Балкис поежилась.
— Просто страшно думать о том, чтобы в человеке все вот так перевернулось!
— Да, ты права. Он пользуется добрым волшебством для злых дел, — подтвердил Мэт. — Так или иначе, он определенно заморочил голову какому-то гениальному полководцу и превратил его в Великого Хана.
— Верно, и убедил целые народы в их праве на завоевания!
— И теперь нам надо разубедить их, верно? — подмигнул ей Мэт.
Балкис изумленно уставилась на него, потрясенная его оптимизмом, но тут же неуверенно улыбнулась:
— Но прежде чем разубеждать, нам надо найти их.
Мэт развернулся в ту сторону, куда уводила улица, и протянул руку Балкис.
Она робко и смущенно взяла его под руку и перестала улыбаться.
— Но не можешь же ты всерьез верить, что мы сами сумеем одолеть Орду?
— Нет, но чем ближе мы к ней подберемся, тем больше о ней узнаем, — сказал Мэт. — А когда узнаем достаточно, повернем на запад и будем идти, пока не встретимся с войском моей жены. Тогда мы расскажем ей обо всем, что узнали, и против Орды выступит она — она, ее союзники и почти пятьдесят тысяч воинов.
Балкис снова улыбнулась, и они зашагали вдоль рядов лачуг.
— А что за страны лежат на севере?
— На север тянется Индия — еще далеко на север. Потом — высокие горы, а за ними начинается Центральная Азия.
— Центральная Азия! — Глаза Балкис округлились. — Не оттуда ли я родом?
— Согласно моей догадке — да.
— А не сможем ли мы заодно узнать побольше о моей родине?
— Вероятно, — кивнул Мэт. Он не стал говорить Балкис о том, что и сам подумал об этом.
— Только «вероятно»... — расстроилась Балкис. Мэт пожал плечами:
— Орда сейчас на западе, они сражаются с арабами. Мы пойдем по завоеванной территории, поэтому обстановка там будет мирная, если только мы не станем привлекать внимания тех отрядов, которые варвары оставили для надзора за местными правителями. И если мы набредем на страну, где все жители будут похожи на тебя, мы поймем, что это и есть твоя родина.
Балкис какое-то время шла рядом с Мэтом молча — видимо, раздумывала о его словах. Но заговорила она о более насущной проблеме.
— Как же мы выйдем за ворота? Ведь такой большой город наверняка обнесен стеной.
— Думаю, так и есть, — кивнул Мэт. — Но вот вдоль гавани я никаких стен не заметил. Конечно, подробно разглядеть ту часть города на бегу было трудновато. Но думаю, нам стоит пойти вдоль берега, пока мы не выйдем из города.
— А городская стена не может выйти прямо к берегу? — с сомнением поинтересовалась Балкис. Мэт кивнул:
— Но ты сможешь превратиться в кошку, и я подсажу тебя на стену. А потом я проплыву мимо стены, ты спрыгнешь, а я тебя поймаю.
— Надеюсь, у тебя есть опыт в том, как ловить кошек, летящих с высоты, — недоверчиво проговорила Балкис. Мэт отмахнулся.
— Ты только когти втяни, когда прыгать будешь. И потом — разве не сказано, что у кошек — девять жизней?
— Не хотелось бы проверять, — сухо отозвалась Балкис.
А вот Мэт сейчас нисколько не возражал бы против приобретения пары-тройки лишних жизней, поскольку слышал о том, что в водах около Индии водятся крокодилы. Он утешил себя мыслью о том, что в воде пробудет совсем недолго, но на всякий случай начал придумывать противокрокодильное заклинание.
* * *
То ли оно сработало, то ли у крокодилов был выходной. Либо Мэту улыбнулась удача, либо он действительно все так удачно спланировал — но он поймал спрыгнувшую со стены Балкис, хотя она при этом проявила, пожалуй, больше ловкости, нежели он. Балкис не пожелала пока менять обличье и предпочла забраться на плечи к Мэту.
Как только взошло солнце, стало жарко, но жара переносилась сносно, а красота Индии Мэта просто очаровала. Воздух был пропитан ароматами экзотических цветов, работавшие на полях крестьяне выглядели очень живописно и казались счастливыми. Легкий ветерок ласкал кожу Мэта, шуршал в зарослях тамариска. Слушая шелест гималайских кедров, Мэт чувствовал, как вокруг него оживают страницы произведений Киплинга.
Однако ближе к полудню солнце стало палить поистине немилосердно, и идти дальше в такую жару было бы трудно.
Мэт разыскал ручеек и пошел вдоль его берега в тени невысоких деревьев. Так, со спящей на его плече кошкой он шагал до полудня. Но когда солнце встало в зените, от его палящих лучей перестала спасать даже листва над головой. Мэт разыскал густые кусты и забрался под них. Когда он сел на землю, Балкис проснулась и инстинктивно вонзила когти в плечо Мэта, чтобы удержаться.
— Бархатные ла-апки! — взвыл Мэт, и кошка втянула в подушечки свои миниатюрные ятаганчики, мяукнув:
— Ты мог бы меня предупредить.
— Я не хотел будить тебя, — объяснил Мэт. — Дрема — лучшее спасение от этой жары. Советую тебе снова уснуть.
Балкис огляделась по сторонам, перевела взгляд на Мэта.
— А ты тоже собираешься спать?
— Незамедлительно, — кивнул Мэт и, закрыв глаза, почувствовал, как теплое пушистое тельце свернулось у него на животе. Успев пробормотать охранное заклинание, он крепко уснул.
Проснувшись, он обнаружил, что солнце стоит низко над горизонтом и что ветви жараканд уже шевелит вечерний ветерок. Мэт протер глаза и приподнял голову, Балкис лежала рядом с ним, вытянув передние лапки и оттого став похожей на миниатюрного сфинкса. Голова кошки была поднята, глаза открыты.
— Ты что же, все это время не спала? — изумленно спросил Мэт.
— Должен же был кто-то стоять на страже, — устало мяукнула Балкис.
— Бедняжка! — Мэт поднял кошку с земли, сел и отпустил ее. — Как ты не перегрелась!
— Тут была тень, — ответила Балкис. — Но только давай завтра найдем местечко попрохладнее, когда соберемся поспать, ладно?
— Договорились, — кивнул Мэт, проворно поднялся на ноги, поднял кошку и усадил на плечо. — Ну а теперь твоя очередь спать.
Кошка обвила шею Мэта и быстро задремала.
Мэт шел медленно, ожидая того мгновения, когда его тело будет способно к переходу на крейсерскую скорость. Он решил, что, в общем и целом, для Балкис было безопаснее путешествовать в кошачьем обличье. В образе девушки она могла бы запросто привлечь внимание какого-нибудь странствующего индийского вельможи, а заступиться за нее и Мэта в этих краях было положительно некому.
Мэт вынужден был себе признаться в том, что в обличье девушки Балкис и его бы отвлекала — ведь она была на редкость хорошенькой.
Он поймал себя на том, что любуется Балкис исключительно с эстетической точки зрения. Это показалось Мэту несколько странным. Разве мужчины не должны были соответствующим образом реагировать на женскую красоту независимо от того, женаты они или холосты? Правда, в свое время он не испытал такого уж немыслимого влечения к Лакшми — принцессе-джинне. Ну, разве что-то такое происходило в те мгновения, когда Лакшми обретала размеры обычной женщины и прибегала к откровенным методам соблазна. А к женщине высотой с многоэтажный дом, согласитесь, испытать влечение затруднительно, как бы она ни была роскошна.
К женщине высотой с многоэтажный дом, а также к той, что почти ребенок?
Мэт задумался. Видимо, все-таки дело было в том, что ему уже исполнилось тридцать четыре, что он успел поработать преподавателем и вдобавок был женат на красавице, которой еще не исполнилось тридцати. Были у него студентки, которые влюблялись в него по уши, но сам он в ту пору никаких ответных чувств не испытывал, хотя и знал, что его коллеги в отличие от него порой проникались к студенткам весьма и весьма пылкими эмоциями. В те времена Мэт относил свою холодность на счет своей неисправимой романтичности, и в часы одиночества к нему являлась женщина его мечты. А потом вопреки всякой логике его собственного мира он нашел эту женщину в другом мире. Что еще более удивительно — эта женщина полюбила его. Благодаря ряду заклинаний, которым Мэт был подвергнут в первые месяцы своего обитания в Меровенсе, он стал достаточно красив и достаточно отважен для того, чтобы поверить в то, что он может быть достоин этой женщины и может заслужить ее любовь. Похотливая колдунья Саесса и церемония посвящения в рыцари, осуществленная легендарным императором и его потомком, внесли свою лепту в дело возмужания Мэта и поддержания его чувства собственного достоинства. В итоге он уверился в том, что имеет право влюбиться в королеву, и притом — красавицу.
Малышка Балкис не могла бы сравниться с Алисандой, хотя Мэт ни за что бы ей об этом не сказал. Но при всем том она была очаровательна.
* * *
К закату Мэт и Балкис добрались до деревушки. От запахов кардамона и карри у Мэта потекли слюнки. Он решил, что надо бы наколдовать хоть немного денег. Он вернулся на окраину деревни, собрал с земли несколько камешков и проговорил нараспев:
Обожаю я ходить
По большим базарам,
Но никто не даст еды
Нипочем задаром!
Хочет кушать чародей!
Ну-ка, камешки, скорей,
Мелкие и крупные,
Превращайтесь в рупии!
Балкис, вытаращив глаза, пристально следила за каждым жестом Мэта. Как только камешки стали плоскими и блестящими, уподобившись монеткам, Балкис ахнула и спросила:
— Можно ли мне попробовать произнести это заклинание?
— Тебе? Ну... Можно было бы. Принцип тебе понятен, да и заклинание простое, в нем нет никаких ловушек. — Мэт поднял с земли еще несколько камешков. — Ну-ка, попробуй.
Балкис слово в слово повторила стишок с мяукающим акцентом. Камешки заблестели и превратились в монетки.
Мэт затаил дыхание. Ведь она только раз услышала стихи, только раз — и тут же заучила их наизусть. Вероятно, она могла сразу же забыть их, но почему-то Мэт в этом сомневался.
Они вернулись в деревню, где Мэт купил несколько чапати и карри всего за одну монетку. Супружеская пара, продавшая ему еду, так посмотрела на Мэта, что можно было не сомневаться — его сочли чокнутым, если он был готов отвалить такие деньги за такую малость. Согретые мыслью о том, что хоть немного украсили жизнь женщины с младенцем на руках, Мэт и Балкис уселись прямо на деревенской площади и поели с большим аппетитом.
— А ночью мы будем идти? — спросила Балкис, зрачки которой стали круглыми.
— Ну, может быть, часть ночи, — с сомнением проговорил Мэт. — Но вообще-то мне не хотелось бы выяснять, какие сверхъестественные существа шастают по Индии ночью.
— Так ты их боишься? — удивленно осведомилась Балкис.
— Скажем так: я проявляю осторожность, — ответил Мэт. — Понимаешь, мы не так давно колдовали — пусть наше волшебство и было совсем невинным. Но если Арьясп настороже и ищет нас, даже этого может оказаться достаточно для того, чтобы он точно узнал, где мы находимся.
Балкис поежилась. Дрожь волной пробежала по ее шерстке от головы до кончика хвоста.
— Но разве по всей этой земле нет деревенских колдуний? Ведь их заклинания тоже должны чувствоваться.
— Только на это и остается надеяться, — вздохнул Мэт. — Да, я думаю, так оно и есть, потому я и дерзнул обзавестись деньгами с помощью волшебства.
Балкис склонила головку набок и хмуро глянула на Мэта.
— Ты ни разу не посмотрел на меня, пока говорил, — заметила она. — Ты все время глазел на тот домик из самана, что стоит по другую сторону площади.
— Верно, — кивнул Мэт. — А ведь странный домик, как думаешь? Намного выше остальных, и столько людей входит в него и из него выходит...
Балкис пожала плечами — по-кошачьи, то есть запрокинула голову.
— Наверное, это храм, посвященный местному божеству.
— Да, но какому именно? — задумчиво проговорил Мэт и встал. — Ага, приближаются несколько селян. Давай-ка пристроимся к ним.
— Но мы не исповедуем такую веру! — возмутилась Балкис.
— Правильно, — согласился Мэт. — Но в храмах некоторых вероисповеданий терпимо относятся к их посещению иноверцами. Давай выясним, такой это храм или нет.
— Как бы они ни были терпимы к иноверцам, — возразила Балкис, — я сильно сомневаюсь, чтобы они согласились впустить в храм кошку. А мне бы не хотелось преображаться в девушку, чтобы меня снова уложили на алтарь.
— Если бы это были таги, мы бы уже были внутри храма, связанные по рукам и ногам, — заверил ее Мэт. — Только потому, что мы — не местные. И все же твоя осторожность оправданна. Как думаешь, сможешь прокрасться внутрь незаметно?
Балкис возмущенно фыркнула и напомнила Мэту:
— Я — кошка!
С этими словами она подняла хвост трубой и, гордо покачивая им, пошла прочь от Мэта.
Мэт выждал, пока она не скрылась за углом храма, а затем пристроился к кучке жителей деревни. Люди шли к храму, оживленно переговариваясь. Но стоило им переступить порог — они сразу умолкали и расходились в стороны. Мэт обвел взглядом торжественные, сумрачные лица и понял, что люди молятся.
Мэт изумленно заморгал. У дальней стены, где он ожидал увидеть фигуру идола, не было ни пузатого Ваала, ни многорукого божества. Там пылал огонь, в который подбрасывали поленья двое жрецов в белых балахонах и невысоких круглых шапочках. Нижнюю часть их лиц закрывали полотнища тонкой белой ткани. У одного из них борода и волосы были седыми, у второго — черными.
Мужчина, стоявший неподалеку от Мэта, негромко бормотал — видимо, он не умел молиться безмолвно, как другие. Стыдясь, Мэт прислушался, сосредоточился и начал улавливать смысл слов. Слоги, показавшиеся ему поначалу бессмысленными, начали складываться в слова — вернее, в одно слово, которое ему было очень хорошо знакомо. Мужчина молился Ормузду — Ахурамазде.
А это означало, что жрецы в белых балахонах — маги.
Глава 10
Происходящее в храме трудно было назвать службой как таковой. Не было ни литургии, ни пения. Люди по отдельности стояли лицом к огню и молились. Казалось, они поклонялись огню, однако согласно познаниям Мэта в азиатской культуре огонь для этих людей, как и солнце, являлся только символом, напоминанием об Ахурамазде и средством для сосредоточения во время молитвы. Мэт точно знал: если бы он на рассвете оказался поблизости от деревенской лужайки, он бы застал там всех этих людей, устремивших взгляды к встающему над горизонтом светилу.
И это представлялось Мэту вполне логичным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59