Только в самой середине поселения существовала незримая граница, которую юные схаи нарушать не смели. Там, у подошвы княжеского холма, возвышалась свежая виселица с двумя трупами
– Кто? – спросил Мартин.
– Охранники молодого машиша, – со скукой ответил маш-борзай. – Дураки. Род опозорили.
Перед виселицей стояли родственники – женщины и старики. Они терпеливо дожидались ночи, когда казненных разрешалось хоронить. Стояли молча и неподвижно, держа в руках длинные палки, которыми отгоняли летающих тварей. Такое право у них было.
Все так же равнодушно Фосехта проехал мимо них и приблизился к ограде из огромных, вкопанных в землю заостренных бревен, способных остановить самых крупных из ррогу. Эти же бревна защищали стойбище от вражеских набегов, поэтому в промежутки между ними не мог протиснуться ни один взрослый схай. С внутренней стороны частокола был насыпан земляной вал, образующий подобие крепостной стены. Грунт для этого вала ящеры берут из рва, который выкапывают вокруг всего городища.
В общем, все это весьма напоминало укрепления лагерей Древнего Рима. Даже ворота в частоколе ящеры устраивали по «римскому» образцу и в «римском» же количестве – на все четыре стороны света.
Единственная принципиальная разница заключалось в том, что римские лагеря имели прямоугольную форму, а схаи для своих городищ предпочитают овал либо даже круг и в этом отношении оказались разумнее римлян, поскольку при одинаковой длине частокола окружность вмещает в себя больше площади, чем прямоугольник. При этом что такое геометрия, ящеры не знают.
Фосехта подъехал к западным воротам и бросил короткую фразу стражникам. Те тотчас открыли одну из створок и соединили ладони.
Маш-борзая каждому воину полагалось знать в лицо, поскольку начальник личной охраны машиша одновременно является его первым заместителем в военных вопросах. То, что Фосехта сам явился за Мартином, было обстоятельством из ряда вон выходящим, высокой честью, даже если маш-борзай вез мягкотелого на казнь. Казнь в таких случаях полагалась через расстреляние отравленными стрелами. Быстро, удобно, очень почетно.
За воротами лежала ровная, хорошо просматриваемая местность. Ярко пылал закат. Вдали, у кромки западного леса, различались сторожевые разъезды. Но маш-борзай направил своего шусса не туда, а повернул к югу.
Мартин молча следовал за ним. Примерно через час, когда стойбище скрылось из виду, они повернули еще раз, уже на восток, и вскоре подъехали к небольшому холму с обрывистыми склонами и одиноким шатром на вершине.
Гораздо быстрее сюда можно было добраться через южные ворота стойбища, следуя почти прямо на юг, но Мартин не удивлялся. Он долго жил среди схаев и давно уже знал, что при малейшей возможности ящеры стремятся избрать как можно более замысловатый маршрут. Так, на всякий случай, чтобы следы запутать. Эта привычка у них в крови, укоренилась на протяжении веков. Привычка далеко не лишняя.
Из тени холма выдвинулись молчаливые воины. Шуссов взяли под уздцы. Маш-борзай, а за ним и Мартин спешились. Когтистые пальцы быстро ощупали Мартина, выискивая припрятанное оружие. Тоже вековечный обычай. Схайссы это вам не Сейшелы.
– Ничего нет. Идите, – сказал стражник.
По ступеням, вырубленным в окаменевшей от Хассара глине, они поднялись к плоской вершине. Там на большой площадке горел костер. У огня сидел сам Уханни, борзай-машиш племени сивов. А по бокам шатра возвышались неподвижные фигуры стражников.
Фосехта соединил ладони, без слов повернулся и зашагал вниз. Мартин не был ни маш-борзаем, ни даже схаем, поэтому так же молча распростерся на циновке из жестких стеблей хвоща, выражая почтительность в высшей из принятых форм
– Поднимись, – сказал машиш. Мартин встал.
– А теперь садись на шкуру, – сказал машиш и бросил подушку.
Он собственнолапно помешал варившееся в котле мясо, ухватил бронзовыми щипцами большой кусок, шлепнул его на блюдо. В качестве гарнира добавил соленых и поджаренных папоротников. А вот хлеба не дал. Хлеба схаи не знали. Вообще их рацион был калорийным и даже витаминным, но уж очень спартанским.
– Ешь, мягкотелый.
Мартин не заставил себя упрашивать. Машиш погрузился в молчание, поскольку, предложив угощение, признавал мягкотелого своим гостем. А по правилам здешнего этикета из гостя нельзя вытягивать слова. Они должны выйти под давлением пищи сами. В пустом желудке нет мудрости, считают схаи. И надо признать, не все их обычаи плохи.
– Пей, – сказал машиш, когда Мартин управился с мясом.
И налил папоротниковой браги под названием ухватуха. Страшная это вещь и для мозгов, и для желудка, если кто еще не знает. Но вся череда предложений сама по себе была высшей любезностью и честью, оказываемой только равным, поэтому Мартин похлопал себя сразу по обоим коленям, а потом соединил ладони.
– Ты хорошо усвоил наши обычаи, – сказал машиш. Мартин осушил чашу и почтительно перевернул ее над
своей макушкой.
– Да будет прохладным твой шатер, машиш. Пусть уффиких радуют тебя сыновьями. Да пошлет великий Мосос...
Машиш совершенно по-людски отмахнулся. Только не рукой, а когтистой лапой.
– Ты хорошо усвоил наши обычаи, мягкотелый. Но хватит, хватит церемоний. Я не за этим тебя позвал. Давай говорить серьезно
– Слушаю тебя со всех сторон, машиш.
– Ты спас мне сына. Знаешь, что он хочет тебя убить?
– Еэ.
– И как ты к этому относишься?
– Таков обычай, – уклончиво сказал Мартин. Машиш усмехнулся.
– Наши обычаи мне ведомы. Что ты намерен делать?
– Я не знаю, что мне делать. Уханни пожевал плоскими губами.
– У нас много дурацких обычаев, – неожиданно сообщил он. – А у вас?
Мартин вздохнул.
– Да тоже хватает. Дурацкие обычаи умеют долго жить, как и все дурацкое.
– А ты умеешь говорить правду. Зачем к нам пришел?
– Чтобы вас понять.
– И рассказать своему машишу? -Да.
– Так поступают шпионы.
– Если я шпион, то очень плохой.
– Почему?
– Мягкотелому трудно быть незаметным в Схайссах. Машиш сдержанно квакнул.
– Это правда. Зачем ты нас хотел понять?
– Чтобы договориться.
– О чем нам договариваться?
– О торговле.
– Торговля – хорошо. У вас много вещей, которые мы делать не умеем. Но вещи – не главное.
– Все равно торговля лучше войны.
– Лучше.
– Давайте торговать.
– Сейчас не получится.
– Почему?
– Ты многое знаешь, пленник. Но не все. Ледяные горы больше нас не разделяют. После сильного содрогания земли там вытекло озеро. На его месте получился проход. А схаи начали объединяться. Большинство племен признали Су Мафусафая верховным машишем. Понимаешь, к чему это ведет?
– Будет война?
– Еэ.
– Но мои родичи не собираются нападать.
– Может быть, и так. Но это не имеет значения. Для нас вы – чудовища, которых нужно истребить. Раньше это не давали сделать горы. Сейчас они тоже мешают, но воевать уже можно.
– А для тебя, машиш, мы тоже чудовища?
– Раньше и я так думал. Сейчас – не знаю. Пожалуй, я бы не стал затевать с вами войну из-за ничего. Но даже среди сивов большинство этого хотят. Просто потому, что вы другие.
– И этого достаточно?
– Еще как достаточно. Войны могут начинаться и не из-за таких пустяков.
– Да, к сожалению, – сказал Мартин. – Но разумно ли? Война – это смерть. Я долго живу среди вас и я вижу: схаям так же не нравится умирать, как и нам, мягкотелым.
– Хог. Это верно. И я не хочу воевать с такими, как ты. Ты спокойный. Но скажи, много ли у вас таких, как ты?
– У нас есть и хорошие, и плохие, – с сожалением сказал Мартин. – Так же, как и у вас.
– Вот в этом беда. Толпой овладевают плохие. Толпа редко слушается разума.
– Не всегда. Власть у сивов принадлежит умному машишу. Уханни заквакал. Потом хлопнул по коленке. Однако в
его голосе слышалось осуждение:
– Ты умно сказал. Схаи любят лесть. Но если я дам ей волю, то вместо меня будут править льстецы. Так у нас бывало. Ничего хорошего. Я хочу видеть все, как есть. И я вижу войну со всех сторон. Слишком многие не понимают, как это скверно. Поэтому не боятся войны
– А ты?
– Я видел много войн. Хуже ничего нет.
– Ты можешь удержать свое племя.
– Что значит один машиш одного племени? Не так-то просто образумить даже собственный ухудай. А со стороны восходящего Хассара нам грозят объединенные силы Су Мафусафая. Хотят заставить нас присоединиться к себе. И это еще не все. Со стороны заходящего Хассара живут исконные наши враги хачичеи. Эти просто уничтожат всех сивов до единого, если получится. Так же, как Су Мафусафай хочет уничтожить вас.
– А получится? У хачичеев?
– Нет. Хачичеев больше, но наши воины умнее. Однако мы ослабеем и не сможем противиться Су Мафусафаю. Он этого ждет.
– Но ведь что-то сделать можно?
Машиш, не оборачиваясь, махнул рукой. Оба стражника молча и бесшумно спрыгнули с обрыва за шатром.
– Подвинься ко мне, Мартин. Пей, Мартин. Слушай со всех сторон. Я не смогу предотвратить войну. И не нужно тратить на такой разговор время. У нас его мало – и у тебя, и у меня. Меня поджидает смерть от старости, а тебя стережет смерть от нашей глупости. Поэтому давай смотреть дальше сегодняшнего ужина.
Машиш плеснул себе в чашу. Выпил.
– Нет войны, которая не заканчивается, – веско сказал он. – Я не верю, что схаи победят мягкотелых. Ваше оружие лучше. Я не верю, что мягкотелые победят схаев, нас слишком много. Рано или поздно придется заключать мир. Вот тогда, Мартин, наступит нужное время. Мы не сможем остановить войну. Но если немного повезет, то сможем ее укоротить.
– А когда?
– Когда все дураки, и ваши, и наши, на своей мягкой или жесткой шкуре почувствуют, что это такое, война. Нагеройствуются, набегаются, нахлебаются досыта. Вот когда нужно придумать для мира почетную причину. Даже тупую голову можно убедить в том, что воевать не надо, если воевать уже надоело. Я знаю обычаи Схайссов, а ты знаешь обычаи страны мягкотелых. Понимаешь? Мартин поставил свою чашу на землю.
– Начинаю понимать, машиш. Ты умеешь смотреть далеко. Но раньше ничего нельзя сделать?
– Нет. Со дня на день я ожидаю послов Су Мафусафая. Они потребуют воинов. Нам угрожают хачичеи, но я дам воинов. Не самых лучших, не сразу, но дам. Иначе мне придется воевать на две стороны Хассара. Никакая доблесть не поможет. Сивы исчезнут. Понимаешь?
– Еэ, машиш.
– Но если я дам воинов Мафусафаю, то между моим племенем Сив и твоими родичами прольется кровь. Потом через это придется перешагнуть. Это понимаешь?
– Со всех сторон, машиш.
– Такое возможно?
– Курфюрст Поммерна, мой машиш, на такое способен.
– Тогда мне нужно, чтобы ты вернулся к своим и ждал моего сигнала. Но просто отпустить я тебя не могу.
– Почему?
– Су Мафусафай уже требовал тебя выдать. Если я откажусь и оставлю тебя здесь, мне опять грозят войной. Если отпущу тебя – то же самое, но меня еще вдобавок объявят предателем.
– Что же делать? Неожиданно Уханни квакнул.
– Что может делать тот, кого собирается убить сын машиша?
– А об этом знают?
– Об этом знают все. Иначе сын машиша поступить не может. Но поскольку об этом знают все, у тебя есть причина для побега. Хорошая причина, лучше не придумать. А если ты сбежишь, никто не сможет обвинить меня в предательстве. Так?
– Да, это так, только есть одна трудность.
– Какая?
– Меня очень хорошо стерегут. Машиш еще раз квакнул.
– Не знаю, так ли уж я хорошо заглядываю вперед, но я вижу, что ты сбежишь, мягкотелый.
– Прости, но ты это хорошо видишь? – с сомнением спросил Мартин.
– Очень хорошо. Не стоит беспокоиться. Подойди ближе. Смотри.
В свете костра на ладони машиша тускло поблескивали два золотых перстня. В виде змей, пожирающих собственные хвосты.
Мартин не мог не подивиться. Он всегда был сторонником той точки зрения, что законы развития разума универсальны. Но чтобы так... Перстни вплоть до деталей походили на изделия древних скифов Земли. Из какого-нибудь кургана в Северной Таврии.
– Они совершенно одинаковые, – задумчиво сказал машиш. – Их сделал великий мастер, который уже умер. К моей первой свадьбе. Моя первая уффики... – Тут машиш запнулся. – Ее тоже нет. Так вот. Один перстень я дарю тебе.
Мартин отстранился.
– Я не могу взять этот перстень, машиш.
– Почему?
– Мягкотелые очень ценят любовь.
– Любофь?
– Да. Когда два существа, офса и уффики, совсем принадлежат друг другу. Очень близко. Понимаешь?
– Понимаю ли я? Хог...
Машиш вдруг встал и прошелся по площадке. Потом, глядя на звезды, сказал: – Мою первую уффики звали Уйсифи. Она давно уже в гостях у Мососа. После нее были и моложе, и горячее, и веселее, и даже умнее. Но ни одна не получила перстня. Даже не видел никто. И не увидит. Хог! Понимаю ли я любофь?
– Извини. Я не хотел тебя обидеть, машиш.
– Ты не виноват. Я даже рад, что могу поговорить об этом с тобой. Больше не с кем, схаи к такому не приучены. А жаль. Хорошо, что мягкотелые тоже чтут любофь.
– Особенно первую.
– Да. Первую. Ничто в этой жизни не повторяется, Мартин. Иногда кажется, что повторяется, а приглядишься – нет, не то. Другое. Чуточку новое.
– Нельзя дважды войти в одну и ту же реку?
– Вот-вот. Нельзя. Мои мысли ты выражаешь лучше меня.
– Это не я выражаю. Так говорил один наш древний мудрец.
– Правильно говорил. Будет хорошо, если схаи и мягкотелые узнают мудрость друг друга.
Машиш вздохнул, отвернулся от звезд и сел на свое место.
– Но это случится не сейчас, Мартин. А пока бери перстень.
– Все равно не могу, – сказал Мартин. – Это ведь твоя память об Уйсифи.
– Да, память. Я хотел оставить эти перстни своей дочери. Но ты можешь взять. Ты даже должен взять, – каким-то изменившимся, приглохшим голосом сказал старый ящер.
– Должен? Но почему?
– Да потому, что спас сына Уйсифи! Это она благодарит тебя моими руками. Дар из страны Мососа. Нельзя отказываться. Понял?
– Теперь – да. Со всех сторон, машиш.
– Хог. Хорошо. Моя Уйсифи будет довольна. Машиш помолчал, а потом заговорил другим, уже деловым тоном:
– Второй перстень будет у того, кого я пришлю. Или пришлет другой машиш сивов, если я не доживу до нужного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43