А Сибил Рэмкин была последней из оставшихся в живых наследницей стариннейших семей в Анк-Морпорке. Их швыряло как ветки в водовороте, а они кричали безжизненному…Когда Сэм Бодряк был мальчиком, то думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах. Позднее он узнал кое-что новое : очень богатые люди могут походить на бедняков. Сибил Рэмкин жила в нищете, которая доступна только очень богатым, нищета происходила совсем по другой причине. Женщины, бывшие просто зажиточными, копили деньги и покупали платья, сшитые из шелка и украшенные жемчугом и кружевами, но леди Рэмкин была так богата, что могла появляться, топая резиновыми сапогами, в твидовой юбке, принадлежавшей ее матери. Она была так богата, что могла позволить себе жить на бисквитах и сэндвичах с сыром. Она была так богата, что жила в трех комнатах тридцати четырех комнатного особняка, остальные комнаты были забиты очень дорогой и очень старой мебелью, покрытой слоем пыли.Как предполагал Бодряк, причина, по которой богатые были так богаты, была та, что они ухитрялись тратить меньше денег. Например носить сапоги. Он зарабатывал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Отличная пара кожаных сапог стоила пятьдесят долларов. Но доступная пара сапог, которая выдерживала сезон или два, а затем текла как из преисподней, после того как протирался картон, стоила десять долларов. Именно такие сапоги всегда покупал Бодряк и носил до тех пор, пока подошвы не становились такими тонкими, что он мог поведать о туманной ночи в Анк-Морпорке, ощущая ногами булыжники. Увы истина была в том, что хорошие сапоги носились годами. Человек, который мог позволить пару сапог за пятьдесят долларов, всегда содержал свои ноги в сухости в течение десяти лет, в то время как бедный человек, который мог позволить только дешевые сапоги, тратил по десять долларов каждый год и имел постоянно сырые ноги. Это была «сапожная» теория капитана Сэмюэля Бодряка о социально-экономической несправедливости.Загвоздка была в том, что Сибил Рэмкин упорно не собиралась ничего покупать. Особняк был забит этой громадной, прочной мебелью, приобретенной ее предками. Она не изнашивалась. У нее были целые ящики, полные ювелирных украшений, которые казалось собирались веками. Бодряку довелось увидеть винный погреб, в котором полк спелеологов смог бы выжить таким образом, что они даже и не вспоминали бы о том, что потерялись. Леди Рэмкин жила совершенно комфортабельно, тратя изо дня в день, как подсчитал Бодряк, в половину меньше, чем он. Но она тратила гораздо больше на драконов. Сияющее Убежище Для Больных Драконов было выстроено с очень-очень толстыми стенами и очень-очень легкой крышей, архитектурная причуда, которую можно найти только на фабрике фейерверков. И все потому, что нормальное состояние обычного болотного дракона — это быть хроническим больным, а естественное состояние недомогающего дракона — расплющиваться вдоль стен, пола и потолка той комнаты, в которой он находится. Болотный дракон — это плохо бегающая, опасно неустойчивая химическая фабрика в одном шаге от катастрофы. Одном малюсеньком шажке. Строились догадки, что их привычка внезапно взрываться, когда они были злыми, возбужденными, испуганными или просто немного скучающими, была выработавшейся для выживания чертой характера <С точки зрения вида вообще, но не с точки зрения дракона, разлетающегося на кусочки по окружающему ландшафту.Потому Бодряк открыл дверь аккуратным толчком. Его охватил смрад драконов. Это был весьма необычный запах, даже по стандартам Анк-Морпорка, — и он привел Бодряка к мысли о пруде, годами засорявшемся алхимическими отходами, а затем осушенном.>, чтобы лишить хищника мужества.Ешьте драконов, как предлагается, и у вас будет острое несварение, к которому более подходит название «радиус взрыва».Дракончики свистели и орали на него из загонов по обеим сторонам дорожки. Многочисленные трепещущие языки пламени шипели, сжигая волосы на его голенях. Он нашел Сибил Рэмкин в компании с двумя малознакомыми девушками в бриджах, помогавших управляться в убежище. Их обычно звали Сара или Эмма, и все они выглядели для Бодряка на одно лицо. Они сражались с тем, что на первый взгляд казалось разгневанным мешком. Она подняла глаза при его приближении.«Ах, это ты — Сэм.» — сказала она. — «Подержи мешок, там ягненок.»Ему в руки всучили мешок : в тот же миг низ мешка прорвался и высунувшийся коготь тщетно пытался оцарапать его нагрудник. Остроухая голова появилась с другой стороны, два горящих красных глаза на миг уставились на него. Зубастая пасть разверзлась и брызги дурно пахнущего пара окатили его.Леди Рэмкин с триумфом ухватилась за нижнюю челюсть, а другой рукой вцепилась в глотку дракончику."Поймался! " Она повернулась к застывшему от потрясения Бодряку. «Дьяволенок не хочет принимать таблетку известняка. Глотай! Глотай! Немедленно! А кто у нас хороший мальчик? Можете его отпустить.»Мешок выскользнул из рук Бодряка.«Тяжелый случай беспламенной жалобы на …» — сказала леди Рэмкин. — «Надеюсь, что мы его со временем излечим.»Дракон проткнул насквозь мешок и осматривался в поисках чего-либо сжечь. Все пытались исчезнуть с его пути.Глаза дракона скрестились в одной точке и он неожиданно икнул.Таблетка известняка шлепнулась со стуком о противоположную стену.«Все вниз!»Они прыгнули в укрытие из брезента и кирпичей. Дракон снова икнул и в недоумении оглянулся.Затем он взорвался.Они подняли головы после того, как рассеялся дым, и взглянули на маленький печальный кратер.Леди Рэмкин вытащила из кармана кожаного комбинезона носовой платок и вытерла нос."Глупое маленькое создание! " — сказала она. — "Да-а.Как ты, Сэм? Ты ходил навестить Хейвлока?"Бодряк кивнул. Никогда в своей жизни, подумал он, не смог бы воспользоваться идеей Патриция Анк-Морпорка называться только по имени, так что любой незнакомый человек мог его называть таким образом.«Я тут подумал о завтрашнем обеде.» — сказал он. — «И знаешь, мне кажется, что я вряд ли смогу …»«Не будь глупцом.» — сказала леди Рэмкин. — «Ты будешь наслаждаться обществом. Во время обеда ты сможешь познакомиться с Нужными Людьми. Ты сам об этом знаешь.»Он со скорбью кивнул.«Мы ждем тебя дома в восемь часов.» — сказала она. — «И не надо такого вида. Это только заставит тебя сильнее нервничать. Ты слишком хороший человек, чтобы проводить вечера, шляясь по темным мокрым улицам. Настало время тебе появиться в свете.»Бодряк хотел возразить, что ему нравится шляться по темным мокрым улицам, но это было бесполезно. Ему самому это не очень нравилось, но лишь потому что он поступал так всегда. Он припомнил свой значок, но совсем иначе, чем если бы он вспомнил о собственном носе. Впрочем нельзя сказать, что он не любил свой значок, но ненависти к нему он тоже вряд ли испытывал. Это был его значок.«Вот почему ты сейчас уходишь от разговора. Там будет ужасно весело. У тебя есть носовой платок?»Бодряк запаниковал.«Что?»«Дай его мне.» Она прижала платок ему к рту.«Сплюнь…» — скомандовала она.Она вытерла пятно у него на щеке. Одна из неизменных Эмм чуть слышно захихикала. Леди Рэмкин проигнорировала смех.«Уходи.» — сказала она. — «Так лучше для тебя. Уходи и охраняй свои улицы для нашей безопасности. А если захочешь сделать что-нибудь по-настоящему полезное, то отыщи Пухляка.»«Пухляка?»«Вчера вечером он сбежал из загона.»«Дракон?»Бодряк вздохнул и вытащил из кармана дешевую сигару. Болотные драконы понемногу начинали надоедать городу. Леди Рэмкин за это очень сердилась на город. Люди покупали драконов, когда те были шести дюймов длиной и премилым образом разжигали с их помощью огонь, но после того, как те начинали сжигать мебель и оставлять пропалины на ковре, полу и по толке, их выпихивали на произвол судьбы.«Мы вызволили его у кузнеца на Легкой улице.» — напомнила леди Рэмкин. — «Я обратилась к тому словами. — 'Добрый человек, вы можете пользоваться обычным горном, как все остальные люди.' Бедная крошка…»«Пухляк.» — сказал Бодряк. — «Извергает огонь.»«У него голубой воротник.» — добавила леди Рэмкин.«Понятно.»«Он пойдет за вами, как ягненок, если подумает, что у вас есть бисквит из древесного угля.»«Понятно.» — Бодряк похлопал по карманам.«Драконы чуть-чуть перевозбудились от этой жары.»Бодряк просунул руку в загон с птенцами и вытащил маленького дракончика, возбужденно хлопавшего своими крохотными крылышками. Тот изверг короткий язык голубого пламени.Бодряк сделал глубокий вдох.«Сэм, я полагаю, что вы этим займетесь.»«Простите…?»«Вы могли бы взять юного Морковку и этого бравого капрала Валета, чтобы приглядеть за —»«Без проблем.»По какой-то причине леди Сибил, всегда внимательная в любом другом случае, утвердилась в мысли, что капрал Валет — наглый, бравый пострел. Это всегда удивляло Сэма Бодряка, а впрочем это было притяжение противоположностей. Род Рэмкинов был более высокороден, чем та высокогорная пекарня, из которой капрал Валет был изгнан, лишившись заодно и уважения человеческой расы.Когда капитан Бодряк шел по улице в своей потертой кожаной рубашке и ржавой кольчуге, с облупившимся шлемом, водруженным на голове, ощущая сквозь протертые подошвы сапог булыжники Аллеи Божьих Полей, то никто бы не поверил, что перед ними человек, который вскоре собирается жениться на самой богатой женщине Анк-Морпорка.Пухляк был несчастлив. Да-да, он утратил свой горн. Ему так нравилось быть вместо горна. Он получал весь уголь, который только мог съесть, а кузнец был отнюдь не злым человеком. Пухляку от жизни требовалось немного, и он это имел. А потом эта большая женщина забрала у кузнеца и заточила в загон. В загоне были другие драконы. Пухляку они не понравились. А люди давали ему непривычный уголь. Он уже совсем привык, когда в полночь кто-то вытащил его из загона. Он думал, что его возвращают к кузнецу, но этого не произошло, что приводило его в ярость. Его заточили в ящик, он был весь в шишках, и он приходил во все большую ярость…Сержант Двоеточие обмахивался планшетом, свирепо поглядывая на собравшихся стражников. Он откашлялся."Все сюда! " — сказал он. — «Рассаживайтесь.»«Мы уже сели, Фред.» — ответил капрал Валет.«Это относится ко всем, Валет.» — сказал сержант Двоеточие.«Зачем нам рассаживаться, если мы так ничего и не сделали. Я впадаю в бешенство, когда слышу, чем мы собираемся заняться…»«Мы постараемся выполнить это получше… Сейчас здесь присутствует большинство из нас.» — сказал сержант Двоеточие. — «Направо! Гм-м. Направо! Ладно. Сегодня в наши ряды вступает младший констебль Осколок, — не салютовать! младший констебль Жвачка, а также младший констебль Любимица. Мы надеемся, что у вас будет долгая и… Что там еще у вас, Жвачка?»"Что? " — невинно переспросил Жвачка.«Я не могу не помочь вам, заметив, что вы по-прежнему находитесь здесь, что приводит к появлению обоюдоострой алебарды, младший констебль, впрочем с учетом того, что я соизволил вам ранее сообщить об уставе Стражи…»"Личное оружие, сержант? " — с надеждой спросил Жвачка.«Вы может оставить его в раздевалке, в шкафу. Стражники вооружены только коротким мечом и дубинкой.»Впрочем если не принимать во внимание Осколка, мысленно добавил он. Во-первых, потому что самый длинный меч ютился в его руке как зубочистка, а во-вторых, потому что пока новобранцы не научатся отдавать честь, он будет вынужден видеть стражника, прикладывающего руку к уху. Впрочем у Осколка есть дубинка, которая ему нравится. Вполне возможно, что тот наставит ею сам себе шишек.Тролли и гномы! Гномы и тролли! Он не заслужил этого, по крайней мере именно сейчас. Впрочем это было еще не самым худшим.Он еще раз откашлялся. Когда он зачитывал с листа на планшете, то голос у него звенел как у школьника, заучившего наизусть свое публичное выступление.«Ладно.» — повторил он, немного неопределенно. — «Итак, здесь сказано …»«Сержант?»«Сейчас … Ах, это вы, капрал Морковка. Да?»"Вы ничего не забыли, сержант? " — спросил Морковка.«Не забыл.» — осторожно сказал Двоеточие. — «Вряд ли?»«О новобранцах, сержант. О том, что они должны получить.» — подсказал Морковка.Сержант Двоеточие почесал нос. Посмотрим… Итак, они получили, согласно установленным нормам, и расписались за одну рубашку (кольчугу), один шлем, медный или железный, один нагрудник, медный (за исключением младшего констебля Любимицы, для которой пришлось соорудить особый, и младшего констебля Осколка, который расписался за наскоро подогнанные доспехи, предназначавшиеся для боевого слона), одну дубинку, одну пику или алебарду на экстренный случай, один самострел, одни песочные часы, один короткий меч (исключая младшего констебля Осколка), и один нагрудный знак члена Ночного Дозора, медный.«Я думаю, что они получили полный комплект, Морковка.»— сказал он. — «Все предписанное. Даже Осколок упросил кого-то сделать ему доспехи большого размера.»«Сержант, они должны принести присягу.»«Ах. Ну да. Правда?»«Да, сержант. Это закон.»Сержант Двоеточие выглядел растерявшимся. Возможно и был закон для подобных случаев, впрочем Морковка во всем этом разбирался гораздо лучше. Тот знал законы Анк-Морпорка умом и сердцем. Он был единственным, кто их знал. Все, что знал Двоеточие, так это то, что он не принимал присягу при вступлении в Стражу, что же касается Валета, то самое лучшее, под чем тот мог присягнуться, было «Мерзавец — это род игры в солдатики».«Ладно.» — сказал он. — «Вы все должны принять присягу …э…капрал Морковка покажет вам как. А вы принимали присягу, когда вступали в наши ряды, Морковка?»«Ну да, сержант. Только никто ее от меня не потребовал, потому я дал ее сам себе, очень тихо.»«Да-а? Ладно. Продолжайте.»Морковка встал и снял шлем. Пригладил волосы. Затем он поднял правую руку.«Поднимите свои правые руки.» — обратился он. — «Э… и вы тоже, рядом с младшим констеблем Любимицей, младший констебль Осколок. Повторяйте за мной…» Он закрыл глаза и зашевелил губами так, как-будто он читал что-то записанное у него внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40