Оленюшка тоже не вчера родилась, видывала ви
ды похуже. Что такое ожог с ноготь величиной? На запястье, которое шире её
обоих, сложенных вместе?.. Но отчего-то девушка ахает, берёт-таки его руку,
склоняется посмотреть. Заботливо спрашивает, кропил ли он больное место
простоквашей. Кропил, ответствует парень. Только не простоквашей. И оба х
охочут.

Потом дверь кузни снова открылась, и они появились наружу. Пёс видел: вот п
одошли к переправе и парень взял девушку за руку. Это правильно. Мало ли чт
о она снует туда и сюда по сто раз на дню и не оскальзывается! Без него Ц пу
сть. С ним Ц только так, так надёжней.
Молодой кузнец проводил Оленюшку до крыльца матушкиной избы. Сам пошёл к
общинному дому, где всегда селят гостей. Девушка стояла на крыльце, смутн
о белея в лунной тени. Когда парень исчез в доме, она не сразу ушла. Ещё пост
ояла, глядя за ручей, на пасущихся оленей… Пёс на холме шевельнулся и вста
л. Скроется Оленюшка Ц уходить и ему.
Она вправду вроде протянула руку к двери… И вдруг обернулась. И посмотре
ла прямо на холм, на обрывистый каменный лик, на его срезанную вершину.
И хрустальная бусина, вшитая в пёсий ошейник, нечаянно бросила ей в зрачк
и лунный луч, отражённый чистими гранями. Длилось это мгновение.
Водные потоки действительно разделяют миры. Не всегда, конечно. За ручьё
м Ц курице перелететь Ц совсем не обязательно начинается иной мир. Но л
юбой замечал, что на ТОЙ стороне и деревья лесные кажутся чуть-чуть не так
ими, чем ЗДЕСЬ. И птицы, и звери. Не говоря уж о людях, которые там живут. Не об
язательно другой мир. Просто Ц чуть-чуть, а ДРУГОЕ…
Пёс долго бежал вдоль ручья, ища нужное место. И примерно через версту дос
тиг падуна: вода слитной толщей лилась через каменный край и падала с выс
оты в три человеческих роста, дробясь о камни внизу. Оттуда, снизу, слышалс
я спокойный глухой гул и всплывали клочья тумана. Сюда люди из рода Пятни
стых Оленей ходили ловить таймень с чешуйчатыми боками, сияющими радуго
й водопадов. Здесь пёс повернулся к ручью и с разбегу махнул через бегущи
й поток. Прямо сквозь туман, клубившийся над водой. Мыш догнал его и на лет
у вцепился в густую шерсть на загривке.
Если бы кто нашёл следы пса у деревни и надумал скуки ради их попытать, он
добрался бы только до этого места. След вёл вначале отсюда на тот обрывис
тый холм и после обратно, замыкаясь в кольцо. И всё. Больше нигде никаких м
етин. В том числе и на другом берегу.
Далеко-далеко, по ту сторону широкого моря, в это время шёл дождь. Солнце, з
акатившееся над страной веннов, там только начало клониться на запад. Вр
емя было ещё дневное, но Око Богов отграничивали от земли такие тяжёлые и
плотные тучи, что казалось Ц уже наступил вечер, вот-вот сомкнёт покров т
емнота.
Вместо холмов и лесного ручья здесь были каменистые горы, начинавшиеся п
рямо из волн. Они поднимались над поверхностью сперва малыми островками
. Голыми скальными костями, обглоданными ветром и морем. Волны закипали у
их подножий и легко перекатывались через макушки. Ближе к матёрому берег
у островки делались выше и одевались в свежую зелень. Потом выходили на с
ушу и становились отрогами горного хребта. В мокром сумраке не разглядет
ь было вершин. Тучи просто упирались в горные кручи и висели на месте, изли
ваясь дождём. На высоких перевалах царил холод, там вместо дождя сыпался
густой снег. Прояснится небо Ц и горы снова предстанут в белых плащах. Та
кая уж здесь бывает весна.
Берег восставал из моря десятисаженным обрывом. Ветра особого не было, н
о у подножия скал тяжело и грозно ревел накат. Где-то далеко бушевал шторм
, раскинувший косматые крылья от Тар-Айвана до Аланиола. Отголоски, докат
ывавшиеся до западных берегов океана, вселяли трепет. Чёрные громады одн
а за другой надвигались на берег и с громом и грохотом превращались в обл
ака брызг. Брызги плотной стеной взвивались над утёсистой кручей, и вете
р уносил их в глубь страны, перемешивая с дождём…
За грядой островов матёрый берег отступал, выгибаясь исполинской подко
вой. Там рвались на ветру огни четырёх маяков, питаемые земляным маслом и
не боящиеся дождя. Маяки указывали кораблям путь в гавань. Летящая мгла п
очти не давала разглядеть город, только сторожевые башни угадывались вд
алеке. Город носил звучное и красивое имя: Тин-Вилена Ц Младшая Сестра, к
ак ещё называли.
На оконечных скалах мыса было безлюдно. Сюда и при ярком-то солнце мало кт
о забредал, тем более ныне Ц кто в своём уме будет зря терпеть холодную сы
рость, легко проникающую сквозь кожаный плащ, сквозь стёганую телогрейк
у?.. Оттого некому было заметить, как в некоторый миг через кромку утёса вз
вились особенно плотные клочья пены и брызг… Когда же ветер утащил их пр
очь и развеял Ц стало видно, что прочь от моря бежал большой серый пёс. И у
него на загривке, зябко и недовольно нахохлившись, сидела летучая мышь.
А глаза у пса были такие, каких у собак не бывает. Серо-зелёные. Человеческ
ие.

Когда этот человек приходил в Тин-Вилену и появлялся в “Белом Коне”, выши
бала при входе кланялся ему в пояс, а корчмарь Айр-Донн каждый раз пытался
отказываться от денег за еду и питьё:
Ц У меня и так весь твой заработок лежит, Волкодав. Я его в оборот пускаю и
богатею с того. И ещё ты мне за что-то будешь платить?
Человек по имени Волкодав только усмехался. Молча оставлял деньги и уход
ил. Айр-Донн возмущался, воздевал руки и сквернословил, поминая божестве
нные копыта Трёхрогого. Он был из восточных вельхов и на заморской чужби
не хранил обычаи родины со всем упорством и рвением, которыми славится е
го племя. Одна беда Ц нашла коса на камень. Волкодав тоже родился за морем
. И добро бы в каком праведном месте, населённом покладистым и тихим народ
ом, а то Ц в диких веннских лесах. Сиречь упрямец уже вовсе непроходимый.
Хуже всякого вельха.
В этот дождливый, бессолнечный день корчма Айр-Донна наполнилась раньше
обычного. Скверная погода поневоле загоняет под крышу, и в особенности
Ц к тёплому очагу, к доброй выпивке и еде. Тем и другим “Белый Конь” был в г
ороде славен. Сюда охотно шли горожане, сюда шумно вваливались мореходы,
отвыкшие в долгом переходе от свежих человеческих лиц. Особенно Ц женск
их.
Ц Пива, красавица! И не этой аррантской бурды, которую зачем только из-за
моря везут! Местного подавай!..
Ц И курочек пару! Да побольше соуса, соуса!..
Ц А сама к нам, красавица, не присядешь? Некогда тебе? Ну, беги…
Служаночки в самом деле бегали, как настёганные. Складывали в поясные ка
рмашки позвякивающие монетки. Стряпухи на кухне угорело метались от жар
овни и сковородок к земляной печи и от неё к пузатой коптильне.

Все мы, братишка, кто поздно, к
то рано,
Сгинем в холодных волнах океана.
В кои-то веки добравшись на сушу,
Как тут в трактире не выплеснуть душу?
Ну-ка, подруга, пивка на полушку,
Да пощедрее наполни нам кружку!
Пусть оно в глотки потоком прольётся Ц
Выпьем за тех, кто уже не вернётся.
Выпьем за пахарей сумрачной пашни,
Кто разворачивал парус бесстрашно,
Кто навсегда у подводного Бога
Загостевал в Его мокрых чертогах.
Поздно ли, рано ли Ц все под волнами Ц
В круг соберёмся за теми столами…

Волкодав появлялся всегда поздно. Но, как бы ни была набита корчма, у Айр-Д
онна для него непременно находилось местечко. И мисочка свежей сметаны.
Тот её очень любил, а вельх чуть не единственный в Тин-Вилене умел готовит
ь это чужеземное лакомство.
Сегодня венна почему-то всё не было видно, и корчмарь косился на дверь. Он
знал: служба у Волкодава была такая, что не позавидуешь. Жрецы Богов-Близн
ецов шуток не шутят.
Вышибалой у Айр-Донна стоял крепкий темноволосый нарлак. В кожаных штан
ах и, как полагалось молодому мужчине его племени, при кожаной безрукавк
е. Несмотря на промозглый вечер Ц на голое тело, чтобы всякий мог оценить
и презрение к холоду, и красивые точёные мышцы. Страна нарлаков тоже лежа
ла очень далеко. Но такова была Тин-Вилена: населяли её почти сплошь выход
цы из-за моря. И недавно приехавшие, и родившиеся уже здесь.
И песня, которую они пели, тоже приплыла сюда по солёным волнам, на корабле
отчаянного купца. Завезли её, кажется, из сольвеннских земель, из стольно
го Галирада, где слагал знаменитые стихи одноглазый поэт Декша Белоголо
вый. Впрочем, Айр-Донн не стал бы ручаться, поскольку точно не знал.

Другой край шторма висел над морем много севернее и восточнее Тин-Вилен
ы, там, где на несколько дней пути вокруг не было населённой земли. Тучи зд
есь медленно закручивались рваными тяжёлыми полосами, а между ними сиял
а неистовая холодная голубизна и щедро лилось бледное золото солнца. В ю
жной стороне горизонта тучи смыкались, и небо обнимала непогожая тьма. О
ттуда шли высокие волны. Попадая на солнце, они искрились глыбами зорког
о< Зоркого, зоркий Ц ясный, прозрачный. > зеленоватого хрусталя.
Хмурый небоскат дарил им сумрачные свинцовые блики и сообщал пенным шап
кам особую нестерпимую белизну. Ближе к границе моря и неба, куда не дости
гал солнечный свет, валы становились вереницами серых привидений, шеств
овавших из ниоткуда в никуда.
Ни морщинки, ни складки не было на ярком бело-синем клетчатом парусе, раст
янутом вдоль корабля, Ц тот шёл в-треть-ветра, направляемый опытной и от
важной рукой. Очередная волна ударила “косатке” в ясеневую скулу, и кора
бль встрепенулся до кончика мачты Ц упруго и весело, точно бодрый конь, в
охотку одолевающий подъём. Нос, увенчанный резной головой чудища, высоко
вырвался из воды, потом рухнул обратно, и над бортом взвилась прозрачная
стена. Ещё миг Ц и, дробясь на лету, вода хлестнула по палубе. Семьдесят мо
лодых мужских глоток отозвались смехом и руганью, кто-то на всякий случа
й прижал сапогом край кожаного полога, прятавшего трюмный лаз.
Там, в трюме, горел маленький очажок, устроенный особым образом, так, чтобы
и штормовых волн не бояться, и не вызвать пожара на корабле. Людям, провод
ящим вдали от берега много дней подряд, нужно тепло, нужна горячая пища. Ос
тровные сегваны, поколениями ходившие в море, на корабле себя чувствовал
и едва ли не уверенней, чем на твёрдой земле. Впереди грозил шторм, под кил
ем корабля до дна морского простирались, может быть, вёрсты, Ц а у них бул
ькал себе над огнём закопчённый котёл и, как ни качайся корабль, Ц не пле
снёт, не перевернётся.
Возле котла хлопотал немолодой воин с кудрявыми седеющими волосами, по о
бычаю Островов связанными в длинный хвост на затылке. Котёл булькал, рас
пространяя густой запах мёда и пряностей. Пожилой сегван мешал варево дл
инной деревянной ложкой, держа её в левой руке. Правая у него отсутствова
ла по локоть и годилась только на то, чтобы прижимать к боку большую оплет
ённую бутыль, пока левая вытаскивает из неё пробку.
Едва калека извлёк эту бутыль из устланной соломой корзины, как под поло
г всунулись сразу три головы:
Ц Давай мы раскупорим, Аптахар. Тебе же с одной рукой, поди, неудобно…
Ц Я вас!.. Ц рявкнул названный Аптахаром и замахнулся на лукавцев ложко
й, отчего те с хохотом убрались. Ц Лакомки… Ц проворчал он, справляясь с
туго заколоченной пробкой. К запахам из котла тотчас добавилось крепкое
хмельное благоухание. Понятно, доверять молодцам открывание столь драг
оценной бутыли было никак невозможно. Вернули бы, Хёгг их проглоти, одни с
лезы на донышке.
Спиной ощущая жадные взгляды, Аптахар отмерил жидкость из бутыли пузато
й кожаной кружкой. Вылил в котёл, размешал, дал слегка покипеть. Зачерпнул
, поднёс ко рту…
Сзади тоскливо и протяжно вздохнули.
Аптахар свирепо покосился через плечо, вновь наполнил кружку до половин
ы и опорожнил в котёл. Ещё раз попробовал… На сей раз вкус удовлетворил ег
о. Он заткнул и спрятал бутыль, черпнул из котла Ц и, бережно держа кружку
перед собой, выбрался на палубу из трюма. Прикрыл полой плаща и отправилс
я на корму. Брызги из-за борта летели, как стрелы.
Человек сухопутный уж точно не донёс бы в целости кружку, полную почти до
краёв, а скорее всего Ц и вовсе не устоял на ногах. Разве что схватился бы
за снасти, за скамьи, за плечи сидевших… Однорукому Аптахару подмоги не т
ребовалось. Шёл, как другие люди по земляному полу хором. Да он, правду мол
вить, в тех хоромах скорей споткнулся бы.
Ц Давай сюда кружку, мы уж передадим!.. Ц подначивали его.
Ц Я вам, бесстыжим, дерьма мешок нести не доверю! Ц отвечал старый воин.

Человек, что сидел на высоком кормовом сиденье, держа в руках правило, с др
ужеской усмешкой следил за приближавшимся Аптахаром. У него самого воло
сы горели на солнце тем светлым золотом, каким справедливые Боги очень р
едко одаривают даже сегванов, перебравшихся с Островов на Берег, Ц не го
воря уже об иных племенах, обитающих в глубине суши. То есть рыжие и белобр
ысые, конечно, всюду встречаются, но таких, словно зимний утренний луч на ч
истом снегу, Ц замучаешься искать. Добравшись, Аптахар протянул вождю с
вой напиток:
Ц Отведай, кунс.
Кунс отведал. Всего один глоток. Согласно кивнул Ц и вернул кружку. Глаза
у него тоже были, какие встречаются только у тех, кто поколениями живёт ср
еди морской синевы. Цвета океана, нежащегося под солнцем, но способного в
сколыхнуться грозовой непогодой. Рука в плотной кожаной рукавице споко
йно и чутко держала правило бегущего корабля. Ни лишнего напряжения, ни с
уеты. Аптахар вернулся к котлу и, нагнувшись, подтащил поближе большой ко
жаный короб. Стал одну за другой вынимать из него чашки и наполненными пе
редавать в протянутые сверху руки. Сперва Ц для тех, кто сидел на носу кор
абля и принимал всего более оплеух и мокрых затрещин от налетающих волн.
Потом Ц для тех, кто помещался посередине и на корме.
1 2 3 4 5 6 7 8