- Я бы так любила его ... - Вдруг зтиха, не поднимая головы, сказала Оля. - И ничего бы мне ... тогда не надо ... Вы бы даже ... не знали. Ничего бы я от вас не требовала ...
- Эх, Оля! - Воскликнул Мирон i беспомощно замолчал, улыбнувшись.
Молчала и Оля. Дождик начал побильшуватись. Мирон позвал извозчика, посадил Олю и поддерживая, обнял ее. Она мьягко, но решительно отвела его руку и сидела, чуть прикасаясь к его. До самого дома не говорили ничего.
- Темно в окнах ... - Глядя в гору, сказал Мирон, расплатившись с извозчиком. - Наверное, в кухне Маруся.
- Мне подождать здесь? - Тихо спросила, 0ля, наклонив голову и кутаясь.
- Нет, зачем? Может, Маруся, не захочет идти с нами ... Пойдемте.
Первые этажи лестницы были освещены, а верхние почему оставались в пивтьми Перед дверью своей квартиры Мирон повернулся к Оле, взял ее руку и, прижав ее к лицу свой, горячей, глубокой нежности прошептал:
- Деточка моя бедная! Хорошая, милая! Не надо на меня сердиться.
И не успел досказать: Оля резко отвернулась, прижалась лицом к стене и горько, как брошенная, оскорбленная ребенок, зарыдала. Рука осталась в Мироновой руке. Он молча, склонив голову, стоял неподвижно.
Вдруг внизу где открылась дверь и на лестнице послышались голоса.
- Хорошо! Непременно! - Кричал кто-вежливый, веселым тенором. - Обязательно!
И слышно было поспешные шаги по лестнице, но невозможно было разобрать, в гору или вниз идут.
Оля быстро вытерла глаза концом платка с головы, отняла руку в Мирона и вернулась к нему. Мирон начал открывать дверь.
В квартире было тихо и темно. В кухне тоже.
- Странно ... - Пробормотал Мирон, зажигая второго спички.
Оля остановилась у входних дверей и ждала. Глаза ее были красноватые, смотрели то равнодушно, непорушнo; губы сложились горько.
- Маруся! - Постучал к ней Мирон.
Тихо.
Он открыл дверь и вошел. Спичку догорел. Он зажег нового, и сейчас же бросилось в глаза то белое на столе. Быстро подошел ближе.
На туалетном зеркале стоял клочок бумаги: на бумаге что-то написано.
Мирон хватаясь зажег лампа и начал читать:
"Дорогой, родимый Роню! Прости меня плохой, но не могу иначе, иду таки ... Не ищи и не поднимай меня больше. Не надо, прошу и умоляю тебя. Ты сам говорил, чтобы не заставлять прочих жить так, как ты думаешь. Пусть живут, как сами могут. А за помощь твою я тебя до конца жизни не забуду. Ты моя единственная любовь, а все ... (зачеркнуто).Каждому свою жизнь, ты живи так, а я так. Мне так лучше будет, хоть тебя не буду мучить, ты хоть и не показываешь, а мне все кажется, что ты стесняешься меня. Не сердись, мне все так кажется. А меня это злило и я раздражалась на тебя, мой дорогой, любимый брат. Ключи все у тебя на столе. Когда прачка принесет белье, обругай ее за то, что испортила твою любимую рубашку. Я хотела сама, и не успела. Крепко, крепко обнимаю тебя и желаю не памьятаты меня совсем никак. Я тебя никогда не забуду. Твоя не сестра Маруся.
"Не" было подчеркнуто дважды.
Мирoн перечитал и стоял неподвижно, только пальцы его медленно сжимали бумагу. А лицо становилось темнищим, темнищим, наливалось кроввю, небольшие глаза также будто покраснели, усы здригувались. То дикое, свирепое охватило все черты.
Конвульсивных, коротким движением зимняв записку в руке, задул лампа и вышел.
Оля от внезапной темноты дрогнула.
- Что? - Словно придя в себя произнесла.
- Ничего. Пойдемте.
- А где Маруся?
- Пошла к знакомым. Поздно придет. Идем!
В голосе его было нечто такое, от чего Оля испуганно и внимательно на лестнице дважды посмотрела в лицо его, но оно было как обычно, только глаза странно жмурились, будто у хищной зверя, который готовится прыгнуть на врага.
Дождя не было. Облака спешили с ним куда-то в иное место.
Плиты тротуаров жирно блестели под лихтарямы, у-ж длинных заборов, над которыми свисали голые ветки деревьев, пахло вохким, опавшей листвой.
Глава 6
В гостиной Кисельських собралось душ двадцать. Мирона еще не было, но споры по поводу его уже кипели повсюду. Были и непартийные, которых по согласию партийных пригласили старые Кисельськи, Семен Васильевич и Екатерина Андриевна.
Спорили, не слушая друг друга, с раздражение, враждебности, ненависти. Особенно наседали на сторонника Мирона Петра, с злистною улыбкой доказывал, что каждая проститутка выше найморальнищу буржуазную даму. Лицо Петра было бледное, красивое, усталое; в наглых глазах поблескивала застарелая злость. Часто поглядывал на Веру, которая в споре участия не принимала и сидела с закрытыми глазами в углу. У нее болела голова.
На Петра возмущались все, но, зная его привычки смеяться над самим собой, не очень верили его откровенно.
В другом углу Семен Васильевич, разгорячившись, с тонкой иронической улыбкой на заостренных устах уверял Иону, Кита и прочих партийных, что они ни за что не видважуться выгнать Мирона из организации. Хотя и убеждены, что это единственный способ обезопасить себя от деморализации, но не видважуться. Партийные улыбались.
- Поба-а-чимо, - говорил Иона.
- Увидите - насмешливо згожувався Семен Васильевич.
Сергей спокойно, объективно и немного грустно доказывал редактору местной журнале и дяде, Ивану Андриевич, что Мирон вовсе не единичное случайное явление, как уверяет редактор, и не болен психической, как хочет доказать Иван Андреевич, но продукт реакции, подобный пене, что необходимо появляется при кипиння. Доказывая, он порой останавливался глазами на Даре. Даша была чрезвычайно оживленная, веселая, глаза сияли, внизу щек пылал такой яркий румьянець, что, казалось, даже на некотором удалении от щеки можно услышать его тепло. Она ни с кем не спорила. Собрав вокруг себя молодежь, дразнила Рисецького, тяжелого, неуклюжего, с женской фигуры товарища, который, разураз, сам того не замечая, был объектом шуток всех партийных девушек. Рисецький любил спорить. Спорил так же, как и ходил, тяжело, переваливаясь с одного слова на другое, упорно стремясь к своей цели и никогда никого не слушая, на этот раз Рисецький только улыбался, ограничиваясь, высокомерными и призирливимы словами. Но они вызвали еще больший хохот. Кудрявая Женя все время из жадности хватала его слова и почти после каждого падала головой себе в колени от хохота.
Рядом с Даро сидел Тарас, облизывал губы и неловко улыбался. Заметно было, что чувствовал себя не очень хорошо. По поводу вчерашнего у него была беседа с молодыми Кисильськимы, которая закончилась полным примирения и заявлением Тараса, что он дурак и подлец, если не сознательно, то бессознательное. Но за деньги просил больше не вспоминать никогда, он их получит в ином месте. Решили его не раздражать и до времени выполнить просьбу.
Даша иногда ловила взгляды Сергея и улыбалась ему в ответ весело и радостно. Но Сергей еще уважнище осматривал всю ее стройную, сияющую фигуру с венцом темно-золотых кос на голове и еще спокийнище отвечал своим противникам. Даша через такие взгляды немного нахмурювалась, но тут же снова обращалась к Рисецького Потом вдруг громко позвала Петра и велела быть возле нее целый сегодняшний вечер, а споры оставит пока. Вмешалась в горячую разговор Екатерины Андриевны с Натальей и со смехом уговорила последнюю спеть. Наталья имела мьягкий контральто и хорошо пела народные песни. Екатерина Андриевна была недовольна: она только что начала мысль о том, что единственный способ поднять нравственность молодежи, падает, - это из корней, искоренять и отбрасывать элементы, деморализуют ее. Наталья же была довольна: горячая, беспорядочная, нервная пристрастнисть Екатерины Андриевны, ее напряженные глаза и истерично-раздраженный голос утомили ее. Сама Наталья была немного полная, крупная, с кокетливыми, красивыми глазами, очень бледным лицом и почутьовимы, яркими губами.
Но одтягнувшы Наталью, Даша, словно забыла за нее и снова подняла смех круг Рисецького. Петра снова позвала и сделала позорный для меня за то, что самовольно отошел от нее.Петр как перед королевой, склонился перед ней на одно колено. При каждом дзинкови она вдруг замолкала, лице его поднимались и белели на концах, но потом делалась еще веселее. Казалось, она даже и не знала о том, собравшихся для каких споров, всем мешала и разъединяла тех, спорящих.
Вера иногда подводила на нее глаза и пристально следила за ней.
А Мирон все не появлялся. Это начинало уже раздражать. Послышались голоса, он себе слишком много позволяет и что не заввадило бы его проучить. Кто-то предложил даже начать без его и, если не появится, без его же и разобрать до конца его "деятельность". Пропозиция нашла сторонников, но Сергей, Кит, Семен Васильевич и другие решительно и горячо запротестовали.
Начала уже разгораться и по этому поводу спор. Но тут раздался звонок, и появился Мирон с Олей. Олина появление вызвало легкое недоумение, но Оля сейчас же взяла под свою опеку Вера, к которой присоединился Тарас. Оля застенчиво улыбалась и боязливо поглядывая на громкое многочисленное собрание.
Мирона встретили, с подчеркнутой равнодушия, хотя каждый, здороваясь, говорил что-то веселое и гигиенично. Семен же Васильевич даже за талию обнял прошел так с ним по всей гостиной.
Мирон улыбался и вередливo ростягав слова на концах. Лицо было серое, шел своим тяжелым, будто небрежной, походкой, одной рукой подтягивал усы к глазу. Но глаза ему остро, холодно, с искорками чего спрятанного и жгучего бегали по лицам собранных.
Даша безразлично кивнула ему головой и тут же ответила что Рисецькому, отчего лицо поэтому с небольшими жабячимы глазами цвета корки, налилось кроввю и смущенно, а слушатели прыснули от смеха.
Начали готовиться к заседанию. Послышалось шиканье, грохот стульев.
Даша вдруг взяла Рисецького за руку, крепко пожала и заглянув в лицо, приветливо, просто сказала:
- Не сердитесь, голубчик ... Хорошо? Я сегодня немного плохо себя веду ... Согласие?
Рисецький застеснялся, но засяв весь, убежден что победил в споре.
- Ну, теперь, господа, садитесь - и тишина! - Серьезно прибавила Даша ко всем и, вернувшись, неожиданно подошла к Мирона.
Мирон стоял в самом дальнем углу комнаты. Это был его обычай на всех собраниях вибираты дальний угол и звидтиля, Стоя, и подтягивая усы вверх, спорить
- У меня была ваша сестра сегодня, - сейчас же начала Даша холодно и пытливо глядя в лицо ему.
Мирон быстро посмотрел на нее.
- Когда? Сегодня? Вечером?
- Да, перед вечером. Вас это удивляет?
Мирон прикусил губу.
- Умгу-у! - Буркнул, - та-ак, ТРО-охи зды-вува-ло ... - Уже небрежно и также холодно ростяг он .- Что же она делай-и-ла ва-ас?
- Мы говорили ... О ней то о вас ... Мирон с странною улыбкой заглянул ей в глаза. Потом медленно заложил руку в боковой карман, достал записку Маруси и линво протянул ее Даре.
- Прочит-а-йте ... Интересно-а-во ... Вероятно, ре-а-т ваших разме-о-ов. Даша взяла записку и стала читать. Во чтения посмотрела на Мирона. Он смотрел куда-то вдаль, прижмурившы глаза, словно присматривался к чему и чуть улыбался.
- Я это знала, - возвращая записку, сказала Даша и посмотрела прямо в лицо ему. Он не возвращаясь, спрятал бумажку в карман.
- Да-а? Возможно, даже советы-или?
- Нет.
- Что же такое вы ей каза-а-ли?
Все так же смотрел куда и улыбался.
- Что говорили, то уже говорили. Когда увидите ее, скажите, что мне жаль, что она так быстро ушла от меня.
- Чего же она прихо-о-доказывала и почему так швы-редко ушла?
- Приходила, очевидно, потому, что трудно ей! - Резко сказала Даша. - А пошла ... Она не долго была у меня. Пришла Вера мне и смутилась ... И. .. немного странно держалась ... Даже оскорбительно для вашей сестры. По моему Сергей с Верой этого не находят. Сестра сейчас же ушла. Передайте ей, что меня она без моей вине рассердилась. Вот и все. Переведете?
Мирон трудно посмотрел на нее.
- Это я виноват. Я посоветовал ему ближе сойтись с вами. Жалею. Но передам.
Чувствовал призывая к тиши стук. Даша хотела что-то сказать, но отошла и села рядом с Натальей на диване. Мирон начал крутить усы. В глазах искорки сделались гострищимы.Иногда казалось, что взамен глаз он имеет два очень заостренных блестящих, кончики гвоздей. Но вне была лениво-небрежное, движения медленны.
Обобрали председателем Кита. Он расправил свои густые, красивые усы, предоставил еще больше холодности неподвижно-красивое лицо и предложил референтов, товарищ Ионе, изложить тему собрания.
Иона медленно подошел к столу председателя, оперся на него рукой и обвел гостиную своими выпуклыми зеленовато-серыми глазами. Бритые губы рбстяглися в тонкую улыбку. По улыбкой проминястимы морщинами розстяглась и желтая кожа.
Все невольно, посмотрели в сторону Мирона. Он так же крутил усы и поблескивал глазами.
Иона начал преподавать тему заседания, которая собственно заключалась в вопросу товарищ Мирону о некоторые идеи, которые он пропагандирует среди рабочих. Пропагандирует он следующее:
Иона развернул бумажку, которую держал в руках, и, заглянув в его, продолжал с той же сдержанно-насмешливой улыбкой:
- Хоть прошло уже время рижних половых вольностей, и гражданство вновь становится на путь трезвой деятельности, но, несмотря на то, находятся люди, которые от "вольностей" не могут отказаться. Товарищ Мирон один из них в его много этих "вольностей" .
Иона заглянул снова в бумажку.
- Первая свобода - хождиння в публично дома. Согласно "учением" товарища Мирона, ходит в публично дома ни в каком случае не зазорно, а, наоборот, похвально и стоит перенять.
- Это ложь! - Вдруг крикнул и из угла весь покрасневший Коля.
По его зашикали. Но Иона посмотрел в его сторону и, улыбнувшись, сказал:
- Даже младенцы становятся в оборону товарища Мирона.
- Вы сами дитя!
- Тихо! Тихо!
Иона продолжал:
- Вторая воля, - воля "труда" проституток. Этот труд не только не унижая и вредная, не только не заслуживает выговора, но, напротив, является благотворительная для гражданства, - ровная работы поэта и фильозофа, и заслуживает поощрения. Учитывая это товарищ Мирон упорно рекомендует рабочим всеми средствами поддерживать проституции Одним из таких средств он считает организацию профессиональных союзов "работающих" проституток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26