралась полная омерзения растерянность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Носилась я на вокзал как безумная: в письме и по телефону известила Аню — ехать ей до конца. Всякие промежуточные станции её не касаются, ехать до конца, и точка. А проклятый поезд шёл до Мальмё, и только там был чёртов конец. Попыталась связаться с вокзалом в Мальмё, не очень понимая, как извлечь Аню из Швеции, в общем, из-за всего вместе едва рассудка не лишилась.Назавтра утром Аня появилась. Польский поезд опоздал, и в Берлине ей пришлось ждать следующий. Провела этот день с молодым соплеменником, оказавшимся в подобном же положении, немецкого оба не знали, бегали по городу и монотонно твердили: «Etwas kalte zu trinken» Что-нибудь холодное попять ( нем. ).
, ибо жарища стояла невыносимая. У меня Аня просила прощения: в чужом городе, без денег, с голоду съели два пирога, испечённых для меня матерью…В принципе я поселила её в прачечной господ фон Розен, но первый вечер мы провели у фру Скифтер на бульваре Андерсена. В Тиволи пускали фейерверк, прекрасно видный из моего окна, а на улице, аккурат перед домом, произошла четверная автомобильная авария. Так что Аня своё прибытие в Данию отметила весьма насыщенно.Сразу же Аня испекла пироги с шампиньонами, потому как оставшиеся пироги моей матери мы проглотили молниеносно и только распалили аппетит. Молочной бутылкой она раскатывала тесто на мраморной доске буфета в прачечной у госпожи фон Розен, когда мы с Мартином умотали на бега и выиграли столько, что естественно родилась мысль задержать Аню подольше, дабы всякий раз, когда мы играем, делала пироги — под них явно шёл выигрыш: На бега её мы тоже повезли, но играть она отказалась, только предлагала порядки, а сыграй она свои номера, выиграла бы на этом более ста крон. И все-таки заявила: предпочитает-де печь пироги.Аня знала французский, в Дании мало распространённый, но путешествовала много, и я вполне полагалась на её опыт, когда сама ходила на работу. Осмотрела она, что удалось, в городе и отправилась к Гамлету в Хельсингёр. Невероятно, но факт — она проворонила замок — огромную глыбу, вздыбленную на фоне моря и неба, и отправилась в сам город на поиски.Я позабыла ей сказать, что Гамлетов замок называется Кронборг. Гигантскую стрелу с надписью КРОНБОРГ Аня, конечно, видела, но ассоциации не сработали. Усталая от бесконечных хождений, она зашла в какой-то магазин и принялась спрашивать Хельсингёр, на что ей с удивлением ответили — это здесь.— Знаешь, — рассказывала Аня вечером, — показывают — тут, мол, я подумала, вдруг чего не доглядела, незаметно осматриваюсь, где покои и тому подобное. После уж пришло в голову сказать «Гамлет»…Апогеем её покупательных достижений стала голубая губка.Заупрямилась — куплю и куплю голубую губку, в Польше такая губка — несбыточная мечта. Шла как-то по улице, в витрине маленького магазинчика увидела голубую губку, зашла. Как только не пыталась объяснить, какая вещь её интересует. «Une eponge», губка, и показывала, что моется, — без эффекта. Хмыриха в магазине подавала ей все по порядку, только не губку. Аня наконец рассердилась, применив наглядный метод, выволокла бабу за руку на улицу и остановилась перед витриной.— О, вот это! — высказалась она чётко по-польски. — Вот это!— А-а-а-а-а! — воскликнула продавщица, воздев руки к небесам.Помчалась в подсобку и притащила большой гипсовый бюст для завивки париков.Бюст Аню добил, отказалась от губки в этом магазине. Купила её без всякого труда в универмаге, где губки лежали навалом.Следующим событием стал приём у Иоанны.Насколько помню своё творчество, Иоанна выступает под именем Аниты в "Крокодиле из страны Шарлотты", в книгах "Что сказал покойник " и «Все красное». Я выбрала Аниту, а она сама возжелала сделаться преступницей. Ни в коем случае не жертвой, на моё предложение запротестовала решительно, а вот убийцей — пожалуйста, сколько хочешь.Иоанна-Анита датским владела прекрасно. Её отец работал в каком-то нашем представительстве, и девочка училась в датской школе. Вернулась в Польшу и уже после развода с первым мужем встретилась в Закопане с Хенриком, датчанином, путешествовавшим по Польше; блуждал он по разным городам и весям и менял валюту в банках по двадцать четыре злотых за доллар. Иоанна-Анита его пожалела, занялась на досуге, они поженились и поселились в Дании. Знание языка дало ей возможность работать в датской прессе.Жили они в Видовре, в садово-вилловом районе, и мои поездки к ним выглядели буквально так, как описано в «Крокодиле». Городской железной дорогой до станции Видовре я доезжала спокойно, дальше, хоть тресни, запомнить не могла. Автобусом ездила исключительно в обществе Алиции, умевшей попасть к ним абсолютно непостижимым для меня образом, а одна я всегда брала такси. Иоанна-Анита держала открытый дом, обожала гостей, визиты, приёмы, и в этом смысле я вынуждена её обругать. У меня нет никаких сомнений — не только не обидится, но и отлично повеселится.Предупреждаю: начинаются отступления и будет их много.Хенрик, муж Иоанны-Аниты, нищеты не знал, но и миллионером не был, Иоанна-Анита как сыр в масле тоже не каталась, хотя зарабатывала неплохо. Вздумай они обильно кормить всю бывающую у них братию, вылетели бы в трубу и остались без гроша. В Дании живут экономно, без всяких гастрономических безумств, рождественский приём у господ фон Розен уже описала, пожалуй, могу описать следующий приём, у Фрица, тогда моего будущего шефа. Нас пригласили обеих с Алицией, можете себе представить, как это выглядело бы в Польше, — званый обед, приглашены иностранцы! У Фрица подали небольшую закуску — пол-авокадо, нафаршированное креветками, затем мясное блюдо, к нему картофель, салат, кукуруза, в конце мероприятия десерт в виде фруктового салата со взбитыми сливками. И кофе. Точка, конец. Учитывая торжественный характер обеда, из напитков подавалось не только пиво, но и вино.Этот приём произвёл на меня огромное впечатление, что, несомненно, сказалось позже.Иоанна-Анита, как всякая нормальная настоящая женщина, экономила на еде. Как-то я оказалась у неё на обеде: простокваша с картофелем, котлета и клубника из собственного сада на десерт. Мне понравилось, доведённая до крайности печенью, я не могла много есть. А вообще-то Иоанна-Анита в экономии, по-моему, переусердствовала, чем я от неё и заразилась; понимать я её понимаю, но в иные моменты, может, и следовало бы экономию побоку.Вернулась Иоанна-Анита из Польши, привезла посылку, мы с Алицией поехали, просидели долго несолоно хлебавши, пока Алиция не взмолилась насчёт кофе, а я попросила чай. Хенрик предложил вино. Иоанна упрекнула его — в погребе, мол, последняя бутылка.— Смотри-ка, я по-датски понимаю! — обратилась я к Алиции прямо и беззаботно. — Она сказала Хенрику — последняя бутылка. Я правильно поняла?— Конечно, правильно, — ответила Иоанна-Анита, пока тактичная Алиция собралась произнести хоть слово. — У нас и точно последняя бутылка, хотела сэкономить, ну коли нет, так нет.Мы безжалостно вылакали эту её последнюю бутылку, к которой Хенрик собственноручно приготовил бутерброды.Так вот, заразившись от Иоанны, я пошла, понятно, ещё дальше. Уже через много лет в Польше ко мне пришла приятельница Мария, та самая, из "Бе гов", я её «приняла» — поставила на стол пиво и сырок, нарезанный кусочками. Мария взглянула и ужасно растрогалась:— О Боже! Это же настоящий приём!Теперь Иоанна-Анита утверждает, что Хенрик развёлся с ней из-за ребёнка от греческого хахаля (смотри «Все красное»). Греческого хахаля и ребёнка я выдумала, а хахаль оказался фактом, что же касается ребёнка, то никакого другого, кроме легального Яся, у Иоанны-Аниты не было. В общем же теперь никто не разберётся, где у меня выдумка, а где правда. Хенрик хахаля ещё пережил, а ребёнка простить не смог.Вторая особа, с которой я познакомилась довольно давно, — Эва (тоже смотри «Все красное»). Тогда Эва красотой ещё не блистала, портила её дородность, позже похудела и похорошела убийственно. Работала в ядерной физике, подбросила мне неплохой замысел «такого чего-то, небольшого, и с дном», но сама я замысла осилить не сумела, а она сменила профессию. Одолевали её художественные идеи, сперва переквалифицировалась на графику, потом на живопись, на живописи утихомирилась. Картин её я не видела, ничего не могу сказать, а вот графические работы делала прекрасные. В те времена ещё не была знакома с Роем, вторым мужем, слыла женщиной модной, заботилась о своей внешности и нарядах, эти её пристрастия оказали влияние на дальнейшие события.Эва единственная решила подать на меня в суд. «Все красное» писала я без всяких дурных предчувствий — Эва и Рой сидят в Дании, в Польше их никто не знает, а датчане польские книги не читают, не учла я одного: в Польше живёт семейство. Треклятая книга пошла с продолжениями в быдгощской периодике, а именно в Быдгоще или где-то неподалёку жили Эвины родители. Когда знакомые начали звонить — ах, ваша дочь описана в книге! — папаша разнервничался. Эва приехала и под родительским допингом рассвирепела, бросилась было к адвокату, да в последнюю минуту одумалась.— Ну уж нет, такой рекламы я ей не обеспечу! — заявила она яростно и облаяла меня по телефону, на этом дело и кончилось.А теперь снова возвращаюсь к текущему моменту.На приём к Иоанне-Аните мы поехали с Аней, несомненно, в такси. Не успели мы переступить порог, встречаем Эву.— Ну ясно, она опять в своём старом костюме! — облила она меня ушатом презрения.Я не обратила внимания, Аня побледнела. Костюмчик и в самом деле носила года четыре, впрочем, был хорошо сшит и очень мне шёл; может, немного надоел, тем не менее другого не было, а я проблемой одежды вовсе не собиралась давить себе на психику. Аня реагировала не так.— Хватит! — заявила она по возвращении с приёма. — Нельзя больше так ходить, надо купить все необходимое! У тебя есть деньги, даже если нет, ничего не случится — семейство перебьётся, а ты позаботишься о себе! Пошли в магазин!Я как раз получила зарплату. Мы отправились по магазинам, и впервые я купила себе одежду гуртом, растратив половину зарплаты. Аня была неумолима, считалась исключительно с моим вкусом, советовала и решала, полностью игнорируя свои требования. Я купила не только тряпки, но и все аксессуары: туфли, парик, искусственные ресницы и тому подобное. Поклялась Ане на следующем приёме у Иоанны-Аниты задать шику, пусть все обомлеют.Ну и задала, черт бы все побрал!Приём состоялся уже после отъезда Ани в Лондон к родственникам. Я осталась одна и сделала все согласно клятве.Модное платье — широкое, короткое, в лиловые разводы, французские лакировки, платиновый парик, искусственные ресницы и убийственный макияж. Осмотрела я себя в зеркале и подумала: Аня похвалила бы меня; результат был достоин стараний, Эва не выдержала, слиняла чуть не с середины приёма.Одержанный триумф наподдал мне темпераменту, и я врезалась в сложную дискуссию. Разговаривали мы втроём — наш график Вальдек Свежи, я и толстый датчанин с огромными навыкате глазами, звали его Вигго. Вальдек говорил по-английски, я нет, но мне это ничуть не мешало, я уже привыкла к разговорам на смеси языков и непонятно как умела объясниться. Этот Вигго от меня сомлел, что легко замечалось, тема дискуссии явно была направлена против меня. Спорили о политике, общественных проблемах, об экономике и вообще о государственном строе, приём на сей раз был добротный — Иоанна-Анита расстаралась, напитков хватало, наша дискуссия пламенела, в итоге глазастый Вигго предложил отвезти нас в город.Уселись мы с Вальдеком в автомобиль, спор продолжался, Вигго пригласил нас к себе, ну что ж, пожалуйста, мы причалили у него, с разгону и в энтузиазме Вигго вытащил виски, налил, закуски никакой — где ему помнить про закуску в горячке спора. Мне, по-видимому, его взгляды не понравились, я таки начала фыркать и сыпать искрами и вдруг поняла — моя рюмка пуста, а была полная. Опыт, как вы знаете, у меня был, и я переполошилась.— Вальдек, — решительно потребовала я в сторонке, — линяем! Пусть его холера поберёт со всем его треклятым капитализмом!Вальдек ещё соображал настолько, чтобы признать мою правоту. Мы удалились.Проснулась я утром в своей комнате у фру Скифтер и начала обдумывать происшедшее. Похмелье не донимало, зато куда-то испарились перчатки, кошелёк и шарфик. Кроме того, неясно мелькало страшное воспоминание.Всякие мышки, нетопыри, розовые слоны — все чушь! А я видела кое-что пострашнее — типа в белом костюме, спящего на животе на неизвестной лестничной клетке. Господи прости, белый хмырь, delirium tremens, не иначе!!!..Постепенно, стараясь избавиться от ужаса, вспомнила ещё нечто. Вальдек отвёз меня домой — сомнению не подлежало. Довёл до комнаты, удрызгалась я на сей раз и в тоску впала, ревела ему в жилетку горючими слезами, а он по доброте сердечной сочувствовал мне от всей души.— Ну не плачь, не плачь, — утешал он. — Не стоит того, не плачь.Он трогательно отирал мне глаза, и одна искусственная ресница прилипла у него к пальцу. Войдя, я включила всего одну неяркую лампу и вдруг увидела, как Вальдек смотрит на свой палец и с отвращением трёт его о брюки — эта ресница походила на мохнатого червяка, Вальдек безуспешно старался избавиться от него — клей держал намертво. А он все тёр и тёр, и в его самаритянские утешения явственно закралась полная омерзения растерянность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44