— Какой же ловкости, мадонна?
— Вы сами легко ответите на свой вопрос, если вспом ните о деяниях Иуды Искариота. Но не забывайте, как он кончил note 83.
Она повернулась и на этот раз непременно ушла бы, если бы резкость тона, которым он произнес следующие слова, не остановила ее:
— Мадонна, ваш упрек несправедлив по отношению к тому, кто служил вам всеми имевшимися в его распоряжении средствами.
Ее глаза гневно сверкнули.
— Значит, служа мне, вы шпионили за мной, предавали меня и в конце концов убили бедного Энцо Спиньо? Теперь у меня не осталось никаких иллюзий насчет вашей службы, — с горечью в голосе закончила она.
— О Боже! — задумчиво произнес он, убедившись, что она сделала именно такие выводы, которых он опасался, — Да вас переполняют иллюзии, мадонна. Вспомните, я предупреждал вас, что умозаключения не самая сильная ваша сторона.
— О, низкий шут! Вы хотите сказать, что не убивали Спиньо?
— Разумеется, я убил его.
— Значит, вы не отрицаете этого? — изумилась она, никак не ожидая услышать от него признание.
— Нет, конечно; зачем оставлять вас в неведении? А знаете, почему мне пришлось пойти на это? Потому что он шпионил за вами по приказу вашего дяди и предал бы вас и вашего брата в первый же удобный момент.
— Спиньо? — негодующе воскликнула она. — Как вы смеете говорить такое о Спиньо, который был самым верным и храбрым из всех моих друзей! Если существует на свете высшая справедливость, то вы поплатитесь за его смерть.
— Ну уж только не по этой причине, мадонна! Судью в Касале ведь не случайно заинтриговало то обстоятельство, что глубокой ночью, когда все слали, одни мы с графом Спиньо оказались бодрствующими и одетыми. Возможно, вы помните ту ложь, которую тогда с таким трудом проглотил суд, но хотите ли вы знать правду?
— Я не стану слушать того, кто только что признался во лжи и в убийстве.
— Увы, все это я совершил, служа неблагодарной синьоре. Но слушайте же. — И он вкратце рассказал ей о том, что произошло в ту ночь в доме Барбареско.
— И вы хотите, чтобы я поверила вам? — с явной насмешкой в голосе произнесла она, когда он закончил. — Эта история только лишний раз свидетельствует не в вашу пользу. Кем бы ни был граф, но он пришел спасти вас от неминуемой гибели, а вы вместо благодарности зарезали его.
Белларион в отчаянии заломил руки.
— О, почему же вы всегда делаете столь поспешные выводы? Ну хорошо, считайте меня кем угодно, но вы должны согласиться со мной хотя бы в том, что я действовал не ради собственной выгоды. Судите лучше по результатам. Я убил графа Спиньо ради вашей же безопасности. Будь у меня другие цели, неужели я промолчал бы о них на суде?
— Слова проходимца оказалось бы недостаточно, чтобы обвинить людей нашего положения.
— Но ведь для того, чтобы обвинителем не стал Спиньо, мне и пришлось убить его. Неужели это не понятно?
— Мне понятно другое: вы убили Спиньо только потому, что он раскусил ваш предательский замысел. И ответьте мне еще на один вопрос: вы уверяли меня, что для ушей маркиза Теодоро назвались сыном Фачино Кане, однако в действительности не являлись им. Вы и сейчас утверждаете это?
— Нет, вовсе нет, — чуть менее уверенно ответил он.
— Быть может, и самого синьора Фачино вам удалось ввести в заблуждение?
Не дожидаясь ответа на свою издевку, она нанесла главный удар:
— Что ж, с вашими-то способностями симулировать в такое вполне верится. Особенно если вспомнить фарс с воскрешением из мертвых, когда вы сделали все возможное, Чтобы вас сочли погибшим у Траво и прославили как героя.
— О какой позор! — негодующе воскликнул он.
— Разве ваша хитрость не вознаграждена рыцарским званием? Интересно будет посмотреть на вас завтра, на арене, где вам предстоит доказать, что вы достойны его.
С этими словами она удалилась, оставив его зализывать раны, которым не скоро предстояло зажить. И когда графиня Беатриче, прохаживаясь по залу под руку со своим мужем, остановилась возле него, от ее наблюдательного взгляда не укрылась произошедшая в Белларионе перемена.
— Ты что-то побледнел, Белларион, — злорадно заметила она, намекая на его продолжительную беседу с принцессой.
— В самом деле, синьора, я себя неважно чувствую.
— Ты, случайно, не заболел? — заботливо спросил Фачино.
— Пустяки, — ответил Белларион, проводя рукой по лбу. — Думаю, сказывается недавнее переутомление.
— Тебе следует пойти лечь в постель, мой мальчик. — Я как раз и подумываю об этом.
Он позволил Фачино убедить себя в необходимости беречь свое здоровье и незаметно ушел с банкета. Однако его отсутствие за столом привлекло всеобщее внимание, и на другое утро никто не удивился, когда стало известно, что внезапный приступ лихорадки не позволит ему принять участие в рыцарском турнире в замке Порто-Джовия.
Глава XI. ОСАДА АЛЕССАНДРИИ
Планам Габриэлло Марии Висконти восстановить влияние гибеллинов в Милане не суждено было сбыться, и причиной, за которую ухватился герцогский совет, чтобы отвергнуть их, оказалось требование маркиза Теодоро помочь вернуть Монферрато Геную.
— И тем самым навлечь на себя гнев французского короля! — презрительно рассмеялся делла Торре и принялся настолько ловко развивать этот аргумент, что даже Фачино не заподозрил его в неискренности.
— Возможно, удастся склонить Монферрато к союзу уступкой Верчелли, — предположил Габриэлло.
Но делла Торре был категорически против такого союза.
— Уступить Верчелли! Мы и так лишились уже слишком многого. Не пора ли искать союзников, которые помогут Милану вернуть кое-что из утраченных владений?
— И где же вы найдете таких союзников? — поинтересовался Фачино.
Делла Торре колебался с ответом. Он отдавал себе отчет, что если Фачино станет известно о вынашиваемом им замысле союза с Малатестой, тот непременно приложит все усилия, чтобы разрушить его.
— Я не знаю, — наконец сказал он, опустив взгляд. — Но я заявляю, что запрошенная маркизом Теодоро цена слишком высока, чтобы иметь с ним дело.
Габриэлло Марии пришлось принести извинения маркизу Теодоро, и тот, сочтя себя оскорбленным, мрачно намекнул, что Милан уже нажил себе немало врагов, чтобы так безрассудно увеличивать их число.
Очень скоро скрытность делла Торре была вознаграждена.
В самом начале июня из Павии пришло срочное письмо от Филиппе Марии, брата герцога, в котором он умолял помочь ему в борьбе против Виньяте, тирана Лоди, опустошавшего его земли и уже захватившего Алессандрию.
Когда принесли письмо, герцог находился в своем кабинете вместе с делла Торре и Лонате. Он недовольно уставился на пергаментный свиток, а затем подтолкнул его делла Торре.
— Чума побери этого писаку! Вы можете разобрать эти каракули, Антонио?
Делла Торре взял в руки письмо.
— Оно от вашего брата, синьора Филиппе Марии.
— От этого куска сала! — пренебрежительно отозвался о нем герцог, лениво поглаживая голову огромного мастифа note 84, растянувшегося у его ног. — Наверняка у него стряслось что-нибудь, раз он вспомнил о моем существовании.
Громким голосом делла Торре начал читать.
Герцог внимательно выслушал содержание письма, лишь два или три раза презрительно фыркнув над особенно жалостливыми фразами, и в конце заметил:
— Его Тучность потревожены наконец! Пускай этот ленивый кабан попотеет сам. Это пойдет на пользу его чудовищному пузу.
— Рано смеяться, синьор герцог, — серьезно заметил делла Торре. — Я всегда предупреждал вас насчет амбиций Виньяте: он воюет не столько против вашего брата, сколько против всего рода Висконти.
— О Боже! — Выпученные глаза герцога уставились на советника. Давая выход внезапно охватившей его ярости, он резко встал, ударил ногой собаку, и та убежала прочь, визжа от боли. — Черт возьми, вы что, предлагаете идти войной против Виньяте?
— Ничуть не меньше.
— Но мы едва успели разделаться с Буонтерцо! Неужели кроме войн и распрей мне нечем заняться? Стану я тратить время и деньги, гоняясь за разбойниками!
— Они не заставят себя долго ждать, если вы будете сидеть сложа руки, — заметил делла Торре.
— Черт побери, Антонио! — вскричал герцог и, схватив со стола ястребиную приманку, принялся рвать ее на части, усеивая комнату перьями. — Вы говорите, обуздать его? Но как я могу сделать это? Французы вернулись к Бусико. Прижимистые отцы нашего жалкого городишка чересчур поспешили отпустить их. Они не думают ни о чем, кроме своих дукатов, пропади они пропадом! И совсем не беспокоятся о своем герцоге.
Делла Торре терпеливо дождался, пока герцог остановится, чтобы перевести дух, и только тогда высказал ему свой хитроумный план:
— Навряд ли у Виньяте большая армия. Я думаю, одной кондотты Фачино вполне хватит, чтобы выгнать его из Алессандрии.
Джанмария беспокойно прошелся по комнате.
— А если нет? Что, если Виньяте разобьет Фачино? Что тогда? Виньяте объявится у ворот Милана.
— На этот случай мы должны принять необходимые меры предосторожности.
— Но какие же? — с неожиданным интересом спросил Джанмария. — Если бы мы могли…
Он запнулся, но его вспыхнувшие яростью и надеждой глаза яснее слов говорили о том, что он проглотил приманку, подброшенную ему делла Торре.
— Мы можем, — решительно заявил последний.
— Но как? Как?
— Союз вашего высочества с Малатестой гарантирует вашу безопасность против любого врага.
— С Малатестой? — герцог подскочил на месте, словно его ужалили. Но в следующее мгновение на его дряблом лице появились жесткие складки. — С Малатестой? — нерешительно повторил он, поудобнее уселся в своем просторном кресле и, закинув ногу на ногу, задумался.
Мягко ступая, делла Торре совсем близко подошел к нему и, понизив голос, убеждающе прошептал:
— В самом деле, ваше высочество, почему бы не пригласить Малатесту, когда Фачино не будет в городе?
И Лонате, до этого момента молчаливо стоявший у окна и не участвовавший в разговоре, прояснил все недомолвки:
— Чтобы навсегда избавиться от этого выскочки. Джанмария еще ниже опустил голову. Он увидел шанс сбросить наконец-то ненавистное ему опекунство этого кондотьера, сила которого заключалась в его популярности в народе.
— Вы говорите так, будто уверены в том, что Малатеста непременно придет.
Делла Торре решил, что пора выкладывать карты на стол.
— У меня есть его обещание, что он согласится на предложение вашего высочества о союзе с ним.
— У вас? — подозрительно взглянул на него герцог.
— Я интересовался его мнением на тот случай, если в тяжелую минуту вашему высочеству потребуется друг.
— И какой ценой?
— У Малатесты есть дочь, — развел руками делла Торре. — Если она станет герцогиней Миланской…
— Это единственное условие? — резко спросил герцог.
— Если союз с Малатестой станет семейным делом, о каких других условиях может пойти речь? — уклончиво ответил делла Торре.
— Разойдитесь! Дайте мне подумать! — Джанмария вскочил с кресла и своей худощавой рукой отпихнул делла Торре.
Он прошаркал ногами к окну, уступленному ему Лонате, и высунулся наружу. Мессер Лонате и делла Торре обменялись понимающими взглядами.
— Клянусь всеми святыми, что тут долго размышлять? — резко повернулся к ним Джанмария и во весь голос расхохотался, представив себе Фачино Кане, униженного и изгнанного из Милана. Глупец, в эту секунду он не отдавал себе отчета в том, что всего лишь меняет одно ярмо на другое, возможно значительно более тяжелое.
Он распрощался с делла Торре и Лонате и немедленно послал за Фачино. Когда кондотьер пришел, герцог показал ему письмо Филиппе Марии.
— Это очень серьезно, — сказал Фачино, в свое время получивший образование немногим лучшее, чем герцог, однако в отличие от последнего сумевший прочитать написанное.
— Вы считаете, что Виньяте опасен?
— Его можно не бояться, пока он действует в одиночку. Но что, если к нему присоединятся Эсторре Висконти и другие смутьяны? Каждый из них ничего не значит в отдельности. Но вместе они могут представлять собой серьезную силу. И эта дерзкая выходка Виньяте может послужить сигналом к объединению.
— Что же нам делать?
— Разбить Виньяте и прогнать его из Алессандрии, пока она не стала местом сбора его потенциальных союзников.
— Тогда вперед, — распорядился герцог. — Вы обладаете всеми необходимыми средствами для этого.
— С бургундцами, пополнившими мою кондотту после Траво, у меня сейчас более двух тысяч трехсот человек. Если к ним добавится городское ополчение…
— Оно потребуется для защиты города от Эсторре и ему подобных, — перебил его герцог.
— Тогда я обойдусь без него, — согласился Фачино.
На другой день, на рассвете, его армия выступила из Милана и к ночи, преодолев половину расстояния до Алессандрии, разбила лагерь под красными крепостными стенами Павии. В ту же ночь там состоялся военный совет, на котором Белларион — единственный из всех присутствовавших — решительно возразил против наступления на Алессандрию. Он утверждал, правда несколько дидактически, что легче всего разгромить противника, напав на него в самом уязвимом месте. Фачино и его офицеры придерживались той же точки зрения, однако в отличие от Беллариона ограничивали ее только самим полем битвы. Белларион же отстаивал более широкий взгляд на вещи: он предложил, вместо того чтобы двигаться на хорошо укрепленную Алессандрию, захватить беззащитную в данный момент тиранию Лоди, а в качестве иллюстрации подобной тактики, которой он всегда отдавал предпочтение и впоследствии неоднократно пользовался, привел в пример действия афинян против фиванцев во время Пелопоннесской войны.
Фачино слегка поиронизировал над его самоуверенностью, а Карманьола решил воспользоваться благоприятным случаем, чтобы поставить новичка на место.
— Мне кажется, вы по натуре склонны избегать прямого столкновения,
— усмехнулся он, намекая на недавнее поведение Беллариона во время турнира в Милане. — Вы забываете, мессер, к чему обязывает вас звание рыцаря.
— Надеюсь, оно никого не обязывает быть дураком, — с наигранным простодушием произнес Белларион.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49