Я думал, аппендицит какой…
— Хорошенький аппендицит! — возмутилась Кристина. — У этой бабы и в самом деле ни ума ни сердца! Ну да ладно, не стоит о ней.
— Почему же, очень даже стоит! — оживился Тадеуш. — Я ведь тоже о ней, скажем так, не наилучшего мнения. Она.., как бы это поточнее выразиться? Недобрая она. Впрочем, я старался избегать с ней контактов, из-за отца, ему всегда доставалось от жены, если со мной общался. Ну да, полагаю, вам это известно?
— Известно.
— А что с паном Хенриком? Если, конечно, не бестактно с моей стороны…
— Скажите ему! — потребовал Карпинский. — Я тоже охотно послушаю, мне самому не мешает хорошенько во всем разобраться. И никакая это не бестактность, я уже понял, что многого не помню. А вон та штука — компьютер, кажется, — ведь это самое трудное, правда?
Его горячо поддержали — он прав, конечно, компьютер — самое сложное. И раз он к нему вернулся чисто автоматически, именно компьютер может оказаться важнейшим элементом терапии. Ну и очень пригодится хорошее, ровное настроение больного и полнейшее отсутствие депрессии. Пусть даже о прошлом Хенрик напрочь позабыл, на будущее его болезнь явно не распространялась.
Вот почему и молодой человек, и хозяин дома с равным интересом выслушали подробнейший рассказ о несчастном случае с Карпинским и обо всем, связанном с этим. Тадик был потрясён. Навалилось новое горе. Такое ощущение, что он словно вдвойне потерял отца, — не только физически скончался человек, исчезла теперь и вся память об отце, которой располагал его лучший друг. Оставалось только рассчитывать на собственные воспоминания.
— И подумать только, эта ведьма ничего мне не сказала! — воскликнул Тадеуш. — Не могла же не знать! Несчастье с паном Хенриком — и сразу умирает отец. Хуже случиться и не могло.
— Именно! — подхватила Кристина. Она одна знала, сколько горькой правды в этих словах. — У них было столько общего. Знаешь, такие свои, мужские тайны, о которых лишь они оба знали. Только твой отец мог в чем-то помочь Хенрику, подтолкнуть его память.
— А что теперь происходит в доме покойного? — вдруг поинтересовался дотоле молчавший Клепа.
— Откуда мне знать? — удивился Тадеуш. — Я пробыл там какие-то две минуты. Кажется, мегера собирается проводить генеральную уборку, и это меня тревожит, наверняка выбросит ценные для меня вещицы отца, сочтёт ненужным хламом. А я бы охотно взял что-нибудь на память. Но ведь с ней просто невозможно говорить…
— Так попробуй договориться с братишкой, — сочувственно посоветовала Эльжбета. — Со Стасем. Знаешь, у меня создалось впечатление, что он был на стороне отца. А с Агат-кой не стоит, от неё держись подальше, маменькина дочка.
— Ты так думаешь? Это идея! Мне тоже казалось, что Стась — неплохой мальчишка.
И тут опять сказал своё слово шурин:
— А вы не считаете, что мы все обязаны нанести пани Хлюповой визит? Выразить, так сказать, свои соболезнования.
— Кто должен нанести? — вскинулась Кристина. — Может, я? Да она меня и на порог не пустит.
— Не обязательно ты. Хенек с Эльжбеткой.
— И что? Зачем это?
— Так положено. А там, глядишь, что и припомнится Хенеку. Из вежливости надо пойти. Я бы и сам пошёл, мне не трудно.
— В этом что-то есть, — не очень уверенно согласилась Эльжбета. — Меня эта женщина, в общем, выносит. К тому же можем притвориться, что не знаем, какая она мегера.
Предложение поддержал и Тадеуш, подумал, что при людях мегера вряд ли опять его выгонит, постыдится, наверное.
Кристина задумчиво разглядывала Клепу, ей тоже в голову пришла идея.
— В принципе я не возражаю, — согласилась она. — Но не сегодня же…
— А кто сказал, что непременно сегодня? — обрадовался Клепа. — Допустим, через недельку. Я даже специально приеду.
На том и порешили. Тадеуш встал и принялся прощаться. Поднялся и Клепа, рассчитывая, что парень подбросит его на вокзал, на сей раз он приехал без машины. Наконец-то Карпинские остались одни. Посидели, побеседовали, удивляясь, с чего это шурин вдруг так быстро смотался. Эльжбета вдруг вскочила и опрометью бросилась в свою комнату. И тут же вернулась, кляня себя на чем свет стоит.
— Ну как же можно было этого жулика оставить хоть на миг одного? Идиотка, кретинка, как пришла, так и бросила сумку, не припрятала! И серебряные браслетки. Дюжина их была, а теперь лишь восемь штук осталось! И из сумки мерзавец вытащил сегодня купленные духи фирмы «Мицуко», большой флакон. Раз в жизни позволила себе, обожаю этот запах, сколько времени деньги собирала, и на тебе! Как же сразу не сообразила!
— Не переживай так, мы обе были заняты отцом, все остальное из головы вылетело, — утешала её Кристина. — К тому же я думала, что все припрятано, наверху ничего не осталось…
— Этот мерзавец и снизу достанет! Ради бога, давай не будем больше впускать его в дом!
— Не получится. Твой отец его явно полюбил! Пока мы ещё не объяснили ему, что такое кража.
— Так следует в первую очередь объяснить! — кипятилась Эльжбета. — Чтоб его черти побрали, ведь ничего теперь не докажешь, открестится, подонок, но, знаешь, я не выдержу, врежу ему по морде! Когда отец не увидит.
* * *
Наутро Кристина приступила к важному разговору с Хенриком. Обстоятельства складывались благоприятно, минувшая ночь вселяла немалые надежды. Хенрик хотя память и потерял, но сохранил другие способности, вкусы его, как известно, не изменились, а рефлексы действовали безотказно, не помешала и рука в гипсе. В общем, как мужчина он оказался на высоте, Кристине не в чем было его упрекнуть. И теперь, разнежившись, готов был во всем угождать любимой женщине.
За завтрак сели вдвоём, Эльжбета отправилась на экзамен, один из последних.
— Хенричек, — с бьющимся сердцем начала Кристина, — у нас проблема. Знаю, тебе сейчас нелегко, но я постараюсь разобъяснить все поподробней, может, тебе что и припомнится.
— Постарайся, коханая, — согласился Хенрик. — Я ведь не дебил, оказывается, соображать способен, правда, очень утомляет меня копание в прошлом, но я тоже постараюсь.
— Вот давай вместе и покопаемся. Так вот. Как раз в день автокатастрофы, перед выездом, ты мне признался, что провернул одно выгодное дельце.
— О! — оживился Хенрик. — Какое же?
— Понятия не имею, знаю только — очень для тебя выгодное. Во всяком случае, ты заработал на нем более двадцати миллиардов злотых, но в долларах. И деньги у тебя находились дома. Это было вечером, накануне того несчастного случая. И ты ломал голову, где бы их спрятать, потому что к нам нагрянул твой шурин. А он ворюга…
— Не так быстро, коханая, — попросил Хенрик. — Мне не все ясно. Какая разница — злотые, доллары? Расскажи, а я быстренько запомню.
И в самом деле, хотя из памяти Карпинского начисто стёрлось прошлое, на пустом месте с удесятерённой силой усваивались свежеприобретенные познания, не было необходимости ничего повторять. Хенрик с потрясающей скоростью овладевал не только родным польским, но быстро схватывал и некогда знакомый ему английский.
Пришлось Кристине сделать коротенький доклад о денежных знаках и валютных системах разных стран, засим последовал вопрос;
— Значит, двадцать миллиардов злотых — это много?
— Очень много, — вздохнула Кристина. — Половины достаточно, чтобы всем нам безбедно жить на одни проценты. А второй половины с избытком хватило бы на виллу, две автомашины и на все, чего душа пожелает. До конца наших дней.
— Очень хорошо, — одобрил неизвестно что Хенрик и взял добавку салата. — А теперь о шурине. Что значит — ворюга?
— Значит — вор. Крадёт чужую собственность. Берет и присваивает себе без разрешения чужие вещи. В том числе наши. Ох, Хенричек, наверное, я дам тебе почитать энциклопедию…
— Отличная мысль, я и сам возьму. Понял, ты полагаешь, что он мог бы украсть и те большие деньги.
— Мог бы! Мог бы!
— Нехорошо, — укоризненно заметил Хенрик. — Так нехорошо поступать.
— Правильно, нехорошо, но он поступает.
— А ты уверена? Мне он нравится, такой милый человек.
— Он всем людям нравится, но только до тех пор, пока не украдёт у них чего-нибудь. Твоя бывшая жена его на порог не пускает, а ведь он ей родной брат.
— Моя бывшая жена? — удивился Карпинский. — Ты хочешь сказать, что у меня была какая-то жена? Почему же мне до сих пор об этом не сообщили?
Кристина почувствовала — кажется, терпение её на пределе.
— Потому что речи не зашло, тебе ещё столько предстоит узнать! И жён у тебя было целых две.
— Зачем столько?
— Так получилось. Первая жена умерла. Это была Эльжбеткина мама. Ты уже знаешь, что мать твоей дочери должна была быть твоей женой, а ею наверняка была не я. Мама Эльжбеты давно уже умерла, потом ты женился на второй, но та сама с тобой разошлась, она считала — ты слишком мало зарабатываешь денег. А Клепа — как раз её брат.
— А мне он — шурин! — вспомнил Хенрик.
— Молодец, правильно. Вот ты и ломал голову, где бы спрятать деньги, потому что тогда шурин тебе не так нравился. Ты понимал — он украдёт твои деньги. Вот ты и спрятал их.
— Где?
— Хотелось бы мне это знать! — не выдержала Кристина. Ангельское её терпение лопнуло. — Ты мне сказал только, что хорошо их спрятал. В надёжном и безопасном месте. А в каком — не сказал. Теперь же сам понимаешь — нам надо их найти. Понимаешь или нет?
— Понимаю, — даже немного обиделся Хенрик. — Что я, дурак, что ли? Только, видишь ли, я никаких таких денег не помню. Давай-ка повтори мне ещё разок, и во всех подробностях.
Пришлось Кристине приструнить своё терпение и по возможности спокойно ещё раз обо всем рассказать. Капризничать ей сейчас никак нельзя.
Выслушав во второй раз отчёт жены, Карпинский заинтересовался своим сообщником. Кто он такой? Кристина не знала, Карпинский тогда его не назвал. Не исключено, сообщник мог внести какую-то ясность.
— Я надеялась, что твой сообщник — Хлюп, — со вздохом призналась Кристина. — Но спросить его не решилась, ты так настаивал, чтобы я никому ни слова. А теперь и не спросишь. Даже как выглядели эти деньги, в чем были запакованы, и то понятия не имею. В мешке? В чемодане? В картонной коробке? Ты мне их не показал.
— Вот тогда я действительно был дурак. Тогда, а не сейчас. Очень жаль, дорогая, но я ничегошеньки не могу припомнить.
— Да я и не очень надеялась, — опять вздохнула Кристина. — Просто мне хотелось, чтобы ты знал. И подумал. Думать ты умеешь. А узнав о деньгах, возможно, просто догадаешься, что тогда с ними сделал. Вот скажи, где бы ты их спрятал сейчас, если бы захотел?
Карпинский вместе со стулом отъехал от стола и огляделся, однако ничего путного в голову не приходило.
— Спрятать в доме? — неуверенно переспросил он.
Кристина аж подскочила. Не муж, а она, дура набитая, потеряла память! В каком там доме!!!
— Нет, нет! Я вспомнила! Ты мне чётко сказал — унёс деньги и укрыл их в надёжном и безопасном месте. Нет, ты выразился так: «В самом спокойном и безопасном». Где, скажи на милость, ты мог их спрятать? Не в банк положил, это точно, в банк нельзя, потому что они вроде как не совсем легально тебе достались. Я ещё пошутила — спокойное и безопасное, значит, на кладбище закопал. Ты только посмеялся, да и не мог закопать их, не был испачкан. Хенрик, постарайся вспомнить, нам так нужны деньги, особенно сейчас, когда ты долго не сможешь работать, рука в гипсе…
— Мне сказали — снимут через две недели. Теперь уже только через десять дней.
— Неизвестно, сколько займёт процесс выздоровления. Да и вообще, надо совсем ума лишиться, чтобы поставить крест на таких деньгах!
— Так я и лишился. Хотя, конечно, понимаю, что денежки иметь неплохо.
Кристина окончательно пала духом.
— Похоже на то, что ты так никому и не успел сказать, куда дел деньги, разве что Хлюпу. Остаётся ещё твой сообщник. Наверняка у тебя где-то записаны его имя и адрес. В блокноте, каких-то бумагах… Давай просмотрим все, что можно!
Карпинский не возражал против просмотра бумаг, ему самому было интересно, что в них обнаружится. И они с Кристиной переместились в кабинет.
Бумаги Карпинского оказались аккуратно сложенными, а на столе лежал большой блокнот, сплошь заполненный фамилиями, телефонами и адресами. Маленький блокнотик вместе с Карпинским вернулся из больницы. Больше всего Карпинского заинтересовали огромные компьютерные распечатки со всевозможными графиками, расчётами и бог знает с чем ещё. Он с радостью заявил, что почти все понимает, и отвлечь мужа от этих бумаг и заставить заняться нужными поисками стоило Кристине немалого труда.
Карпинский раскрыл большой блокнот и принялся внимательно его изучать. В отличие от компьютерных распечаток записи в блокноте ему ни о чем не говорили. Таинственным сообщником мог оказаться кто угодно. Кристина совсем приуныла и решилась обо всем рассказать Эльжбете.
* * *
Чрезвычайно довольный жизнью Карпинский с неослабевающим интересом читал энциклопедию, а обе женщины в уголке с чашечками кофе бились над жизненно важными проблемами.
— Боже мой! — почти с мистическим ужасом восклицала Эльжбета. — Надо же было такому случиться! Раз в жизни отцу удалось огрести кучу денег, и ищи-свищи! Следовало сразу же спросить Хлюпа, уверена, он — единственный, кто мог что-то знать.
— Хватит пилить, меня и без того замучила совесть. Но ведь твой отец велел мне молчать, говорил, не совсем законно…
— Наверняка незаконно, разве законным путём можно такие деньжищи заработать? А сколько он тогда отсутствовал? Часа два?
— Наверное, меньше. От силы полтора. Время-то тянулось медленно, ведь приходилось присматривать за Клепой.
— Ладно, допустим, он потратил около часа, — рассуждала Эльжбета. — Поехал, спрятал, вернулся. Где за столь короткое время можно найти надёжный тайник? В каком-нибудь костёле? На кладбище? Фамильного склепа у нас нет. Хлюпа не воскресить, остаётся лишь неизвестный сообщник, он мог что-нибудь знать, раз принёс деньги. Ты сказала — именно он принёс деньги?
— Такое у меня создалось впечатление. Принёс в тот вечер, когда к нам заявился холерный Клепа, а мы с Хенриком на следующий день должны были уезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48