– Мало. Наши кузнецы смогут сделать такие?
– Не совсем. Похуже.
– Пусть будут похуже. Однако огнебои бесполезны без черного порошка. Пленных пытали?
– Еэ, великий.
– Хорошо пытали?
– Очень хорошо.
– Молчат?
– Наоборот, кричат. Мягкотелые не умеют терпеть боль.
– Что говорят?
– Толку нет. Говорят, нужен уголь и еще что-то. А что – не знают. Воины получают уже готовый порошок.
– Разумно, – сказал Су Мафусафай. – Нельзя доверять главный секрет любому воину. Но все равно этот секрет должен быть моим, Уэкей! Черный порошок важнее победы в ущелье. И даже важнее победы в этой войне. Продолжайте пытки.
– Да пытать уже некого, великий.
– Пытайте тех, кого захватите.
– Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.
– Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?
– Со всех сторон, великий.
– Есть другие новости? – Еэ
– Говори.
– Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.
– Еще не уничтожены?
– Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.
– Хог. Я приму их завтра. Это все?
– Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.
– Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?
– Еэ, великий. И уже не одну.
– Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?
– Я бы так не сказал, великий.
– Тогда почему они хотят предложить мир?
– Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.
– А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?
– Многие.
– Значит, не скроешь?
– И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это – слава.
Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:
– Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.
Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху – пехотинцы восьмой дивизии.
– Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй
Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.
– Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? – спросил Мартин.
Вертикальные зрачки ящера сузились.
– Перед тобой, мягкотелый?
– Тогда скажи.
– Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.
Мартин хлопнул себя по животу.
– Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?
– О чем?
– О мире.
– Ты первый об этом сказал, мягкотелый.
– Еэ.
– Тебя это не смущает? – Нет.
– Тогда садись первый.
Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.
Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.
– Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.
– Или тогда, когда никто не может победить.
– Нас гораздо больше.
– Ваша сила убывает, а наша прибывает, – спокойно заметил Мартин
Маш-борзай не стал этого оспаривать. Он выбрал другой довод.
– Вас спасает не сила, а теснота.
– Теснота никуда не денется.
– Зачем тогда просите мира?
– Не просим, а предлагаем.
– Ты первый сел.
– Да. Для того, чтобы разум победил глупость, я пожертвовал гордостью.
– Красиво говоришь. Хорошо, я понял тебя. Но ответь, если вы не боитесь поражения, зачем тогда предлагаете мир?
– Мы не любим убивать.
– Трудно поверить, что вам стало жалко схаев.
– Тогда попробуй поверить в то, что мы сами не любим умирать.
– Хог. В это верю.
– Зачем без пользы истреблять друг друга? Давайте остановимся.
– После того, как вы убили тысячи схаев? Мы обязаны отомстить. Таков обычай.
– Но есть и другой обычай, который вы обязаны соблюдать.
– Великий Мосос! Ты собираешься учить нас соблюдать обычаи?
– Нет. Я хочу дать вам способ остановить войну, не нарушая обычаев.
– Это невозможно.
– Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.
– Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.
– То, что может остановить войну.
– Ваши деньги для нас цены не имеют.
– Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам? – Ты хитрый жабокряк, мягкотелый! Развязывай. Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.
– Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?
– Цветомиры.
– Великий Мосос! Сколько?
– Сто. Десять десятков.
– И ты требуешь сто дней мира?
– Еэ.
– Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.
– О Су Мафусафае будут рассказывать предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.
С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:
– Мы не берем подарков от мягкотелых. Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь:
– Все видели, что мира просил я. Так? – Еэ.
– Я сел первым. – Еэ.
– Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.
Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.
– Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, – сказал он.
Он наклонился и взял мешок.
– Ответ получишь завтра.
– Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.
– Почему не на сто?
– Два цветомира были сильно плохие. Завяли.
– О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день
– Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?
– Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.
– Вот и не скрывай, – мимоходом бросил ящер. – А граница должна быть прямо здесь. – Он провел черту между собой и Мартином. – Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.
Мартин стукнул себя по животу.
– Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.
– Хорошо понимаешь. А что ответишь?
– Отвечу вот что. Схаи доблестно сражались и вызвали уважение своим мужеством. – Тут Мартин еще раз стукнул себя по животу. – Моими устами верховный машиш Поммерна Бернар Второй объявляет: все, что за твоей спиной, благородный Уэкей, – это Схайссы!
– Ты сказал – я слышал, машиш Мартин.
– Ты сказал – я слышал, машиш Уэкей.
– Хог. Да будет так.
Ящер некоторое время молчал. Потом сказал:
– Мягкотелый! Я потерял в этом ущелье старшего сына.
– Мой сын тоже был здесь.
– Значит, живой, – без выражения сказал Уэкей.
– Он у меня один.
– Сегодня один, завтра – два. А тот, кто не родился, еще не убит.
– Мне повезло. Тебе – нет. Чего ты хочешь, машиш? Уэкей глянул на снежные вершины.
– Ладно. Вы защищались, мы нападали. Понять можно. Я другое спрошу. Вряд ли мы увидимся еще, и я хочу узнать прямые мысли врага. Быть может, это хоть немного убережет от глупости и нас, и вас. Скажи мне как воин воину: ты веришь, что мы можем жить в мире?
– Первыми мы не нападем. Однако думаю, что воевать еще придется. Мы слишком долго ненавидели друг друга. Но вот помириться в следующий раз будет легче
– Хэй! Вчера Ухудай Всех Племен решил, что больше мы не примем цветомира от мягкотелых. На это не рассчитывай.
– Я знал, что вы так решите. Да, без цветомира помириться труднее. Но это будет уже не в первый раз, а ты знаешь, что самый трудный ррогу – это первый ррогу.
Уэкей хлопнул себя по колену.
– Ты хорошо изучил нас, машиш Неедлы. Даже пословицы знаешь. Скажи тогда, почему схаи должны ценить мир? Мир выгоден вам, мягкотелым, потому что вас мало. А схаям только дай вырваться из этих тесных гор – и никакое оружие вас не спасет. Вот тогда вы точно на нас не нападете, поскольку вас не будет. Разве не так?
– Нет. Мягкотелые живут не только здесь. Мы умеем строить большие лодки и переплывать моря. У нас есть много каменных крепостей. Схаи могут причинить нам много горя и все же никогда не уничтожат всех мягкотелых. Но главное в другом. Воевать с нами невыгодно, а торговать выгодно. Мы можем дать вам то, чего у вас нет.
– Громобои?
– Если станем друзьями, то и громобои. Но есть много других полезных вещей. Вот, смотри, машиш. Дарю тебе эти бусинки.
– Я не беру подарков от мягкотелых, – сказал Уэкей. – Бусинки – это вообще подарок для уффики, а не для воина.
– Терпение, машиш! Самая быстрая стрела не всегда самая точная.
– Это верно. Мудрость из тебя так и сыплется. Слушаю.
– В ущелье ты потерял сына. Бусинки, которые я предлагаю, его не вернут. Зато они могут спасти десять других жизней.
– Спасти? От чего?
– От черного мора, машиш.
– От черного мора нет спасения.
– А ты проверь. На первом же рабе
Ящер замолк. Он явно колебался.
– Подумай, Уэкей. Я дарю тебе десять жизней. Самых дорогих тебе жизней. Понимаешь?
– Не понимаю. Зачем ты это делаешь? Хочешь, чтобы я стал твоим должником?
– Нет. Хочу, чтобы схаи знали: от мира с мягкотелыми может быть польза.
– Хорошо, мягкотелый. Я принимаю твой дар. Уэкей снял с пальца перстень.
– Вот, возьми. Его носил еще мой дед. Если твои шарики спасут хоть одного моего родича, пусть твой человек покажет мне перстень, и я сделаю для него все, что смогу. А теперь пора расставаться.
– Прощай, Уэкей. Запомни, шарики боятся воды и лучей Хассара.
– Хог.
Ящер поднялся на ноги.
– Прощай, Мартин. Было интересно с тобой говорить. Но если встречу на поле боя, я тебя убью.
– Я не люблю убивать, – сказал Мартин. – Поэтому сегодня убил войну.
Ящер насмешливо квакнул.
– Красиво сказал. Говоришь ты, наверное, лучше, чем воюешь.
Мартин тоже встал и протянул руку.
– Взгляни на этот браслет, Уэкей. Ты видел когда-нибудь такой?
– Еэ...
– Знаешь, кто их носит?
– Знаю, – медленно отозвался схай. – Хачичеи совсем не плохие вояки. А уж их отборная сотня... Как к тебе попала эта вещь, мягкотелый?
– А ты догадайся, машиш.
Уэкей с размаху хлопнул себя по животу. Так, что кольчуга звякнула
– Шо ишигу! Я должен был понять это сразу. Так вот, значит, ты какой... Ну конечно, кого же еще мягкотелые могут отправить на переговоры с нами! Ты побил меня, Уохофаху Фахах...
Со стены сбросили веревочную лестницу, но воспользоваться ею почти не пришлось. Стоило Мартину подняться на пару перекладин, как его подхватили крепкие солдатские руки.
– Ну что, ну как там, герр майор?
– Нормально, ребята.
– Неужто получилось?
– Да. В общем – да.
Мартин отряхнулся, поправил мундир и пошел к пригорку, где располагалась корпусная батарея. Там перед низкой каменной флешью его дожидались оберсты Кранке и Ольховски, генерал Шамбертен и сам курфюрст со своей свитой.
Пройдя мимо расступившихся адъютантов, Мартин поднял руку к козырьку.
– Ваше высочество! Су Мафусафай, великий машиш Схайссов, согласен на перемирие сроком в девяносто восемь дней.
– Девяносто восемь? – переспросил курфюрст.
– Так точно. Начиная с сегодняшнего дня.
– Насколько я помню, снег в здешних местах ляжет дней через восемьдесят. Следовательно, наступать ящеры смогут не раньше, чем следующей весной?
– Думаю, что так.
– А будут ли ящеры выполнять соглашение? – спросил генерал Шамбертен.
– Полной гарантии дать нельзя, ваше превосходительство. Но Су Мафусафаю мир сейчас нужен больше, чем нам. Нельзя бесконечно посылать на бесполезную гибель даже фанатиков. Рано или поздно они взбунтуются. А наше предложение позволяет великому машишу найти выход из тупика, не теряя при этом лица, с минимальным ущербом для престижа
– Что от перемирия выигрывает Мафусафай, понятно, – заметил де Шамбертен. – А вот наша выгода в чем?
– Во-первых, мы перестанем нести потери. Во-вторых, имеются угрозы на восточной и западной границах Поммерна. Благодаря сегодняшнему перемирию мы получаем пусть временную, но все же передышку на юге. Берусь предсказать, что уже завтра егерские посты доложат об отходе главных сил ящеров. Тогда через неделю-другую две из трех наших дивизий вполне можно отправить отсюда к границам Покаяны или в Джангу. Там эти войска могут оказаться кстати.
– Очень кстати, – сказал курфюрст. – И невероятно вовремя. Дорогой наш майор Неедлы! Вы только что подарили Поммерну две отлично обученные и уже побывавшие в деле дивизии.
– Одну, ваше высочество.
– Одну? Почему только одну?
– Вторую подарил мой друг офсамаш Хзюка. Курфюрст рассмеялся.
– А ведь верно. Но как бы там ни было, господа, приглашаю всех в свою палатку. Есть повод открыть бутылочку кавальяка, как вы считаете?
– Мартин, я все же не понимаю, почему ты так много рисковал собой ради Поммерна.
– Извини, я рисковал не ради Поммерна. Курфюрст где-то по дороге простудился и теперь зябко
кутался в роскошный джангарский халат.
– А ради кого? – спросил он.
– Ради террян вообще. Невесть за что вы, как нерадивые школьники, были вынуждены повторить изрядный урок социальной эволюции заново, почти с чистого листа. Вы ошибались, творили да и продолжаете еще творить зло, но в целом доказали, что законы исторического развития объективны и что действуют они в любой Вселенной. А еще то, что в человеке рано или поздно побеждает человек. Где бы ни находился, нормальный человек создан для доброты. Без этого никто не может быть по-настоящему счастлив, и это с неизбежностью осознается, как только достигаются минимально необходимые условия существования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43