– Кого он собирается призывать?
Сорбл как будто норовил вжаться в стену, совершенно игнорируя тот факт, что сырая земля запачкала его перья, и не сводил широко раскрытых глаз с волшебника, который погрузился в предваряющий чародейство транс.
– Ты же знаешь. Ничто.
– Ах да. Совсем забыл. Ведь что скрывается в погребе? Ничто.
Джон-Том пошутил, однако Сорбл воспринял его слова в буквальном смысле.
– Ну конечно. Я рад, что ты меня понимаешь.
Клотагорб, глаза которого по-прежнему оставались зажмуренными, медленно повернулся к ним лицом и извлек из другого ящичка на своей груди бумажный свиток.
– Сорбл!
– Да, хозяин? – пробормотал филин.
– Это тебе. Будешь читать.
Джон-Том отметил про себя, что голос волшебника изменился, сделался чуточку громче и приобрел известную торжественность, как будто чародей за те несколько секунд, в течение которых пребывал в раздумьях, помолодел на добрых двести лет. Юношу подмывало спросить, так ли это на самом деле, но он не решился. Что касается намерений Клотагорба, было ясно, что тот вот-вот раскроет их.
Сорбл аккуратно развернул свиток и прищурился, разбирая первые строчки.
– Мастер, я не знаю, получится ли у меня. Почерк такой мелкий…
– Получится, получится, – уверил ученика Клотагорб. – Помнится, природа наделила тебя поразительно острым зрением. Можешь вернуться к стене, которую ты так усердно подпирал, но когда я дам тебе знак, начинай читать.
– Как скажете, хозяин, – Сорбл послушно попятился туда, где стоял сильно озадаченный всем, что творилось вокруг, Джон-Том.
Клотагорб неторопливо воздел передние лапы к темноте под потолком.
На глазах у изумленного юноши лапы волшебника словно ухватились за некую невидимую опору и подтянули за собой тело; в итоге чародей оказался сидящим в воздухе над своим стулом. Клотагорб спрятал в панцирь задние лапы и голову, лишь глаза поблескивали из-под роговой оболочки. Интересно, подумалось Джон-Тому, неужели черепаха чего-то опасается? Юноша быстро огляделся по сторонам. Ничего, только грязь да корни дерева. Ничего? Не о том ли твердил перепуганный Сорбл? И тут Клотагорб заговорил. Он произносил слова протяжно, нараспев, а царивший в погребе полумрак становился, казалось, все плотнее, стискивал в своих объятиях светящийся шар, и тот постепенно превратился в слабую искорку света, изнемогавшую в сражении с тьмой.
Темнота как будто усиливала звуки. Джон-Тому чудилось, он слышит, как колотится в груди сердце. Дыхание юноши сделалось прерывистым.
Мрак, который заполнял погреб, не был обычным мраком. Его нельзя было сравнить с безлунной ночью, ибо он отнюдь не навевал успокоения. Это было не просто отсутствие света, а непроглядная тьма, нечто живое, обладающее ростом и весом, нечто такое, от чего перехватывало дыхание.
Джон-Том осознал, что еще немного – и он ударится в панику. Ему мнилось, он задыхается, но вдруг в темноте вспыхнул второй огонек, и дышать сразу стало легче. Свет исходил от того самого свитка, который вручил своему ученику Клотагорб. Чем дальше читал Сорбл – сперва неуверенно, затем без малейшей запинки, – тем ярче становилось свечение.
– Друзья мои, – читал филин, – я пришел к вам ныне с тем, чтобы заручиться вашей поддержкой. Если меня изберут, обещаю делать все, что пойдет на благо народу и стране. Я приложу все усилия к тому, чтобы стать лучшим губернатором из всех, каких только знала провинция. Я сокращу налоги и увеличу расходы на социальные нужды. Я позабочусь о стариках и об укреплении оборонной мощи. Я… Я…
Джон-Том, теряясь в догадках, слушал с разинутым ртом нескончаемый перечень столь знакомых несбыточных обещаний. По правде сказать, он ожидал услышать совсем другое – какое-нибудь неизмеримо древнее и могущественное заклинание, а вовсе не речь записного политика. Похоже, политики все на одно лицо, неважно, к какому миру они принадлежат. Все те же посулы, все те же заверения, в общем, полная ерунда, которая ни к чему не ведет. Ни к чему? К ничему?!
Разумеется! Вот что призывал Клотагорб, вот что он заклинал и звал сюда, в погреб под корнями раскидистого дуба. Через ничто, которое отделяло его от пертурбатора, он надеялся установить местонахождение последнего. Теперь ничто смыкалось вокруг, словно норовя вытеснить их из погреба. Джон-Том чувствовал во рту привкус горечи. Впечатление было такое, будто на него наползает живое одеяло, которое стремится проникнуть в ноздри и в горло, но не в состоянии достичь этого, пока светятся шар и свиток. Рука юноши невольно легла на струны дуары. Он совсем уже собрался было спеть что-нибудь веселенькое, однако в последний миг, под влиянием здравого смысла, отказался от своей затеи: ведь если его песни могли бы хоть чем-то помочь чародею, Клотагорб наверняка упомянул бы о такой возможности. А так, вздумай он запеть сейчас, в момент наивысшего, по всей видимости, напряжения, все старания волшебника могут пойти насмарку, и тогда темнота восторжествует. К тому же еще неизвестно, что страшнее – ничто или гнев Клотагорба. Вот почему Джон-Том не стал предпринимать какие-либо действия; он просто стоял, и слушал, и пытался уяснить, что, собственно, происходит.
О каком ничто может идти речь, когда оно – явно что-то? И потом, что значит: «в погребе ничего нет»? А как же стул Клотагорба, светящийся шар на конце палки и чудесный свиток, не говоря уж о троих живых существах? Джон-Том, как ни старался, не находил ответа, а потому счел за лучшее прислушаться к бормотанию Сорбла и тут, совершенно неожиданно, сообразил, что к чему. Текст на свитке представлял собой типичное предвыборное выступление политического деятеля, изобилующее хвастливыми заверениями и лживыми обещаниями, то есть являлся даже меньше чем ничем, а потому как бы низводил до своего уровня все то, что находилось в погребе.
Нет, поправил себя юноша, не все. В помещении по-прежнему присутствовали светящийся шар, Сорбл со свитком в лапах, парящий над стулом Клотагорб, а также посторонние смутные, зыбкие тени, размытые очертания диковинных фигур, серые пятна на фоне темноты. Вернее, они были не столько серыми, сколько чуть менее темными, нежели окружающий мрак. Так сказать, антрацитовые призраки. Джон-Том присмотрелся повнимательнее, и призраки прямо на глазах утратили часть своей зыбкости. Стало возможно различить черты серых лиц, серые же языки, которые сновали вперед-назад меж черными зубами. Привидения тихонько постанывали, очевидно, переговариваясь друг с другом. Определить, что стоит за этими стонами – слова, музыка или жалобные возгласы, – было весьма затруднительно. Вот они, обитатели мрака, подумал Джон-Том.
Голос Сорбла стал немного громче. Чувствовалось, что филину страшно, однако он не прерывал чтения. Клотагорб продолжал творить заклинания, произносил нараспев загадочные фразы на неведомом языке.
Светящийся шар сделался ярче. Темнота словно слегка отступила. Погреб куда-то исчез. Корни и склизкая грязь на стенах, которая вызывала что-то вроде клаустрофобии, сгинули без следа. Как ни странно, юноше отчаянно захотелось, чтобы они вернулись на место, ибо на смену им пришла пустота, то бишь ничто. Чудилось, что вокруг простирается Вселенная, безграничная и лишенная каких бы то ни было отличительных признаков. Ни земли, ни ощущения того, что над головой возносится к небу могучий дуб. Только посверкивали в непостижимой дали редкие, бесконечно одинокие звезды. Джон-Том тщетно напрягал зрение, стараясь рассмотреть хотя бы парочку туманностей: он словно перенесся в ту часть пространства, где отсутствовала даже космическая пыль.
– Где мы? – прошептал он и вздрогнул, испугавшись собственного голоса. – Куда нас занесло?
– В ничто, – отозвался Сорбл, оторвавшись на мгновение от свитка. – В мимолетную мысль, в фантазию, которая на миг стала явью. Мы очутились с обратной стороны хаоса. Местечко, конечно, еще то, лично я не хотел бы здесь поселиться.
Внезапно показалось, что пол уходит из-под ног, и филин торопливо возобновил чтение. Теперь он читал в два раза быстрее. Постепенно неприятное ощущение миновало, мир как будто выпрямился. Впрочем, относительно ничто такие понятия, как «прямо» и «криво», не имели смысла.
Вдруг хилый огонек светящегося шара засиял с новой силой. Джон-Том встрепенулся. Ему померещилось, что он видит некий предмет, от которого исходит колоссальная энергия, который вертится волчком и постоянно меняет форму. Юноша моргнул. Бешеное верчение, от которого шла кругом голова, и не думало прекращаться. Этот предмет был, вне всякого сомнения, живым, однако вряд ли являлся органическим существом. Насквозь чужеродный, он принадлежал иным мирам и подчинялся исключительно своим законам.
Джон-Том попробовал определить, что же такое он лицезреет, но вскоре был вынужден признать, что не может. Ему казалось, он наблюдает бутылку Клейна внутри листа Мебиуса, который балансирует на макушке дисконтинуума Шварцшильда. Предмет вертелся как сумасшедший, мутировал, трансформировался на глазах, перетекал из одной нереальности в другую, проносился сквозь ничто со скоростью миллиарда миль в секунду и сверкал ярче любой из алых звезд-гигантов. Вдобавок рядом с ним располагалось нечто, чего никак нельзя было разглядеть, нечто куда более обыденное и все же наделенное чудовищной энергией.
Вот оно заметило, что на него смотрят… Джон-Том не знал, каким образом это произошло, он только почувствовал на себе чей-то взор и пошатнулся, словно получил удар в челюсть. Нечто испустило разъяренный вой. Должно быть, оно что-то сделало, ибо неописуемо прекрасный предмет, который был пертурбатором, внезапно задрожал. Хаос вокруг как бы кристаллизировался. Раздался оглушительный грохот, от которого у Джон-Тома чуть не лопнули барабанные перепонки. Юноша прижал к ушам ладони, его зубы сами по себе заскрежетали друг о друга. Ему чудилось, что он очутился в котле, по которому молотят без устали огромные кувалды. Он покачнулся и наверняка бы упал, если бы было куда падать.
Сорбл растерянно взирал на происходящее. Свиток выпал из его лап и разлетелся во все стороны, оказавшись ни с того ни с сего разодранным на мелкие кусочки. Филин попытался было ухватить один из них и продолжить чтение, но не сумел, поскольку тот в мгновение ока отлетел на расстояние в тысячу парсеков. Вконец перепуганный филин рухнул на пол.
Да, на пол, ибо они все трое неведомо как вновь попали в погреб.
Над ними возник потолок, с которого свешивались корни дуба; появились и пропитанный сыростью стены. Джон-Том глубоко вздохнул. Господи, до чего же приятно, когда воздух пахнет землей, водой, жизнью! Погреб буквально пронизывало ощущение жизни. Стена, о которую опирался юноша, влажная и скользкая, подтверждала реальность перемены. Посреди помещения блистал светящийся шар. Клотагорб, как и прежде, восседал на стуле. Волшебник прижимал лады к груди и тяжело дышал. Убедившись, что стена не собирается исчезать, Джон-Том оторвался от нее и шагнул к чародею, чтобы посмотреть, не нужна ли тому помощь. Ему было жарко, хотя температура в погребе ничуть не изменилась. Тем не менее на лбу Джон-Тома выступил пот – холодный пот – свидетельство кратковременного пребывания в ничто. По крайней мере, так он думал, хотя не помнил, когда умудрился вспотеть. Ну естественно: за пределами ничто не жарко и не холодно, там вообще ничего не ощущаешь.
– С вами все в порядке, сэр? – спросил Джон-Том, стараясь унять дрожь в руках.
– Конечно, – отозвался волшебник, окинув юношу пристальным взглядом, удовлетворенно вздохнул и улыбнулся. – В полном порядке, насколько это возможно для моего возраста. Ты видел?
– Видел, только не знаю что. – Джон-Том взглянул на светящийся шар, который распространял вокруг успокоительное сияние. Впервые в жизни он радовался тому, что находится не где-нибудь, а под землей. – Вы имеете В виду пертурбатор?
– А что же еще? – фыркнул Клотагорб, обретающий, похоже, прежнюю самоуверенность. Волшебник поднялся, приблизился к палке с шаром и потянулся. – Считай, что тебе неслыханно повезло, мой мальчик.
По-моему, никто из живущих на свете не может похвастаться тем, что ему довелось лицезреть пертурбатор. Они обычно не задерживаются, пролетают мимо без остановки, а если им и вздумается притормозить, их, как правило, не узнают. Признаться, наш меня несколько удивил.
– То, как он менялся?
– Ну что ты! Пертурбатор просто не может не изменяться. Я не ожидал, что он будет столь великолепен. – Волшебник посмотрел за спину юноше. – Сорбл! Куда ты запропастился?
– К сожалению, никуда, учитель, – откликнулся филин, потирая бок, и состроил гримасу.
– Хорошо. Ну, пошли. Возвращаемся наверх.
– Хозяин, я потерял свиток. Его у меня вырвали. Я ничего не мог поделать.
– Ерунда. Когда понадобится, я восстановлю его. Так что не переживай. Давай пошевеливайся, тебе предстоит упаковать наши пожитки.
– Вам не придется подгонять меня, хозяин, – проговорил филин, выдергивая из земли палку с шаром. – Я пойду куда угодно, только бы очутиться подальше отсюда. – С этими словами он нырнул в тоннель.
– Поддержи меня, мой мальчик, – сказал Клотагорб. – Что-то мне не по себе.
– Неудивительно, – буркнул Джон-Том. – Я и сам, того гляди, свалюсь. – Он обнял чародея за панцирь, и они, опираясь друг на друга, направились вслед за Сорблом.
В тоннеле Клотагорб попросил остановиться, достал из ящичка на груди очки и принялся изучать их на расстоянии вытянутой лапы.
– Запотели, – сказал он, извлек тряпицу и начал протирать стекла. – Однако мы побывали в той еще переделке.
Джон-Том встревоженно оглянулся. Ничто не преследовало их, не гналось по пятам. Да и как оно могло? Ведь ничто – это ничто, оно не способно на какие-либо действия.
– Я знаю, куда нам надо идти, мой мальчик, – сообщил чародей и постучал себя по голове. Послышался громкий скрежет кости о кость. – Путь долгий, но не слишком трудный.
Знакомая песня, подумалось Джон-Тому.
– И куда же? – осведомился он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35