— Сегодня с утра никого. Бориса не было с понедельника. Он тогда приехал и сообщил, что банк задерживает зарплату. И Даулет со вчера не появлялся. Ни тебе начальства, ни тебе зарплаты…
— Так куда же девался Сербаев?
— Трудно сказать. У него в городе дружков, как собак нерезанных. Если ударился в загул — днем с огнем не сыщешь. Но не сегодня-завтра появится. Мы ведь и в субботу работаем.
— Да, суровые у вас условия, нечего сказать.
— Эксплуатация! — широко улыбнулся Луков.
— Вы когда кого из них увидите, то передайте, чтобы нам позвонили, или сами позвоните. С женщинами я особо распространяться не буду. На вас надеюсь. Кстати, ваши дамы сегодня работают?
— Конечно. Желаете взглянуть? — Луков начал снимать фартук.
— Я сам, провожать меня не требуется. Не отвлекайтесь.
— Была бы честь предложена… А что до работы, так я вам одно скажу — хреново на дядю пахать. Вам-то что, а я уже полтора месяца ни копейки не видал. Чем так, лучше бичевать.
— Ну, Луков, тут уголовный розыск бессилен, — усмехнулся майор.
Женщины в кооперативе располагались со своими станками и приспособлениями в двух смежных комнатах. По их спокойному виду нетрудно было предположить, что работали они не терзаясь меркантильными соображениями. На приветствие ответили нехотя, но работу не прервали — сдельщина диктовала свой жесткий ритм. Одна из казашек, держащая на весу матрицу — деревянную рамку с натянутым капроном, казалось, была озабочена лишь тем, чтобы на сетке не застыла краска. Ее напарница снимала с рамки откатанные половинки сумок и развешивала их. Настежь распахнутые окна не помогали — в помещении стояла тяжелая смесь запахов краски, сиккатива и растворителей.
Швейная машина в соседней комнате стояла рядом с окном, но женщина, сшивающая сумки, постоянно морщилась и терла переносицу, словно вот-вот собиралась чихнуть.
Лишь русоволосая, вдевавшая шнуры ручек в кольца, ответила усталой улыбкой.
Разговор женщины не поддержали, избегая обсуждать с милиционером внутрикооперативные дела. Желание оградить свой мирок от возможных посягательств извне перекрывало даже естественный интерес к ходу расследования.
Докучать расспросами Корнеев не стал. Общее впечатление о здешнем производстве и о людях он составил. Сейчас его больше интересовали те, кто все это организовал.
Уходя, Корнеев заглянул в кухоньку. Луков, все так же горбясь, сидел за столом.
— До скорого, Михаил Петрович.
— Чего там, — пробурчал недовольно Луков, — теперь от вас не отвяжешься.

* * *
Дом Сербаева из красного выветрившегося кирпича за зеленым забором отличался от соседних разве только тем, что был рассчитан на две семьи. Ближняя калитка оказалась заперта, и майор вошел в следующую. Замурзанная девочка лет пяти сообщила ему, что мама дома, а где папа — сна не знает.
Появившаяся на крыльце высокая дородная казашка огорченно всплеснула полными руками:
— На минуту нельзя оставить! Только что купала!
— Здравствуйте. Прощу извинить за вторжение, но мне нужен товарищ Сербаев. Я не ошибся адресом?
— Нет, все верно, — казашка, покраснев, застегнула нижнюю пуговицу выгоревшего ситцевого халата. — Это мой муж. Но живет он в другой половине дома, — она казалась совершенно растерянной, — иногда. И не скажу — есть ли он сейчас. Днем он обычно на работе.
— Я прямо оттуда… Простите, не представился. Майор Корнеев. Расследую преступление, имеющее отношение к кооперативу «Сатурн». Поэтому показания вашего мужа просто необходимы. Мы с ним предварительно беседовали, он говорил, наверно?
— Нет, мы сейчас редко разговариваем. Я пойду узнаю — дома ли он.
Казашка нырнула в маленькую калиточку, разгораживающую дворы, и свернула за угол.
Помедлив секунду, майор двинулся следом. На дверях второй половины дома болтался массивный замок. Корнеев оглянулся. Из большой беседки с окнами, затянутыми розовой противокомариной сеткой, показалась Сербаева с хрустальной пепельницей, полной окурков.
— Нет его. Похоже, и не ночевал, — она высыпала содержимое пепельницы в стоящее неподалеку ведро.
— То есть вы хотите сказать, что не знаете, где ваш муж провел сегодняшнюю ночь? — нарочито удивился майор.
— Да какой он мне муж! — вспыхнула Сербаева. — Как связался с этим проклятым «Сатурном» — будто с цепи сорвался… Раньше, может, и бедновато жили, но хоть по-человечески. А теперь — не просыхает. Деньги, понимаете, завелись… Сгори они ясным огнем, эти кооперативы!.. Дочке недавно купили конфет с лотка — так все лицо обсыпало!.. Подумать — четыре рубля килограмм!.. А там продуктов на пятак. Только и дел, что коробка красивая. Конечно, так можно тысячи загребать. А зачем эти тысячи?.. Жизни нету, совести нету, ничего нету…
— Простите, не знаю, как вас величать?
— Мария Умаровна.
— Скажите, пожалуйста, Мария Умаровна, когда вы в последний раз видели мужа? Он не собирался уезжать? Может, вещи какие-то прихватил с собой? Давайте выясним.
— Другую половину дома он летом редко открывает, спит в беседке…Там ни стелить не надо, ни ключом в замок попадать. Я туди и еду ношу. И вчера приносила. Потом посуду убрала, а он наелся и лежал, курил. Да и какой теперь из него едок?.. Из-за водки и горячее есть перестал. Настрогаю сыра, колбасы, балыка…Пиво еще уважает. Мне всегда продавщицы оставляют… Рубль за бутылку, но куда денешься?.. Все ему. И вчера днем три бутылки взяла…
— Мария Умаровна, я совсем не об этом вас спрашивал.
— Як тому и веду. С работы вчера приехал, как обычно, в шесть. Выпивши крепко… По утрам пиво на опохмелку — это у него первое дело. А сейчас зашла — стоят две бутылки нетронутые. И окурки горой в пепельнице, а он, какой бы пьяный ни был, всегда или сам вытряхнет, или наружу выставит.
— А может он утром перекурил на воздухе, а пепельницу занес обратно в беседку.
— Ну, вы скажите! Не похмелился и закурил, и пепельница полная?.. Да он до пива сигареты в рот не возьмет. Это уже когда зальет глаза — хоть пачку подавай.
— И все же, когда вы его в последний раз видели?
— В семь вечера еду относила, — со вздохом сказала Мария Умаровна. — Вон там, на кушетке сидел. Коньяк цедил… Ох, когда уж он перебесится!.. Я иногда думаю… наверное, хорошо, что он сюда перебрался… хоть дети его красную рожу не видят. И знай бубнит: «Вот развяжусь, тогда и брошу»…
— Что значит «развяжусь»?
— Мне кажется, это он о работе. Вообще, спросишь его про этот кооператив — волком огрызается. Тебя еще, говорит, там не хватало, везде нос суешь… Да вы садитесь, товарищ.
— Мария Умаровна, — Корнеев согнулся на краю небрежно прикрытой цветным покрывалом кушетки, — посмотрите, пожалуйста, не взял ли ваш муж документы и деньги?
— Нет, нет, что вы! — всполошилась женщина. — Не может быть!
— Да вы не волнуйтесь. Просто мне необходимо срочно переговорить с вашим мужем, а если он уехал в командировку… Я ведь знаю, что в «Сатурне» командировочные удостоверения оформлять не обязательно.
— Верно, — успокоилась Сербаева и опустилась на маленькую, но ладно сколоченную табуретку. — В последнее время он что-то в Кульсары зачастил. Он ведь сам и «Камаз» ихний водит… Даулет вообще умница, когда не пьет. На все руки мастер. Им любую дырку затыкали, и здесь, и на прошлой работе. Конечно, он мне многого не говорит, но у меня глаза есть.
— А как насчет денег?.. Не скупой?
— Не имею привычки в мужнины карманы лазить, — обиженно поджала губы Мария Умаровна. — Может, где и есть на черный день. Не мое дело… А на хозяйство давал — не бедствовала. Чего ни попросишь — все купит…Вы вот спрашивали про документы. Так Даулет паспорт всегда с собой носит… Пьет ведь… вот и предъявляет документ, чтобы хоть «до выяснения личности» не задерживали… Ох, и любят же таких патрульные! Глядишь потом — и карманы пустые, и за почки держится.
— Ну, вы уж всех под одну гребенку…
— Может и так.. .Вы только моему не проговоритесь, о я тут наболтала.
— Не беспокойтесь. Я не из болтливых.
— По мне, так пусть лучше карманы выворачивают, чем в вытрезвитель или, чего доброго, на несколько суток… А так — паспорт покажет, «штраф» заплатит… И все шито-крыто. Иногда и домой подвозят. Прямо такси!
— Да уж, комфорт, — майор про себя ругнулся.
— Я это к тому, что вчера тоже какая-то машина шумела прямо под окнами. Как раз программа «Время» шла. Слышала, как калитка хлопнула, но не встала… Много чести его гостям…
— И часто у него приятели бывали?
— А чего не бывать? Выпивка на столе, крыша над головой, жена под ногами не путается… Как не зайти? Это раньше у алкашей кроме стакана ничего не водилось, а сейчас и машины, и всякое. Да и мой за год работы в «Сатурне» не меньше чем «Жигули» пропил.
— Значит, после семи вечера вы мужа не видели? И кто приезжал, тоже не знаете?
— Ну, ясно же… Да если бы он человеком был, я бы и гостей не чуралась. А то куражится при них… Не раз бывало: сготовишь бешбармак, принесешь чаю, а он как вызверится: «Кто просил, дура!» — при воспоминании о прежней обиде у Марии Умаровны мелко задрожала нижняя губа. — Еще и с матеркам… А сам доволен… Еще бы — повелитель, с женщиной справился!.. А мне перед людьми, хоть они и пьяницы, ей-богу, стыдно…
Кое-какие сведения о Сербаеве майор все же получил, но, видя, что ответы на вопросы все более становятся похожи на пространные монологи о пагубном действии горячительных напитков, стал прощаться:
— Спасибо, большое спасибо вам, Мария Умаровна. Передайте мужу, когда появится, чтобы срочно зашел или позвонил. На всякий случай оставляю номер телефона. Может, побеседуем вместе, устроим подлечиться. Стыдиться здесь нечего.

* * *
Исчезновение Сербаева и неявка Фришмана с документами кооператива беспокоили майора. «А не заехать ли мне к председателю „Сатурна“ домой?.. — подумал он и решил, — нет, лучше посоветоваться с Куфлиевым, чтобы случайно не спутать его планы».
Войдя в кабинет капитана, Корнеев мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Куфлиев оживленно беседовал с Фришманом. Откровенное уныние читалось на его все еще румяном, но за ночь поросшем редкой неопрятной щетиной лице. Куфлиев же, наоборот, был улыбчив и язвителен.
— Разрешите доложить, Игорь Николаевич. Вы имеете счастье видеть перед собой гражданина Фришмана, которого прождали целую вечность сегодня утром. А он, видите ли, имел намерение оставить у секретаря документы и скромно удалиться в неизвестном направлении. Скромность, скромность-то какова! Деликатность — редчайший дар в эпоху всеобщей гласности! И не повстречай я его десять минут назад у выхода, пришлось бы отложить нашу беседу, обещающую быть столь содержательной.
Корнеев подсел к столу, отодвинув в сторону портативную пишущую машинку и поправив вентилятор таким образом, чтобы воздушный поток попадал и на него.
— Значит, я не помешаю?
— Ни в коей мере. Скорее, наоборот.
— А вот Борис Ильич что-то не выражает восторга. Он, наверное, опасается, что я захочу узнать причину его опоздания. Ну, надеюсь, что не легкомыслие тому виной.
— Я уже говорил товарищу капитану, что, как назло, пробил два колеса одно за другим. Сами знаете, как вулканизируют… Хорошо, камеры запасные были. Пришлось перемонтировать… Кошмар! Кто у нас «волговской» запаской поможет? Частных не густо, таксисту план гнать надо, а не благотворительностью заниматься…
— Ага, — заметил не без яду капитан. — Так все ваши беды от того, что приходится пользоваться «Волгой»?.. Тяжело, конечно, понимаю. Но — пора и за дело. В выписке, полученной мною сегодня в банке, — последняя банковская операция «Сатурна». Хотелось бы поподробнее узнать о судьбе злосчастных ста тысяч.
— Деньги получил Ачкасов. Лично я их не видел и в руки не брал, — коротко ответил Фришман и опустил голову.
— Выходит, что кооператив ограблен бухгалтером?.. то ж вы до сих пор молчали?.. Подавайте заявление — будем расследовать. Вы гарантировали благополучную доставку денег, почему же государство должно страдать? Не дай бог, ограбили бы банк — вы бы не приняли никаких оправданий. И что за необходимость такая возникла — снимать почти всю сумму, оголяя счет?
— Лично у меня — никакой. Я и в банк не вхож — пропуска нет. Да и желания. Вся эта казуистика — штампы, подписи, марки, бланки. Не успеешь оглянуться — завернут платежку, что-то не так. А не то и просто вспомнит кто-нибудь, что с праздником забыли поздравить.
— Попрошу вас остановиться на взятках. Вы ведь согласны, что место вымогателей должны занять честные люди?
— Талгат Мухтарович, мы ведь не на митинге… У Ачкасова, разумеется, было несколько платежных поручений и требований с моей подписью — на случай, если какое-нибудь забракуют. А печати вообще всегда у Ачкасова хранились.
— Но ведь он должен был держать их в сейфе.
— Как я мог не доверять собственному бухгалтеру?.. Талгат Мухтарович, заявление о пропаже денег я вам вручил. Вы специалист, вам и карты в руки.
— Вы правы, Борис Ильич…Будем искать, поверьте, не менее тщательно, чем искали бы государственные. Тем более, что в значительной степени так оно и есть: с этой суммы вы должны уплатить около тридцати тысяч налога.
— Несомненно.
— И с государством я вам советую все-таки рассчитаться. Время уплаты налогов за второй квартал уже прошло. Сегодня у нас…
— Тринадцатое, — подхватил Фришман. — Не мое число. Вечно у меня проблемы с тринадцатым, — он извлек из щегольского кейса несколько бланков и протянул Куфлиеву. — Из этого следует, что сегодня я внес на счет кооператива «Сатурн» паевым взносом двадцать семь тысяч своих кровных. А вот проведенные банком платежные поручения по налогам: с прибыли за квартал, отчисления на соцстрах и даже подоходный, как если бы взятое Ачкасовым было выдано в качестве зарплаты… Таким образом, на нашем счету осталось всего сто рублей, но с бюджетом мы в расчете.
— Неплохие у вас заработки, если эдакую сумму запросто внесли.
— Врагам бы моим так запросто. С кровью оторвал. А насчет заработков — товарищ капитан в курсе. Все законно, документы в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24