Бесы играли и пели, их голоса, исполненные страдания и самолюбования, красиво переплетались. Такого Колин вынести уже не мог. Ем$ до сих пор не приходилось сталкиваться с чем-либо в этом роде, а потому он оказался совершенно не готов.
Последа ним усилием воли медведь перехватил саблю как копье и швырнул ее в предводителя квартета. Куплет одной из песенок Хэнка Уильямса поверг оружие на землю.
Затем бесы повернулись к тому, кто единственный мог выстоять против них. Пальцы Джон-Тома легли на струны дуары; юноша терпеливо выжидал.
Для затравки, чтобы проверить, насколько он силен, бесы сыграли кусочек из «Конвей Твитти», на что Джон-Том ответил «Розовым кадиллаком» Спрингстина. Один из бесов сбился с ритма, нахмурился и снова запел в лад с остальными. Квартет без всякого предупреждения перешел на торжественный речитатив в духе Пэтси Клайн. Обливающийся холодным потом Джон-Том откликнулся забойным «Прыжком» Ван Халена.
Обмен песнями продолжался, и самый воздух в долине как будто исполнился сомнений и никак не мог решить, что лучше – дождь или солнце. Пропетые бесовским квартетом песни Тэмми Уайнетта, Джонни Кэша и Ронни Милсепа оказались настолько действенными, что путникам стало трудно дышать. Джон-Том постарался разрядить атмосферу, подбирая самую жизнерадостную музыку, какая только приходила ему на ум, – от «Бродяги» Логгина до попурри из Синди Лаупер. Однако он сражался в одиночку против четверых и мог рассчитывать исключительно на себя. Как обычно, лучшим союзником Джон-Тома был он сам. Чем дольше юноша играл, тем эффективнее становилось его чаропение.
Бесы начали отступать; они пятились, а Джон-Том медленно, но верно продвигался вперед. Демоны не могли противостоять ни радостному возбуждению юноши, ни пронизанной животворными токами музыке, которую он исполнял. Внезапно они стали подходить все ближе друг к другу; еще миг – и бесы слились воедино как телами, так и голосами. Джон-Том вдруг обнаружил перед собой четырехголового и восьмирукого монстра.
Гуманоиды же, преградившие путешественникам дорогу в крепость, сгинули без следа. Вернее, кое-какой след сохранился: с плеч монстра ухмылялись все те же бесовские рожи, руки играли все на тех же инструментах, однако общее тело сделалось грузным и уродливым. Больше всего монстр напоминал жирного слизняка; он пел и приплясывал, приплясывал и пел о мире, в котором тяжкий труд ведет к бедности, красота – к обману, а любовь – к несчастью и одиночеству. Мало-помалу Джон-Том осознал, что музыка бесов уже не та, что раньше, заметил, что ухмылки на омерзительных мордах сменились гримасами отчаяния, и понял, что побеждает. Бесы также догадывались об этом и, что, вероятно, мучило их сильнее всего, сознавали: он знает, что они догадываются.
Желая окончательно расправиться с противниками, Джон-Том запел «Девочки хотят повеселиться» и пустил вперед Дормас. Песенка пришлась лошачихе по душе, и она принялась в такт музыке лягать отступающее чудище. Юноша был доволен собой – тембром голоса, постановкой пальцев на струнах, движениями рук. Он словно заново переживал те ощущения, которые испытал во время иллюзии, когда ему пригрезилось выступление на сцене лос-анджелесского «Форума». Монстр, которого, фигурально выражаясь, загнали в угол, пустил в ход свою последнюю надежду – песни Хэнка Уильямса. Ошеломленный всепоглощающей меланхоличностью лирики, Джон-Том почувствовал, что победа ускользает. Но тут как нельзя более кстати рядом с юношей очутился Мадж.
– Поднажми, приятель! Наддай, наддай, чего сник? Выдай-ка им на полную катушку!
Джон-Том огляделся по сторонам, заметил, что выдр стоит позади него, а Дормас и Клотагорб – по бокам, и выдал череду хитов Стиви Уандера, Тины Тернер и «Юритмикс». Монстр сразу обмяк. Юноша поспешил подлечить чудовище собственной версией «Багрового дождя» в стиле «соул». Монстр начал менять цвет с красного на бледно-голубой.
– Жми, приятель, жми! Дави его, гада!
Монстр попытался собраться с силами, чтобы атаковать путешественников более прозаическим оружием, вроде мечей и копий. Мадж и Дормас приготовились защищать Джон-Тома, но их помощь не понадобилась. Юноша прекрасно видел, что происходит, и решил нанести лирический coup de grace Coup de grace (франц.) – удар милосердия

. Его пальцы замелькали быстрее прежнего; ему казалось, он вот-вот оторвется ел земли и взлетит. Должно быть, бесы никогда не сталкивались с неукротимой энергией «Нейтронного танца» группы «Пойнтер Систерз». Дуара преобразилась на мгновение в миниатюрный генератор частиц и дала залп прямиком в грудь монстра.
Раздался глухой взрыв. Путники зажмурились, чтобы не ослепнуть от яркой вспышки, спрятали морды в лапах; Джон-Том заслонился дуарой.
Когда к нему вернулось частично утраченное зрение, он увидел, что на том месте, где находился четырехголовый монстр, расплывается облако грибовидной формы. Вскоре оно рассеялось, и тогда обнаружилось, что дорожка и камни вокруг усеяны кусками красной плоти. Невольно создавалось впечатление, что здесь недавно взорвался воздушный шар.
– Шик! – воскликнула Дормас, разглядывая висящую в воздухе дымку – все, что осталось от облака. – Что это такое?
– То, от чего лучше держаться подальше, – ответил Джон-Том и повел товарищей в обход воронки. «Немыслимо! – подумалось ему. – На свете не существует такой вещи, как термоядерный взрыв карманного масштаба! Или в этом чокнутом мире не существует такой вещи, как «не существует такой вещи»?
– Вход! – завопил Мадж, тыкая ножом в сторону крепости. – Ну все, парень, теперь нас ничто не остановит!
– Не горячись, Мадж, – проговорил Джон-Том, ускоряя шаг, чтобы догнать вырвавшегося вперед выдра. – Не забывай, что предсказали руны.
– Да брось, приятель! – отозвался выдр, но тем не менее пошел медленней. – Я знаю, ты со всем справишься! Че нам бояться, коли ты с нами?
– Уверенность и самоуверенность, к твоему, водяная крыса, сведению, означают вовсе не одно и то же, – изрек Клотагорб. Подъем давался волшебнику нелегко: он тяжело дышал. – Я ощущаю могучую колдовскую силу, которая представляет огромную опасность. Если бы тот, кто обладает ею, находился в здравом уме, я бы ничуть не испугался, а так… Мы без особого труда преодолели проход и расправились с бесами, а это наводит на не слишком приятные размышления. И потом, – прибавил чародей, поглядев на Джон-Тома, – нашему чаропевцу еще предстоит сразиться со своим заветным желанием.
– Мне кажется, сэр, я с ним уже сразился. Но будь что будет – я готов.
– Молодец, – похвалила Дормас. – Тогда действуй.
Из крепости высыпала толпа тяжеловооруженных пехотинцев. Джон-Том прикинул на глазок численность отряда. Двадцать или тридцать человек – именно человек, а не каких-нибудь там демонов. Воины размахивали мечами и испускали воинственные вопли.
– Если они думают, что смогут задавить нас числом, – произнес Колин, подбоченясь, – то им придется пожалеть о своем заблуждении. Я сам перебью половину. К тому же у нас есть волшебник и чаропевец, а значит, опасаться вообще нечего. – Неожиданно в голосе коалы послышалось удивление. – Что-то я, честно говоря, не пойму. С какой стати злому колдуну насылать на нас человеческих самок?
Джон-Том мог бы растолковать медведю, с какой стати, однако язык юноши словно присох к небу. Он стоял, стиснув дуару обеими руками, и потрясенно взирал на толпу рыжеволосых красавиц, которые мчались вниз по склону. Их кровожадные взгляды метали молнии.
Мадж и Клотагорб на какой-то миг тоже как будто впали в транс, но моментально спохватились. Оба они испытали, разумеется, потрясение, однако далеко не столь сильное, как то, которое выпало на долю человека. Джон-Том не предпринимал ни малейшей попытки защититься, хотя был вооружен с одной стороны дуарой, а с другой – своим посохом.
Он просто стоял и смотрел, пораженный до глубины души осознанием того, что разумели руны Колина под схваткой с заветным желанием. Мимо его головы просвистела стрела. Он мигнул, но не сумел заставить себя хотя бы пригнуться. Он не имел сил что-либо сделать, ибо каждая из тридцати новоявленных валькирий выглядела точь-в-точь, как его возлюбленная Талея!
О, Талея! Длинные рыжие волосы, отважное сердце, чудесный характер и склонность к сомнительным занятиям! Та самая Талея, к которой он сватался и которая отвергла его на том основании, что не готова пока связать судьбу с одним мужчиной и обосноваться на одном месте. Он не переставал любить ее. И вот теперь три десятка ненаглядных Талей бежали к нему из крепости безумного колдуна и, надо признать, отнюдь не с распростертыми объятиями. Джон-Том вспомнил, что не видел Талею без малого год. Он был совершенно не готов встретить ее здесь, тем более – если позволительно так выразиться – в таком количестве.
– Что стряслось с чаропевцем? – спросил Колин, который вновь обнажил саблю и взял ее на изготовку.
– Ваще, ничего особенного, – отозвался Мадж. – Тот придурок, что засел в крепости, не умеет играть честно. Понимаешь, все эти длинноногие красотки как срисованы с зазнобы моего приятеля.
– Ну погоди, мы с тобой посчитаемся, – пригрозил Колин укрывшемуся в крепости колдуну. – Что будем делать?
Ответа долго дожидаться не пришлось. Толпа разъяренных Талей накатила на путешественников океанской волной. Когда на тебя замахиваются топором или мечом, ломать голову над тем, как поступить, обычно некогда да и незачем. Колин отпарировал удар и проворно отпрыгнул с пути первой из женщин. Мадж, отбиваясь как мог, пытался извлечь из-за спины свой лук. Слева от него в камень ударилось копье; один из обломков чуть было не пропорол шкуру выдра. Мадж повернулся к Джон-Тому; в голосе его прозвучало нечто такое, чего человек никогда раньше не слышал, – сострадание.
– Извини, приятель. Так надо! Иначе нельзя!
Слова и действия выдра наконец-то вывели Джон-Тома из оцепенения.
Он бросился вперед.
– Нет, Мадж, нет! – Ноги юноши словно приросли к земле. Ему чудилось, он бежит по только что уложенному асфальту. – Нет!
Выдр спустил тетиву в тот самый миг, когда женщина перед ним занесла клинок для смертельного удара. Стрела вонзилась ей в левую грудь, точно в сердце. Однако женщина повела себя вовсе не так, как положено тем, кто должен вот-вот испустить дух. Она начала видоизменяться, судорожно корчиться, постепенно уменьшаться в размерах! Послышался слабый свистящий звук. Вот превращение завершилось: в воздухе плавала красно-оранжевая масса размером с кулак. Прогремел взрыв, во все стороны полетели кусочки чего-то, напоминающего студень, пахнуло чем-то до тошноты сладким, как будто на землю уронили спелую дыню.
– Чтоб мне пусто было! – пробормотал Мадж. – Да они ненастоящие! – Он радостно окликнул друга:
– Эгей, Джон-Том, ты видал? Они ненастоящие! – Выдр наложил на тетиву вторую стрелу, прицелился – и еще одна Талея обернулась омерзительной желеобразной массой.
Колин отпарировал очередной выпад, перешел в наступление и рассек пополам свою противницу, которая затем в точности повторила похоронную процедуру, продемонстрированную жертвами меткости Маджа. Дормас выбрала подходящий момент и, проявив изумительную для своего возраста ловкость, ударила задними копытами. Разумеется, мешки и вьюки разлетелись во всех направлениях, но та же участь постигла и Талею, у которой оказалась сломанной шея. Перемена обличья, сжимание в размерах, ба-бах! – и все. Над полем битвы то и дело грохотали взрывы.
Что касается Джон-Тома, он никак не мог заставить себя, несмотря на происходящее вокруг, присоединиться к товарищам.
Эфемерность мнимых Талей, к сожалению, ни в коей мере не распространялась на их оружие. Одной из женщин удалось, к примеру, раздробить топором роговую пластину на панцире Клотагорба.
– Давай, парень! – крикнул Мадж юноше, обороняясь сразу от трех красавиц. – Пойми, наконец, что перед тобой ненастоящая Талея, осел ты этакий! – Выдр сделал выпад. Бум! Мадж кинулся к Джон-Тому, бросив на бегу медведю:
– Эй, сюда! Надо выручать этого придурка!
Коала кивнул, расправился с очередной противницей и устремился на помощь Джон-Тому. По всей видимости, Колин пребывал в прекрасном расположении духа. Еще бы – ведь ему наконец-то представилась возможность посчитаться с коварным врагом. Раньше приходилось полагаться только на волшебство, но теперь все зависело от остроты клинка, собственной ловкости и крепости лап. Вдвоем с Маджем – и при содействии Дормас – коале удалось значительно охладить пыл нападавших.
Тем временем в битву вмешался Сорбл: зажав в каждой лапе по кинжалу, он пикировал с высоты на рыжеволосых двойников Талей. Мадж и Колин заслонили собой Джон-Тома, не переставая твердить юноше, чтобы тот не валял дурака и не стоял столбом. Однако Джон-Том упорно отказывался внимать призывам друзей. Вернее, он соглашался с ними рассудком, но глаза – то бишь то, что представало взору, – повергали его в изумление, которое, словно некое заклинание, полностью обездвижило юношу.
– Очнись, кореш! – рявкнул Мадж, уклоняясь от летящего в него копья и посылая стрелу в ту, которая швырнула это копье. – Ты что, нарочно, что ли? Скока можно изображать из себя мишень?
Внезапно те Талей, что пока уцелели, собрались в кучку и ринулись вперед с явным намерением отрезать Джон-Тома от его добровольных телохранителей. Колин и Мадж отчаянно сопротивлялись, но не устояли против натиска и очутились вдруг далеко друг от друга и от Джон-Тома.
Дормас и Сорблу, охранявшим Клотагорба, недосуг было отвлекаться на того, кто не в состоянии защитить себя, поэтому Джон-Том весьма неожиданно оказался в гордом одиночестве. Одна из Талей замахнулась на юношу мечом. Он не шелохнулся. Как он мог сражаться с той, которая была с головы до ног точной копией его возлюбленной? Хотя, мелькнула у юноши шальная мысль, разве он не видел, что добрая дюжина таких копий обратилась в нечто крохотное и красно-оранжевое, а потом взорвалось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35