Что хорошего расскажете?
- Ваш знакомый сделал, что обещал, как быть дальше?
- Сейчас подъеду, только по пути загляну в банк. Вы дело-то еще не заводили?
- Как это не заводил? Пройдут за мелкое хулиганство, получат свои родимые пятнадцать суток и, простимся с ними до следующей встречи, если не поумнеют.
В банке дела обстояли нормально, поэтому я по телефону дал Немову подтверждение, а сам прямым ходом двинул в Самару. Хочешь не хочешь, а аванс отрабатывать надо. Вот только с чего начинать? С кардиоцентра или, по совету Ефимова, с окружения покойных? Начнем с того, что ближе.
Ближе оказалась улица Красная, а на ней тридцать первый дом, где некогда проживал господин Гриднев, какая-то железнодорожная шишка. Дверь двенадцатой квартиры открыл симпатичный вьюнош системы "вундеркинд". От роду ему было лет тринадцать, но держался он независимо и с достоинством. Без тени опаски он пригласил меня в дом, даже не поинтересовавшись, кто я такой и с чем меня едят.
- Проходите в комнату, не разувайтесь, у меня не принято.
"Однако!" - только и подумал я, проходя в богатые хоромы с гобеленами на стенах, лепным потолком и пушистым ковром старинной работы.
- Мальчик, а когда придут твои родители? - спросил я, усаживаясь в высокое, но удобное кресло не нашего века.
- Мои родители не придут никогда, - коротко и резко ответил подросток. - Что будете пить? Мартини, джин, коньяк?
- Спасибо, я за рулем. Мальчик, а кто-нибудь из взрослых дома есть?
- Нет, если не считать Любы, но она здесь домработница. Собственно, что вы хотели?
- Наверное, мне лучше подождать кого-нибудь из взрослых.
- Вы никого не дождетесь, потому что их попросту нет. Взрослый здесь я. Говорите, по какому поводу вы пришли. У меня не так много времени, чтобы объяснять вам все произошедшее. Мне, видите ли, приходится самому себя кормить, да еще Любу в придачу.
"Полный маразм, мальчик явно ненормальный", - подумал я про себя, а вслух сказал:
- Меня интересует жизнь бывшего хозяина этой квартиры, некоего господина Гриднева.
- Зачем это вам?! - Паренек спросил, как ударил хлыстом.
- Наверное, я об этом скажу кому-нибудь другому, кто повзрослее. До свидания, молодой человек.
- Почему вас интересует папина жизнь?
- Господи, - искренне удивился я. - Так вы его сын? А мне сказали, что жил он одиноко!
- Так оно и было, но извольте объяснить, зачем вам прошлое отца. Я имею право это знать.
- Безусловно, но для начала давайте познакомимся. Меня зовут Константин Иванович Гончаров, вот мои документы.
Мальчишка внимательно осмотрел мою ксиву и, кажется, остался доволен, потому как вполне серьезно подал мне руку:
- Евгений Евгеньевич Гриднев, инженер-программист, работаю по договорам, поскольку на постоянную работу не берут из-за возраста. Но что вас ко мне привело? Я и мой отец были далеки от преступного мира. Он был классный инженер железнодорожного транспорта, достаток имел не чета моему, так что ввязываться в сомнительные предприятия у него просто не было необходимости.
- Женя, дело совершенно не в этом, я и не сомневался, что услышу нечто подобное. Просто меня насторожил ряд аналогичных смертей. Они очень похожи друг на друга, и у меня есть некоторые подозрения в том, что инфаркты вызваны искусственным путем. Поэтому я и хотел бы узнать некоторые подробности из личной жизни твоего отца. Возможно, мне удастся найти человека, который к этим смертям причастен. Ты бы хотел этого?
- Всей душой, но боюсь, ничем помочь не могу. Дело в том, что с десяти лет, с того момента, как умерла мама, я воспитывался в интернате. Для одаренных детей. Нет, не потому, что отец хотел от меня избавиться, он очень меня любил, просто его рабочий день четырнадцать и более часов. Смотреть за мной было некому, Люба не в счет, она у нас приходящая, поэтому мы с отцом решили, что мне лучше несколько лет пожить в интернате. Два раза в год я к нему приезжал, и мы устраивали праздник. Он брал небольшой отпуск, и мы с ним устраивали грандиозный кайф, катались на лыжах, ходили в театры, обедали только в ресторанах...
- Стоп, Женя, ресторан - это важно! Какой ресторан предпочитал твой отец, где вы чаще всего обедали?
- Затрудняюсь сказать, по-моему, мы побывали во всех кабаках города. Но вообще-то, наверное, чаще всего приходилось бывать в "Карасе", отец очень любил рыбу, а мне-то все равно, я не гурман.
- Значит, можно считать "Карась" его любимым рестораном?
- Наверное, да, там у него все официантки знакомые.
- Хорошо, Женя, извини за нескромный вопрос, сколько он получал?
- В цифрах сказать не могу, но знаю, что очень много. Я сейчас не зарабатываю и десятой части, хотя заработок имею выше среднего по стране. Только вот...
- Что ты хотел сказать?
- Не знаю даже... В карты отец не играл, кроме преферанса, водку пил умеренно, и я не знаю, но...
- Ты не мог найти его сбережения, так?
- Да, откуда вы догадались?
- Я не догадался, просто так должно было быть. В случае, который я расследую, тоже исчезли ценности. У вас из домашних ценных вещей ничего не пропало?
- А я-то грешил на Любу... Из дома исчезло прапрабабушкино столовое серебро, целый гарнитур девятнадцатого века, он, наверное, килограммов десять весил. Надо немедленно извиниться перед Любой.
- Пока подожди, ведь ничего еще не ясно, но думаю, это не ее вина. Теперь, Женя, позволь мне задать тебе весьма деликатный вопрос: как твой отец разрешал любовные проблемы, была ли у него постоянная женщина, которая бы появлялась в вашем доме регулярно?
- Скорее, нет. Точно знаю, что жениться он не хотел. Не хотел приводить в дом новую женщину. Ему казалось, что этим он нарушит клятву, данную когда-то маме. А на стороне кратковременные связи у него были, я это знаю точно, любил он это дело больше всего, кроме работы.
- Кто первым обнаружил его?
- Люба, она пришла в понедельник, после выходного, зашла в спальню и увидела...
- Ясно, - остановил я его, заметив, как подозрительно заблестели его глаза. - Скажи, Женя, а во время предыдущего инфаркта он где лежал, в кардиологическом центре?
- Нет, в августе он лежал в нашей больнице, в сердечно-сосудистом отделении, у него там отдельная палата была, потому что заведующий отделением его хороший товарищ. Я как раз на каникулах был, часто его навещал.
- Как зовут этого товарища, я могу с ним поговорить?
- Думаю, да, Семен Менделевич человек общительный.
- Можно я напоследок поговорю с вашей Любой?
- Отчего же нельзя, сейчас я ее позову.
Я ожидал увидеть зачуханную толстую тетку, но здорово ошибся. Вошла миловидная, спортивного вида девица, примерно двадцати пяти лет. Я подумал, что девственность Жени под большой угрозой или ему уже ничто не грозит в этом смысле, все уже потеряно.
- Я слушаю вас, - начала она напористо. - Мне Евгений Евгеньевич сказал, о чем примерно речь, спрашивайте.
- Скажите, Люба, в то утро, когда вы застали Гриднева мертвым, вам в глаза не бросилось ничего необычного?
- Конечно бросилось, во-первых, сам Евгений, точнее, его жуткая маска смерти. Он был страшен. Горел свет, и я увидела все в мельчайших подробностях. Он лежал на кровати совершенно голый. Уже потом мне показалось это странным, обычно Женя спал в пижаме. Я сразу же вызвала "скорую". Когда его увезли, я поняла, что у него была баба, но говорить этого не хотела, потому что в первую очередь бы заподозрили меня. Я так подумала, потому что в воздухе витал едва уловимый запах не моих духов. Да еще некоторые мелочи...
- Вы жили с ним?
- Это имеет какое-то отношение к делу?
- Нет. Как он проводил воскресные дни?
- Днем, как всегда, работал, а вечером обычно шел в кабак.
- Вас он с собой не брал?
- Чего ради, у меня муж и ребенок, один день в неделю я имела право посвятить им.
- Почему с вашей внешностью вы работали домохозяйкой у старика?
- А кто вам сказал, что он старик? Он выглядел гораздо лучше вас, к тому же работала я не просто домохозяйкой, но и переводчицей и домашним секретарем, за что соответственно и получала совсем неплохие деньги.
- Только ли за это?
- Успокойтесь, и за то тоже. Если вас интересуют мои интимные отношения с его сыном, то я опять-таки отвечу утвердительно. А только мне стыдиться нечего, жила с отцом и живу с его сыном, потому что любила отца и теперь люблю сына. Я для чего вам все это рассказала, чтобы вы поняли, что навредить я не могла ни отцу, ни теперь сыну. Мне больно осознавать то, что Женя подозревает меня в краже серебра, но как я могу доказать обратное? Если вы найдете ту суку, что была здесь, то клянусь, я найду способ вас отблагодарить.
"Говоришь-то ты - что медом мажешь", - подумал я, а вслух спросил:
- Люба, но ведь у Гриднева, кроме серебра, должны были остаться какие-то сбережения? Что вы думаете на этот счет?
- То же самое, после того как наше правительство украло вклады, Женя держал деньги дома, причем в долларовых купюрах, но они тоже исчезли.
- Сколько было денег и где он их хранил?
Она замолчала, глядя на меня испытующе и подозрительно. Наконец, решившись, негромко ответила:
- Сколько точно было денег - я не знаю, наверное, в валюте тысяч двадцать, может быть, и больше, а хранил он их просто в ящике письменного стола.
"Что и говорить, складно повествует дамочка", - думал я, подъезжая к ресторану "Карась". Вроде не врет, по моим прикидкам так и выходит, только вот с долларами сомнительно получается. Как могла бы ресторанная потаскуха в пять минут определить, где хранятся деньги. Тут маленькая неувязка получается, а в остальном картина рисуется правдоподобная.
Ресторан "Карась" оказался заведением среднего пошиба, но встретили меня тут гостеприимно, как родного. Ко мне тут же подлетели два официанта, наперебой предлагая куцый перечень изысканных блюд. Указующим перстом я ткнул в какую-то строку меню. Уважительно на меня посмотрев, они тут же приперли тарелку серо-коричневой каши, по виду очень напоминающей мелкозернистое дерьмо. Крякнув, я отважился попробовать, оказалось оно вполне съедобным. Мои человеки стояли рядом, видимо ожидая заказ на питие.
- А что, мужики, у вас здесь пьют? - не желая их разочаровывать, спросил я как можно беспечней. Они перечислили мне весь ассортимент любого уличного комка, правда, при каждой марке добавляли "из Парижа", "из Бордо".
- Ладно, тащите бутылку водки и три стакана.
- Зачем же три? - удивились молодцы.
- Вы тащите, а там разберемся.
Через три минуты мой заказ был выполнен, и официанты хотели достойно удалиться. Этому я решительно воспрепятствовал. Ухватив самого гарного за мятую фалду, я приказал:
- Садись. Молчать, когда с вами разговаривает бывший майор бывшей госбезопасности. Наливать!
- Вы нас извините, но нам с клиентами нельзя.
"Хорошенькое дельце", - подумал я, вспомнив гостиницу, где нельзя было с жильцами.
- Спокойно, мужики, с вами сидит не просто майор КГБ, с вами сидит личный адъютант его высокоблагородия генерала Черноты. Давайте же почтим память боевого генерала, геройски погибшего при освобождении города Екатеринбурга от немецко-фашистских захватчиков. Наливайте, ребята, пусть земля ему будет пухом.
На полном серьезе оболтусы выпили, а один даже начал что-то вспоминать из боевой биографии моего командира.
- Ищу я, братцы, одного человека, говорят, сюда частенько захаживал.
- Кто такой? - живо заинтересовался тот, что постарше. - Как имя, фамилия, какой из себя?
- Каким он теперь стал, я не знаю, а вот зовут его Гриднев Женя.
- Профессор, что ли? Так ведь он копыта откинул, его все время Михеич обслуживал, он часто к нам приходил, то с бабами, а то и один.
- А как мне поговорить с Михеичем?
- На том свете, он еще раньше профессора кувыркнулся, а с лета его обслуживал я, обедать он приходил каждый день, потому что работал неподалеку, а вот ужинал редко, только по воскресеньям. Последний раз он у меня ужинал, а на следующий день, в обед, не пришел. К вечеру мы узнали, окочурился профессор.
- А ты не помнишь, в тот последний вечер он был один или с женщиной? Может быть, здесь кого-нибудь снял?
- Ясно, какой ты майор КГБ, ну да нам скрывать нечего. Профессор, насколько я помню, пришел один. Я, конечно, могу ошибаться, времени-то прошло более трех месяцев, но мне кажется, это было именно так, он пришел один, а уже здесь прикадрил телку.
- Ты не помнишь, какая она была из себя, черная, белая, высокая, маленькая? Толстая или, наоборот, худая?
- Сейчас трудно вспомнить, мне кажется, это была высокая темная бабенка. Что я помню хорошо, так это яблоко.
- Яблоко? Какое яблоко?
- У них на столике лежало здоровенное красное яблоко.
- Спасибо, мужики, вы меня здорово выручили.
Яблоко, вот оно что. Теперь понятно и козе, что работала одна и та же брюнетка, это видно по почерку. Самое время нанести визит вежливости заведующему отделением сосудистых заболеваний товарищу Семену Менделевичу. Время уже позднее, и на работе его уже нет, а времени у меня более чем достаточно, не грех еще раз утвердиться в своих догадках.
В Первом Железнодорожном тупике седьмой дом бывшего зубного техника Кислицкого выгодно отличался от своих собратьев. На мой тактичный звонок тут же грубо ответила злющая овчарка. На ее клич вскоре вышел хозяин, здоровенный бородатый цыган.
- Чего надо? - спросил он.
- Мне бы господина Кислицкого.
- Нет Кислицкого, умер совсем.
- Какая жалость, а вы кем ему приходитесь?
- Послушай, тебе какая разница, брат я ему, понимаешь.
- Понимаю, - согласился я, садясь в машину.
- Подожди. Куда торопишься? Ты по какому делу? Я ведь тоже зубной мастер и тоже принимаю на дому.
- Мастер в смысле разового удаления всей челюсти?
- Зачем обижаешь, нехорошо говоришь, я уже десять лет работаю.
- Первый раз вижу цыгана-зубника.
- Кто тебе сказал, что я цыган? Арутюнян я, есть разница? Ашот меня зовут. Что ты хочешь?
- А вы хорошо знали Кислицкого?
- Ты спрашиваешь глупые вещи. Как я мог плохо знать Броника, когда он был моим начальником? Что ты про него хотел знать и кто ты такой?
Мне ничего не оставалось делать, как объяснить ему суть проблемы. Бородатый армянин долго сопел, соображая, можно ли мне верить, потом открыл дверцу и сел рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17