– И вытерла ноги у входа.
– Постарайтесь оставлять туфли у входа, ладно? И не принимайте долго душ. С этими грибками одна морока.
– Хорошо. Я так и сделаю.
– А теперь мне пора идти, – заявила Мерседес и встала. – Меня ждет другой клиент. Но вы можете мне позвонить, если вам что-нибудь понадобится. Звоните мне в любое время. Не стесняйтесь. Я люблю, когда мне звонят.
– О'кей, офицер, – откликнулась Миа.
Мерседес подкрасилась, собрала свои вещи и ушла.
Мартина Уоршоу похоронили в полдень двадцать первого на старом кладбище в Пало-Альто. День выдался ясный и солнечный, а земля на месте прежних чумных могил еще никогда не выглядела столь зеленой, спокойной и взывавшей к размышлениям о вечности. Среди собравшихся Миа не заметила ни одного знакомого лица. Да и ее здесь никто не знал или не потрудился узнать.
Все девятнадцать стариков, пришедших на похороны, были в высшей степени типичны. Как звезды Голливуда, они никогда не боялись ножа хирурга. Красивые люди всегда с особой охотой стремились продлить собственную молодость. Пятьдесят лет назад эти люди стали первыми добровольными жертвами медицины. Но сейчас они вполне естественно и неизбежно состарились. Примитивная техника разглаживания морщин и устранения жировых складок, характерная для 2030-х и 2040-х годов, казалась в наши дни грубой и совершенно устаревшей. Теперь они действительно выглядели как первые жертвы: усталые люди с лицами, покрытыми заметными шрамами и отметинами.
Могильщики приподняли петли белой крышки набальзамированного гроба и открыли его. Они сняли тонкое покрывало с усохшего тела Мартина и осторожно, почтительно погрузили его соскользнувшие ноги в приготовленный гель. Просвечивающие устройства заработали, воссоздавая последний официальный медицинский портрет Мартина. Изящные ультрасоники разделили труп на части, и, когда роторы принялись на полной скорости взбивать расчлененную массу, яркий орнамент на цветочных клумбах распылительной установки задрожал. Сборщики образцов мгновенно уловили капельки жидкости, проанализировали генетические изменения и исследовали обосновавшиеся в трупе бактерии. Они были изучены и внесены в каталоги каждого подвида симптоматических инфекций с их типичными проявлениями, что помогло определить причину смерти (самоуправляемый нервный депрессант) с предельной кибернетической точностью.
Кто-то, – Миа так и не поняла, кто именно, – попросил католического священника сказать несколько слов. Молодой священник не скрывал своего волнения, на него глубоко подействовали психоделики, и от порыва вдохновения, захлестнувшего его, он с трудом мог говорить. Завершив необычную поминальную молитву, священник формально благословил гель. Небольшая толпа отодвинулась от края могилы, разбившись на группки по два-три человека.
Художник выгравировал на кремово-белой стенке набальзамированного гроба портрет Мартина и даты его жизни: Мартин Уоршоу (1999-2095). Это цветное пятно, размером с ладонь Мартина, поместилось внизу большой общей белой стены, рядом с именами трехсот восьмидесяти девяти прежних обитателей этого гроба. Миа застыла на месте, ее ноги словно прилипли к асфальту, когда она осматривала яркие ряды надгробных фотогравюр. Эти человеческие лица делали огромный гроб похожим на добрую и понимающую машину.
У выхода с кладбища Миа поискала такси. И пока дожидалась, обратила внимание на рыжую собаку, пробиравшуюся сквозь заросли олеандра. Никакой одежды на собаке не было, она не проявляла признаков высшего разума. Миа долго глядела на нее, но как только попыталась приблизиться, та скрылась в кустах. Миа почему-то почувствовала себя одураченной, хотя большие рыжие собаки встречались ей довольно часто.
Миа вышла из такси у станции метро, спустилась под пронизанную трубами поверхность Калифорнии и оказалась в Публичном пункте телеприсутствия у Койт-Тауэр. Когда она покидала Сан-Франциско, ее любимым сайтом становилась Телеграфная гора. Во время путешествий она регулярно связывалась с этим сайтом, чтобы воскресить ощущение доступа к району Залива. Миа пользовалась телеприсутствием для посещения городов по всему миру, но не могла полюбить эти города, если не видела их своими глазами и не гуляла по их улицам. Сан-Франциско был одним из самых крупных пешеходных городов на свете. Вот почему она жила там. Поэтому, но главным образом – по привычке. Ей нравилось ходить пешком.
На Эмбаркадеро Миа выпила горячего кофе в людном и шумном кафе, где были в основном туристы. Она мрачно гадала, что подумал бы ее бывший муж о событиях этого дня? Что бы он подумал о церемонии похорон Уоршоу? Мартин Уоршоу был единственным настоящим соперником Дэниэла. Обнаружил бы он признаки мужской ревности или легкой удовлетворенности? Миа размышляла и о том, вспоминает ли о ней ее бывший муж, да и думает ли он о ком-либо и чем-либо вообще? Дэниэл обосновался в очень странном месте, в Северном Айдахо, с которым нельзя было установить никаких контактов. Миа могла бы позвонить своей дочери Хлое в Джакарту, но их разговор ее бы не успокоил. Хлоя по обыкновению разразилась бы тирадой о поворотах судьбы и верности самому себе и без конца вышивала бы эти словесные узоры.
Всю долгую дорогу к Рыбацкой верфи Миа старалась не думать о работе и удивлялась – для нее это было чем-то новым. В своем роде великим достижением. Наконец она добралась до цели – двухэтажного, обшитого железом дома. Обшарпанный знак из красного дерева на массивной ограде подтверждал, что здесь находится коммерческий пункт доступа к Сети. Миа заплатила за вход и, очутившись в темном помещении, положила кредитную карточку в часы.
Владелец сайта вышел ей навстречу. Этому сухопарому пожилому господину уже перевалило за сто. Казалось, что он состоял из костлявых колен и локтей, острого хищного носа, несуразно больших мощных наушников и бесформенной рыбацкой каскетки. Рыбацкая каскетка Стюарта явно была излишней, потому что его неровная морщинистая кожа десятилетиями не пропускала солнечный свет. Ей бросились в глаза его рубашка желчно-зеленого цвета с короткими рукавами, старые лоснящиеся брюки и наборный ремень с мелкими металлическими накладками.
Миа не посещала этот сетевой сайт уже тридцать семь лет. Дом успели основательно отремонтировать и перестроить – сняли внутренние перекрытия и стены, вынули рамы из окон, стены по периметру обшили медью, чтобы усилить герметичность. Однако Миа не удивилась, увидев прежнего владельца, занятого тем же делом на том же месте и, кажется, одетого в тот же самый костюм. Мистер Стюарт неизменно производил на нее впечатление человека, без труда способного пережить обычное архитектурное сооружение. Да, Стюарт не слишком изменился, хотя за минувшие десятилетия его нос и уши заметно раздулись. Лечение гормонами роста и стероидными добавками считалось одним из наиболее эффективных способов продления жизни. Однако у мужчин от лекарства часто распухали нос и уши. Это было как-то связано с мужскими стероидами и увеличением роста костных тканей.
Миа оглядела комнату. С потолка свисали серые звукоизоляторы, а под ними виднелись цветные переплетения силовых кабелей и волоконной оптики. Металлические стропила оживлялись щебечущими воробьиными стайками.
На полу размещалась причудливая коллекция для доступа к Сети. В западном крыле склада Стюарт хранил нетлинки новых брендов, многие из них были похожи на свои устаревшие прототипы. В восточном крыле лежали груды странных предметов, этаких антикварных диковинок, которыми в течение последних ста двадцати лет любили манипулировать в виртуальном пространстве. Мистер Стюарт гордился своей коллекцией и всегда собирал либо вышедшие из употребления средства связи, либо самые новые, еще только пробивающиеся на рынок.
Вместо стен стояли ящики и упаковки с деталями для электроники. Скрипучий робот-пылесос Стюарта энергично расхаживал рядом, аккуратно сметал пыль и с других приборов. Здесь же располагался и загончик, в котором клевали корм домашние птицы. Освещение в здании, как обычно, могло просто испугать случайного посетителя.
– Думала, что вы уже вставили стекла, – проговорила Миа.
– Я вскоре этим займусь, – сказал Стюарт и прищурил глаза. – Хотя кому теперь нужны окна. Место доступа к Сети – само по себе окно.
– Что здесь можно запустить, чтобы оно могло прочитать жест-пароль и пропустить меня во дворец памяти, спланированный и построенный в шестидесятых?
– Это зависит от вашего плана, но и вся жизнь зависит от плана, – отозвался Стюарт. Он произнес эту аксиому со вкусом и нескрываемым удовольствием. – Назовите мне исходные параметры и необходимое оборудование.
– Я не могу вам ничего точно назвать.
Стюарт коротко пожал плечами.
– В таком случае вам стоит зайти сюда чуть позже. Если угодно, вот вам мой совет. Давайте сперва сделаем все как можно проще. Запустим пароль в одну из тех кабин и посмотрим, сумеете ли вы воспроизвести этот дворец. Может, он возникнет прямо перед вами.
– Вы думаете, это сработает?
– Может быть. Вы также можете воссоздать его в наглазниках. – Стюарт сделал многозначительную паузу. – Но будьте осторожны.
– Вам платят больше за осторожность, мистер Стюарт? Я тоже хочу быть осмотрительнее. Я в этом заинтересована.
– Мне платят лишь за вход в мой дом, – ответил Стюарт. – Для большинства людей это непомерные расходы.
Кто-то вопросительно прокричал в восточном крыле здания, где располагались новые машины, длинно и сложно спросив о «названии деревьев» и «очищении». Стюарт, как сова, похлопал себя по морщинистой шее.
– Прочтите в руководстве, – заорал он и снова повернулся к Миа: – Молодежь... Так, о чем мы говорили, мэм, и где мы были?
– Миа.
– Что?
– Здесь нет руководства, – выкрикнул в ответ юный голос.
– Миа. М – и – а, – терпеливо произнесла Миа.
– О! – откликнулся Стюарт и постучал по своему наушнику. – Хорошо, что вы пришли сюда, Майа. Не обращайте внимания на молодежь, они порой любят пошалить.
– Я попытаюсь справиться с кабиной и своим наладонником. Прошу вас, дайте мне попробовать.
– Я вас проверю, – сказал Стюарт.
Осторожность была единственным преимуществом устаревшего компьютера. Он был столь вызывающе старомоден, что выглядел совершенно неуместно. Современные виртуальные стандарты стали гораздо точнее, жестче и разумнее примитивного, изношенного и зачастую опасного хлама начала и середины двадцать первого века. Современные архивные данные были на редкость легкодоступны и открыты. Но сохранились сотни устаревших форматов и огромное количество старых файлов, так сказать, отстоя, доступного лишь благодаря давно вышедшим из употребления машинам. Они не были переоборудованы, и теперь ими пользовались только фанатики, увлеченные стариной, или глубокие старики, научившиеся обращаться с ними много десятилетий назад и не желавшие расставаться с привычной техникой. Стюарт дал Миа подзаряженный наладонник и виртуальную шкатулку. Она уединилась в туалетной комнате сетевого сайта среди раковин и зеркал. Миа вымыла руки, со щелчком открыла шкатулку, достала оттуда два легких, как перышки, наушника и прикрепила их к ушам. Потом легким движением прижала маленький, похожий на мушку, микрофон к краешку верхней губы. Тщательно приклеила к векам фальшивые ресницы. Каждая ресница будет отслеживать движение ее зрачка, а значит, и направление ее взгляда.
Миа открыла висевшую на петлях крышку сосуда в мягком кожаном футляре и окунула обе руки до запястий в горячий расплавленный пластик. А после вынула руки и помахала ими, чтобы побыстрее остудить.
Образовавшиеся перчатки затрещали, остывая. Миа размяла суставы и стиснула руки в кулаки. Пластиковая поверхность раскололась на сотни крохотных пластинок, точно высохшая грязь. Она опустила руки в другой бачок, затем вынула их оттуда. Тонкие проводящие вены влажной, сверкающей органической фактуры мгновенно высохли около трещин.
Когда перчатки опять стали хорошо смотреться, Миа достала из прорези под бачком веер для запястий. Она похлопала этим веером по ладони, раскрыла его у левого запястья и застегнула на пуговицу. Радужное оперение веера застыло и сделалось жестким. Когда она развернула и застегнула на другом запястье второй веер, у нее появились две большие визуальные мембраны размером с суповые тарелки. Они светились по краям ее рук.
Пластиковые перчатки ожили, как только их разряды соприкоснулись и слились с изнанкой вееров на запястье. Миа вновь пошевелила пальцами и принялась их разрабатывать. Веера на запястьях мгновенно уменьшились, приняли форму перчаток, обмялись по размеру и заколыхались, повторяя движения рук, показались давно знакомыми.
Веера перестали пропускать свет, и ее рук не стало видно. Потом все же появились их очертания – на поверхности вееров-запястий возникло их отражение. Действительность исчезла за границами этих вееров, и Миа увидела виртуальные образы своих рук, окаймленные двойными кругами синего свечения.
Взяв в руки один указатель, Миа вышла из туалета и направилась к выбранной кабине. Она шагнула внутрь, и занавес за ней закрылся. Ткань затряслась сверху донизу и полностью отвердела, а включившаяся машина словно окружила ее со всех сторон. Жесткая ткань занавеса превратилась в затененную небесную твердь. Большая часть реальности пропала, и Миа стояла, словно подвешенная в плывущем небе синего виртуального пространства. Бескрайней виртуальности, если не считать твердого пола у нее под ногами, потолка над головой, множества локаторов доступа, следящих устройств и записывающего оборудования.
Занавес был соткан из стеклянных волокон, тонких, как волоски, разноцветных волоконно-оптических сканирующих линий. Занавес поднялся, повинуясь движению ее наклеенных ресниц, и открылся вид, на котором взгляд Миа мог наконец отдохнуть. Хотя ее взгляд постоянно смещался, занавес всегда находился над ней, освещался иногда, и она могла видеть его фрагмент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48