Его звенящий от негодования и ярости крик лишь подзадоривает ее, и она веселится еще больше. Положив короткое самодельное удилище на тропинку, он бросается к сестре, сжимая кулаки и собираясь ударить ее, но она с легкостью увертывается и хватает с земли удилище. Она дразнит его, размахивая бамбуковой палкой, тыкая ею в живот брату, не позволяя ему приблизиться.
Острый конец удилища царапает щеку, на ней появляется кровь, и Дэвид кричит от боли.
Он проводит пальцами по щеке и потом внимательно смотрит на оставшиеся на них красные полоски.
Девочка пятится от него назад, но отнюдь не от страха – она хохочет, издевается над ним, насмехается над его царапиной. Она подходит к самому краю берега и с презрительной усмешкой, портящей ее личико, поворачивается и медленно бросает удилище в реку. Бамбуковую палку подхватывает сильным течением и стремительно несет на середину бурного потока.
Отнюдь не один этот хладнокровный и презрительный жест приводит мальчика в ярость – это уже далеко не первая злобная выходка его сестры. Годы изощренных и жестоких издевательств копили в его душе отчаяние и гнев, но до сих пор ему удавалось прятать их глубоко в груди. И вот теперь долго сдерживаемая ярость смела все преграды и вырвалась наружу. Широко расставив руки и кипя от ненависти, он бросается к сестре, намереваясь схватить ее.
Точно так же, как прежние ее издевательства пробудили в нем ненависть, эта ненависть породила в душе ее страх. Пытаясь увернуться, она пятится назад.
Дэвид уже видит опасность, руки его вновь напрягаются, тянутся вперед, на этот раз чтобы удержать ее.
Но она не понимает его истинного намерения, а быть может, слишком презирает и ненавидит, чтобы позволить ему дотронуться до себя. Еще один шаг назад... И она падает...
Он успевает схватиться рукой за ее платье, и это резкое движение заставляет его потерять равновесие, тянет его вперед. Брат и сестра вместе падают, тела их тесно соприкасаются друг с другом. Они оба оказываются в реке.
Холодные, ледяные объятия воды. Мутное пространство, наполненное приглушенными звуками, теснящимися тенями. Лишающая возможности дышать серая мгла.
Мальчик выныривает на поверхность, но не благодаря силе воли или ловкости – просто подводные течения, словно поплавок, выталкивают его наверх. Он переворачивается на спину, удерживая над водой голову, и хватает ртом воздух, краем глаза успевая увидеть бегущего к реке отца и следующую за ним по пятам мать с зажатой в руке корзинкой для пикника. Рты их широко раскрыты в крике, но до него не доносится ни звука.
Чьи-то сильные руки вновь утаскивают его под воду, и он закрывает глаза, на которые, причиняя боль, давит мощный поток. Он понимает, что кричать нельзя, потому что горло и легкие тут же наполнятся холодной серой водой, но все-таки не в силах сдержать вопль.
Теперь уже его действительно подхватывают чьи-то руки, и в бурлящей воде он видит рядом с собой отца. Эти руки выхватывают его из других объятий, и он сейчас похож на сломанную куклу, за которую борются, вырывая ее попеременно друг у друга, два претендента – бешеное течение и властный человек. И постепенно человек выигрывает эту битву.
Дэвиду снова удается приподнять над водой голову, и на этот раз он видит темные волосы сестры, мелькающие пока еще не очень далеко, но стремительно уносимые прочь.
Дэвид чувствует, что ударяется о берег, руки матери, наконец-то бросившей корзинку, вытаскивают его, промокшего и обессиленного, наверх. Отец снова бросается в глубину, лихорадочными движениями будоража воду. Он ныряет, и на какое-то мгновение в воздухе мелькают его ноги, а женщина и прижавшийся к ней всем телом мальчик сидят на тропинке и в ужасе наблюдают за ним.
Время, кажется, тянется бесконечно. Но вот наконец отец появляется над водой, хватает ртом воздух и снова исчезает в глубине.
Для мальчика наступает вдруг Абсолютная тишина, вокруг него наполненная скорбью и страданием пустота, лишенная звуков и времени. Но движение осталось: течение бурного потока, трава, склоняющаяся под порывами легкого ветерка.
Бесконечное ожидание, полное неопределенности затишье.
Оно было нарушено воплем отчаяния отца, вновь вынырнувшего на поверхность и теперь уже окончательно осознавшего, что его дочь навсегда исчезла в холодной и мрачной глубине.
Дэвид вздрагивает, потрясенный беспредельным отчаянием и горем, прозвучавшими в крике, а мать еще теснее прижимает его к себе, обхватывает руками, словно пытаясь защитить ребенка, навсегда удержать его в безопасности.
Он прячет лицо у нее на груди, одним глазом косясь на реку, похитившую сестру. Отец приближается, крики и плач его становятся все громче... Взгляд мальчика затуманивается, а шум реки превращается в поистине оглушительный грохот...

* * *

...Голова Эша лежала на подушке рядом с головой Кристины, и перед его глазами стоял такой же, как и тогда, на берегу, туман. Лишающая возможности двигаться и даже дышать боль тоже была не менее острой.
– Я так и не осмелился сказать им, – ровным голосом произнес Эш, – я никому не сказал, что все случилось по моей вине, что это я столкнул Джульетту в воду.
– Но это ведь был несчастный случай! – ответила Кристина.
– Нет, я хотел, чтобы она утонула. Я словно обезумел в тот момент и желал ей смерти. Да, я пытался помочь ей, но... но когда мой отец выбрался из реки, я почувствовал облегчение, какая-то темная часть моего существа радовалась. – Это признание, сделанное после многих лет неуверенности и отрицания, до глубины души потрясло его. – Я не знаю, что мучило меня больше все эти годы – сознание вины за то, что я сделал, или угрызения совести за мои мысли после этой трагедии.
– И все эти годы вы казнили себя? Но вы ведь были маленьким мальчиком!..
– Я так боялся, что меня накажут. Меня не покидало сознание того, что я заслуживаю наказания за этот ужасный поступок. Мне казалось, что все узнают о нем и прочтут на моем лице мои мысли. А мои родители никогда не простят меня, когда узнают... Джульетта никогда не простит меня...
– Джульетта?
Эш перевернулся на спину и уставился в потолок, избегая встретиться глазами с Кристиной.
– Иногда мне кажется, что я вижу ее, как будто краешком глаза. Я замечаю какую-то зыбкую тень, а когда поворачиваюсь, она тут же исчезает. И все же что-то остается... Мне кажется, я вижу ее такой, какой она была тогда – одиннадцатилетней девочкой, и одета она в то же платье, что... что и в тот день.
Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором явственно предстал образ Джульетты. Но не ее лицо – оно было как в тумане, черты лица невозможно было различить. Взгляд ни на чем не фокусировался. Еще более расстроенный этим неясным видением, призрачным обликом мертвой сестры, Эш снова открыл глаза.
– Ночью, накануне похорон, я услышал ее голос. Она звала меня. Я спал, и голос ее ворвался в мой сон. Когда я проснулся, она все еще продолжала звать меня. Тело ее лежало в открытом гробу на первом этаже дома. Я потихоньку прокрался туда – мне было очень страшно, но я не в силах был противостоять ее зову. Я должен был ее увидеть. Возможно, в глубине души я хотел, чтобы она вновь ожила, или, быть может, стремился снять с себя груз вины. – Дыхание его сделалось неровным, и он с трудом продолжал: – Джульетта пошевелилась, Кристина. Ее тело пошевелилось в гробу. И она говорила со мной.
Кристина как завороженная не сводила с него глаз. Он повернул голову к ней.
– Вполне возможно, все это было лишь ночным кошмаром. Не знаю. Я был совсем еще ребенком, и мне только что пришлось пройти сквозь страшное испытание. Но что-то говорило мне, что все происходит наяву. Родители услышали мой крик. Когда они нашли меня, я валялся на полу без чувств. Не выдержав, я потерял сознание.
В горле у него пересохло, словно оно действительно воспалилось от охватившего подвал невыносимого жара. Он облизал языком губы, но и язык был сухим, а потому ему не удалось даже смочить их.
– Две недели после этого я горел в лихорадке – заупокойные службы, похороны, горе моих родителей после столь свежей утраты – все это миновало меня. Они решили, что виной всему мое падение в реку. Я простудился. Можете ли вы в это поверить? Но я был рад, что они думали именно так.
– О, Дэвид, – тихо произнесла Кристина, касаясь его руки. – Это и есть причина, не так ли?
Он покачал головой, не понимая, о чем она говорит.
– Поэтому вы и посвятили свою жизнь исследованиям в области парапсихологии, стремлению доказать, что сверхъестественное не существует, что жизни после смерти быть не может? Неужели вы сами не понимаете? – Она крепче взяла его за руку. – Ваш скептицизм происходит от сознания вашей вины. Вы не хотели допускать даже мысли о возможности существования призраков. Вас испугал тот ночной кошмар, вы боялись даже думать о том, что это не был сон, что Джульетта действительно говорила с вами и действительно шевелилась в гробу. Вас приводила в ужас вероятность того, что все произошло на самом деле и что однажды Джульетта потребует возмездия. Дэвид, неужели вы до сих пор не понимаете, каким вы были глупым?
Она придвинулась ближе и поцеловала его в щеку. Эш обнял девушку. Слова Кристины привели его в смятение, однако он чувствовал, что в них есть значительная доля правды. Но он не мог так быстро смириться и признать логику ее рассуждений – слишком долго он носил в душе эту тяжесть. Ему необходимо было время, чтобы все хорошо обдумать. Ему нужен был отдых. Он должен был осмыслить то, что она сказала. А сейчас больше всего на свете ему нужна была Кристина.
Эш со стоном крепко прижал к себе девушку.

21

Веки дрогнули и открылись.
Комната была погружена в темноту, если не считать льющегося в окно лунного света.
Его обнаженное тело было влажным от пота. В горле саднило. Он вспомнил пожар.
Он вспомнил все.
Эш повернулся к Кристине, чувствуя необходимость в ее поддержке, и понял, что желание его все еще полностью не удовлетворено.
Но Кристины не было. Кровать рядом с ним оказалась пуста, а когда он позвал ее по имени, из темноты, окутавшей комнату, ему никто не ответил.
Там, где она еще недавно лежала, простыни были смяты и на них явственно сохранился след от ее тела.
Он коснулся этого места, как будто надеясь, что она каким-то чудом появится вновь, но ощутил такой холод, что вскрикнул и отдернул руку.
Впечатление было таким, будто рука его окунулась в ледяную жидкость, – казалось, что простыни не только сами были холодными, но излучали всей своей смятой поверхностью леденящий холод.
Он лег на спину, отодвинувшись как можно дальше от этого места. Его вновь охватил страх, мысли путались, но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы сделать хоть какое-то усилие, слишком утомленным и измотанным душой и телом, чтобы подняться.
Веки были тяжелыми, глаза слипались.

22

Раскрасневшаяся от мороза Эдит Фипс быстро взбежала по лестнице, ведущей в Институт экстрасенсорики. На улице за ее спиной скопились в огромной пробке, как, впрочем, и всегда в час пик, автомобили – они едва ползли, а чаще вообще стояли, и водители вымещали свое раздражение на пассажирах или товарищах по несчастью, стоявших с ними бок о бок, даже на колесах собственных машин, однако редко кто нажимал на клаксон. Сквозь двойные стекла входной двери Эдит увидела спускавшуюся сверху Кейт Маккэррик и с силой толкнула дверь, торопясь перехватить коллегу.
– Кейт!.. – задыхаясь, окликнула она, вбежав в вестибюль.
На лице Кейт отразилось удивление, однако она не остановилась и продолжала идти в направлении стола дежурного регистратора.
– Здравствуйте, Эдит. Извините, мне некогда, я опаздываю на конференцию. Вы вызвали мне такси? – обратилась она к дежурному.
– Оно уже ждет вас на улице, – коротко ответил он.
– Прекрасно. Это почта, ее нужно отправить сегодня же утром, – с этими словами Кейт выложила на стол целую кипу конвертов.
– Кейт, мне необходимо поговорить с вами, – сказала Эдит, беря под руку своего шефа.
– У меня нет ни минуты, Эдит, – ответила Кейт, поворачиваясь к взволнованной женщине-медиуму. – Я действительно опаздываю. Постараюсь позвонить вам позже. Вы будете здесь, в Институте?
– Да, у меня сегодня с утра три сеанса. Но это очень важно...
– Так же, как и конференция. Прежде чем она начнется, мне необходимо представить Друг Другу множество людей и успеть сделать еще очень многое. Если меня там вовремя не будет, с меня просто живьем шкуру сдерут.
Кейт осторожно протиснулась мимо Эдит и направилась к двери.
– Это касается Дэвида! – крикнула уже в спину ей Эдит.
Кейт на минуту задержалась у двери, уже держась рукой за вращающуюся створку и не зная, как поступить.
– Увидимся позже, – наконец решительно бросила она и вышла.
Дверь повернулась, выпуская ее из вестибюля. Эдит кинулась было следом, но, увидев, что Кейт садится в ожидавшее ее такси, остановилась, прикусив от досады нижнюю губу и понимая, что бежать за Кейт бесполезно.
Вместо этого она поднялась по лестнице и прошла в кабинет Кейт Маккэррик. Причем подъем этот потребовал от нее гораздо больше усилий, чем ей хотелось бы, и значительно утомил ее, хотя она сама отказывалась себе в этом признаться.
Бросив сумочку на стол шефа, она направилась прямо к шкафу с документами, вынула один из ящиков и стала быстро перебирать папки:
Найдя ту, на которой значилось “Мариэлл”, она вытащила ее из ящика.
Раскрыв папку, она задумалась, вспоминая, когда ее впервые заинтересовал Дэвид Эш...

23

– Эдит, познакомьтесь, это Дэвид Эш.
Когда Эдит вошла в комнату, навстречу ей поднялся со стула высокий темноволосый мужчина, и теперь он протягивал ей руку. Он вел себя очень сдержанно, но его скрытые возможности не укрылись от Эдит, и она подумала, что у этого человека очень интересное лицо и выразительные глаза...
Но мысли ее неожиданно были прерваны странным ощущением, можно даже сказать потрясением, когда они пожали Друг Другу руки. Его прикосновение вызвало у нее дрожь по всему телу, похожее чувство испытываешь, когда трогаешь кончиками пальцев поверхность мягкого бархата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28