Не представляю, было ли холодно, я обливалась потом. Треклятое шоссе через ГДР отличалось большим разнообразием — крутое, почему-то выпуклое, узкое и обсажено деревьями. К тому же грызла мысль, только я, старая корова, неумёха, так еду, однако вскоре утешилась: немногие встречные машины тащились точно так же. Меня не обогнал ни один автомобиль. Перед глазами у меня так и сияла ослепительная лакировка моего «опеля», и каждое дерево становилось моим возможным личным врагом, хотя в принципе-то люблю природу.Сто пятьдесят один километр я ехала почти пять часов. Через час сорок снова стемнело. В Пренцлау перестала отличать проезжую часть от тротуара, но и себя ощущала одним целым с машиной, что прекрасно. Мы остановились, решили съесть обед, хотя время было вечернее и полагался скорее ужин.В кафе появилась проблема. Ни Томек, ни я не говорили по-немецки, а хотелось только горячего мяса, лучше говядины. Wurst?.. Никакое не «Wurst» — это колбаса, а мы не хотим колбасы. Желаем добрую котлету, в крайнем случае печень под соусом.К счастью, мне вспомнились лингвистические упражнения в Дании. На работе меня спросили по-датски, как по-польски будет «dumme swine»? Только дебил не понял бы.— Глупая свинья, — ответила я.Все с энтузиазмом заучили эти слова.Минутку, пожалуй, я опять чуть-чуть отступлю от темы, хотя понимаю, что делаю это в драматический момент. В связи с глупой свиньёй я услышала две датские шутки, передам их в авторизованном переводе.Некий господин отправился в отпуск, вернулся, на работе спрашивают:— Где ты был?— В Париже.— О, gammle swine…— Да нет же, я был с женой!— О, dumme swine!Поясняю: «gammle» значит «старый». Вместе: старая свинья.Вторая шутка.Хмырь работает у фермера, приходит за оплатой, вздохнув, говорит:— Пожалуй, придётся купить себе велосипед…Через месяц приходит снова, берет деньги:— А все-таки этот велосипед надо купить…Приходит ещё через месяц, берет деньги, фермер говорит:— Я тебе отказываю. У меня уже не работаешь.— Почему?!— Хватит с меня болтовни про велосипед…Почти английский юмор. Возвращаюсь к лингвистическим достижениям. Как-то мы с Мартином совсем спятили на тушёной грудинке с майораном, я взялась приготовить блюдо, пошла к мяснику, показала пальцем на витрину и произнесла:— Longo swine, please.«Длинной свиньёй» людоеды в Австралии называли вроде бы белого человека. Мясник, по-видимому, не бывал в Австралии, не раздумывая долго, взял грудинку и отрезал, сколько надо. Вспомнив это лингвистическое достижение, я решительно потребовала:— Warme Schwein, bitte Тёплая свинья, пожалуйста (искаж. нем.).

.И пожалуйста, поняли сразу. Томек смотрел на меня с набожным восхищением. Не помню, что дали, котлету из грудинки или говяжий гуляш, во всяком случае мы вполне удовлетворили свои потребности.Сил у меня прибавилось, и мы двинулись в дальнейший путь.Гололедица кончилась, зато когда я выезжала на берлинскую автостраду, буйствовала снежная вьюга. Выезд крутой и сложный, я засомневалась, верное ли направление удалось избрать.— Томек, что там должно быть? Ты ведь записал названия. Ей-Богу, не уверена, не едем ли мы на Берлин!Появились указатели, я замедлила, читали с трудом, все залепило снегом.— Господи, ничего подобного у меня нет! — всполошился Томек. — Такого названия здесь не должно быть! Куда мы едем?!Ни один указатель не совпадал. Я продолжала ехать вперёд — ничего другого не оставалось; что я видела в снежном вихре, не скажу — нельзя же выражаться. Впечатление такое, что я — единственная на всей трассе, и при мысли, что мы прём на Берлин, волосы на голове шевелились. До самой надписи «Государственная граница» я так и не была уверена, куда еду — в Польшу или в глубь ГДР.Не помню, в котором часу оказалась на родине. В пункте таможенного контроля…Кстати, расскажу ещё кое-что — впечатления исторические. Я купила «опель» в ФРГ. Оказалось, ФРГ не признает ГДР, а посему ГДР не признает ФРГ. Из этого следует, в ГДР не признают фээргэвских автомобильных номеров. На границе, в Варнемюнде, от меня потребовали сменить номер на гэдээровский, всучив металлическую табличку с номером для замены.От личного участия в очередном идиотизме я отказалась с помощью разъярённой фразы:— Ich habe keine Instrumenten!Сие означало, что у меня нет отвёртки.Кто прикрепил номер, не имею понятия, я к этому не притронулась и пальцем. По дороге я все намеревалась отвинтить этот бессмысленный номер и выбросить в кювет, а прикрепить нормальный номер, соответствующий регистрационному свидетельству! Не преследуй нас жуткие атмосферные условия, непременно выполнила бы этот финт. И готовилась поклясться: ничего знать не знаю — дали мне номер в Гамбурге согласно документам, и вообще, о чем речь? Простить себе не могу, что сперва гололёд, а потом кошмарная метель не позволили осуществить творческие поползновения!В таможенном пункте меня ждали Войтек и Ежи, не потому что так по мне соскучились, — опасались, не придётся ли сразу платить пошлину. Войтек на всякий случай приехал с деньгами, а мой сын сопровождал его из удовольствия.— Я тебя сразу узнал — не выключила дальний свет за шлагбаумом, — встретил меня дорогой ребёнок.— Вы все вписали в таможенную декларацию? — осведомился таможенник вежливо.— Пожалуй, все, — неуверенно сообщила я. — Может, мелочи какие…— Лезвия привезла? — оживился Войтек.— Вот именно, забыла об этом… — обратилась я к таможеннику.— А носки привезла? — осведомился Ежи.— Ну вот, и об этом забыла.— Рубашки привезла?..— Заткнитесь! — яростно шипела я в сторонке.Не собиралась провозить контрабанду, но как человек может упомнить все шмотье, скопившееся за год с липшим пребывания и работы в другой стране! Да ещё рождественские подарки! Черт знает, не придерутся ли…Никто не придрался, воцарилась всеобщая дружба, за руль сел Войтек. Томек перебрался назад, оберегать свой глобус — как бы Ежи его не помял. Гэдээровский гололёд застрял во мне занозой, хотя в Польше виднелись повсюду лишь мощные снежные заносы и на некоторых участках дороги укатанный снежный покров.— Медленней, — ярилась я. — Медленней, черт побери! Куда спешишь, поворот, скользко, мало тебе «шкоды»?! Медленней!!!..Моя паника передалась сидевшим сзади, Войтек не выдержал общего хора, в Гожове Великопольском остановились на кофе, после чего мы с ним поменялись. Несмотря ни на что, все-таки я за рулём чувствовала себя уверенней.В Варшаву мы добрались в полдень. Я провела за рулём без перерыва двадцать девять часов, доехала благополучно — на ослепительной лакировке ни царапины. Дала себе торжественную клятву неделю не садиться за руль. Ну и в тот же день отправили меня на Грохов за рыбой.Тоска по родине и драгоценным близким в быстром темпе начала угасать. * * * Кажется, весь год пребывания дома между первой поездкой в Данию и второй преобладали события сугубо личные. Очерёдности не упомню, лучше в памяти сохранилось их значение. Прежде всего, в моей квартире печи заменили наконец электрообогревателями. Сподвигся на такое самопожертвование Войтек, инспирированный Аней ещё до моего приезда. Аня придерживалась того мнения, что позитивные Войтековы чувства нуждались в доказательствах. Удалось-таки ей его убедить, по-видимому, ещё нуждался во мне. Все установки были водружены руками спецов, и угольные мытарства наконец кончились.Этот уголь, подводя итоги, можно сказать, отравил мне полжизни. Кроме того, что довольно дорого стоил, изводил вечной проблемой — кому носить. Геня, домработница, отказалась наотрез, носил Ежи, потом появился Войтек, и тут я призадумалась. Заставлять носить бедного тринадцатилетнего ребёнка, обслуживая взрослого бугая, или пусть носит несчастный сожитель, обслуживая неплохо подросшего и распоясавшегося сопляка. Не разрешила противоречия, пошла на компромисс — носили оба, по очереди, а я старалась лишь следить более или менее за соблюдением справедливости. Электрическое отопление развязало мне руки.Аня спровоцировала ещё одну проблему касательно ребёнка, то есть Ежи, в полной невинности сердца и без всякого злого умысла. Речь шла о земле для цветов. Знакомые, друзья и родные разделились на два лагеря, и между ними едва не начались военные действия.Я всегда придерживалась мнения, а после Дании особенно, что дети должны немного зарабатывать на собственные нужды, не требовать с родителей, а своими силами обеспечивать себе мелкие развлечения и покупки. При нашем строе школьники не имели никаких шансов на самостоятельность, меня бесил этот деморализующий идиотизм, и в педагогических целях даже пыталась обеспечить некоторые возможности для Ежи.Аня располагала большим балконом и двумя огромными ящиками для цветов. Её муж категорически отказывался добывать землю, сама она принесла два ведёрка, высыпала их в ящик и впала в отчаяние.— Слушай, — пожаловалась она, — все пропало! Эти ведра меня придавили, я задохнулась, чуть не померла, а в ящике горсточка земли! У меня руки опускаются, найму кого-нибудь…— Ежи вырос большой и сильный, — начала я. — Наносит тебе земли, сейчас спрошу у него.— Только не даром! — тут же отреагировала Аня. — Если я кого-нибудь найму, все равно надо платить, правда? Парню, если он работает, тоже надо платить!— Ты с ума сошла! — запротестовала я.— Подумай логически, — перебила она. — Кто обязан наносить землю для цветов? Мой муж, так ведь? Муж не желает. С какой стати твой сын обязан делать работу за моего мужа?Я знала Аниного мужа, и вопрос меня убедил. Появилась возможность проверить педагогические идеи. Мы согласовали вопрос между собой, а потом с Ежи: труд для заработка, — он, Ежи, наносит земли, Аня заплатит целых пятьдесят злотых. Ежи охотно согласился, вторую половину дня провёл в хождениях туда-сюда с двумя бадьями, наполнил ящики землёй, Аня, считавшая сумму в пятьдесят злотых позорно малой, не знала, как благодарить Ежи, приготовила какао, мой сын выпил, по возвращении домой сообщил:— За работу — порядок, не жалуюсь, а вообще-то в сто раз больше следует за моральный ущерб.— За какой ещё ущерб?— Да по дороге пьяница приставал. Мне пришлось мимо него ходить, и всякий раз он спрашивал: «А на что пану столько земли? Могилку себе пан готовит загодя?» Земля — ерунда, а пьяный дурак меня добил.После сыновьей работы среди моих знакомых разразилась гражданская война. Одни одобряли, мы-де поступили правильно, так и следует, другие возмущались и отстаивали взгляд: землю следовало принести бесплатно. Страсти и баталии разгорелись, а я осталась при своём мнении, правда, не уверенная в его справедливости и правильности.В печать пошла книга "Крокодил из страны Шар лотты", высказалась цензура, пришлось переработать весь текст. В первой версии телефонное прослушивание у Алиции установила некая таинственная сила, конечно, имелись в виду наши органы, что, по-видимому, явно прочитывалось. Цензура энергично запротестовала: такого просто не может быть, у нас в стране телефоны не прослушиваются!!! Прослушивание снять! А на прослушивании строилась вся интрига, никак нельзя выбросить, пришлось написать — вмонтировала аппаратуру преступная банда, что, естественно, выглядело довольно нелепо. Вторая забота — Мартин, как уже говорилось, потребовал изменить имя; в конце концов я удовлетворила все требования и книга пошла.В Варшаву опять приезжала Тереса, но до "Про селочных дорог" все ещё было далеко. В Чешин её отвёз Войтек, я вообще не ездила, не помню почему. После того как сдала «Крокодила», ничего не писала, пожалуй, только некоторые фрагменты «Леся» — дома сложились неблагоприятные условия. Наняла столяра, он поставил стенку, разделив пополам кухню и комнату, работа затянулась, столяр глухой, детали мы обговаривали письменно, недели три я утопала в стружках и опилках. Воспользовалась случаем и обновила квартиру, выкрасила все столярные нововведения, стремянки у меня не имелось, и дверь покрасила только до окошка верхнего света, выше не дотянулась. В архитектурно-проектную мастерскую не собиралась — помнила о часовенке в Орли, да и после работы в Дании наши условия вызывали у меня ужас, к тому же началась кампания по сокращению штатов и добиться места было нелегко. Зато назло строительным властям я сделала обследование владений Войтековых родителей, намеревавшихся что-то продать, в связи с чем Отдел архитектуры и строительства потребовал у меня соответствующие документы.С готовым обследованием я отправилась к чиновнику. Он напыжился:— По какому праву вы это сделали?— Да просто умею, — ответила ехидно. — Я архитектор.— У вас нет полномочий!— Есть. Пожалуйста, номер триста двадцать шесть.— Вы не имеете права на частную практику!— Так я не практикую. Сделала работу бесплатно. Денег не беру.— А почему?— Да потому. Просто семейная услуга…У мужика в глазах потемнело, рассчитывал на взятку в десять тысяч злотых за разрешение. С полным удовлетворением я наблюдала, как у него из-под носа уплывает взятка, придраться ни к чему не сумел, так что беднягу чуть кондрашка не хватил. Одну крошечную схватку с нашим строем мне таки удалось выиграть.Тяжкий крест обрушился на меня с детьми. Ежи хоть и учился добровольно, но с капризами. На математику надышаться не мог, другие предметы тоже не доставлял! особых хлопот, а вот через русский язык пришлось пропихивать его, как кабана через трубопровод. Роберт не желал учиться вообще, кончал школу, я отправилась к директору.— Абсолютно неважно, какие у него будут оценки, — сообщил мне несчастный человек, подчеркнув сказанное. — Нашу школу он кончит.Я заинтересовалась, откуда такая уверенность.— Останься он ещё на один год, и я потеряю весь педагогический коллектив. Дня не проходит, чтобы учительницы не приходили сюда в слезах и не подавали заявление об уходе. У меня иного выбора нет: или ваш сын, или они.— А что он делает? — спросила я безнадёжно, и так все прекрасно понимала.— Задаёт вопросы. Мальчик вежливый, не грубит, не хулиганит, хорошо воспитан, только вот задаёт вопросы. Урок состоится лишь в том случае, если он перестанет спрашивать, а учительницы уже не выдерживают…И вспомнилось мне, как однажды, отдыхая в Нехоже, я отправилась с младшим ребёнком гулять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44