— Яко-о-в... — прошептала черноглазая женщина и вдруг, все поняв, бросилась к нему, ухватилась за плечи, заглянула в лицо, словно хотела сличить, тот ли Яков, каким она видела его в последний раз у железнодорожной кассы.
Да, это была Рита! И Рита, и, к удивлению Якова, Марга — Маргарита, и товарищ Кряж — пулеметчица партизанского отряда «Ураган». Сколько неожиданных новостей узнал Яков в это солнечное утро!
Угощая завтраком, Рита рассказала Якову, что она, как только получила извещение о гибели мужа, ни дня не могла оставаться дома, и вместе с подругами ушла в партизаны.
— Я не раз вспоминала тебя, — призналась Рита. — Очень хорошо, что встретились. Теперь шагай к нашему Бате. Пароль — «Ураган». А мы с Клавкой идем на задание.
— А может, и мне с вами?
— Силенок у тебя не хватит, подкормить надо, — Рита взяла Якова за руку, заглянула в худое, изможденное лицо и припала к его колючему подбородку.
На сотни километров растянулось букское болото, и напрасно гитлеровское командование собиралось оцепить его и переловить всех партизан — сделать это было невозможно. Да и силы немцев были уже не те, как в начале войны, с каждым днем они заметно таяли. Это хорошо понимали партизаны и наносили врагу то здесь, то там
новые ощутимые удары. Повсюду горела земля под ногами немецких оккупантов, и залить этот пожар уже было нельзя..
В глубине леса, на сухом возвышенном месте, выстроились десятки шалашей. Крыши сделаны из еловой я березовой коры, на земле настланы ветки, солома, и все это сверху покрыто дерюжками, одеялами. Здесь и жили партизаны. Несколько в стороне, в лесной чаще, размещалась хозяйственная часть: тут хранили продукты, приготовляли пищу.
Командир партизанской бригады Григорий Славчук находился здесь же. Это был высокий, плечистый, лет сорока пяти человек с крупными чертами лица. В недавнем прошлом он был здешним секретарем райкома партии, и его все называли запросто Батей. Встретил он Якова сухо.
— Удрал, говоришь?.
— Так точно, удрал.
— А от нас не удерешь?
— Нет, товарищ командир.
— Смотри, кто не оправдает доверия народа, тот не достоин ходить по земле. Понял?
— Повял.
— А теперь накормить, дать отоспаться —-и в путь, за оружием. Это первое крещение. А пока — в отряд «Ураган».
— Есть в отряд «Ураган»! — вытянулся было Яков, приставив руку к виску, но Батя взял его за руку и слегка улыбнулся серыми, вдруг сделавшимися необычно добрыми глазами.
— Козырять будешь перед товарищем Кряж... Завтра познакомишься.
Яков хотел сказать, что он уже познакомился, но Славчук повернулся к подбежавшему низенькому кареглазому подростку, перехваченному поверх пиджака широким охотничьим ремнем, и отдал какое-то распоряжение.
Проходили дни, а лагерь Крауз а не забывался. Даже по ночам Якова преследовали кошмарные сны, будто его снова допрашивает в канцелярии с железными тяжелыми шторами сам Крауз, прижигает горящей папироской губы, вонзает под кожу большие иглы, и кажется ему все мало, — тогда Крауз берет свою трость, накаляет ее до-
красна и, пронзив насквозь Якова, поднимает его, над собой, словно овсяный сноп, и хочет швырнуть, как когда-то они в детстве швыряли за Шолгу с тонких ивовых прутьев глиняные шарики. Яков от ужаса взмахивает руками, что-то кричит и... вскакивает, обливаясь холодным потом. Тихонько, стараясь не разбудить товарищей, он выбирается наружу и долго курит.
После всех испытаний, пережитых в плену, Якову все еще не верилось, что он на свободе, среди своих людей, вместе с Ритой.
Но как бы то ни было, он все еще чувствовал себя неловко, ему казалось, что он в чем-то виноват перед партизанами и находится у них в долгу. И в самом деле: ни удачной разведки, ни приведенного «языка», ни взятых трофеев, даже оружия для себя он еще не достал— какой же из него партизан? Встречая наедине Риту, он нетерпеливо спрашивал:
— Скоро ли дело-то?
— Будет дело, дорогой мой, только собирайся с силами.
— Какие же вам еще нужны силы? — удивлялся Яков. И словно стараясь доказать, что силы у него уже есть, он обхватывал Риту за тонкую талию, поднимал на руки, будто девчонку, худенькую, совсем хрупкую, и, смеясь, шептал: — Вот возьму и заброшу на елку.
— А вот и не забросишь, не забросишь, — смеялась Рита и, обхватив руками шею Якова, прижималась к его груди.
И вот через недельку выдалось такое дело.
Разведка донесла в штаб, что в ближайшую пятницу плосковская полиция собирается в Толокино за продуктами. Партизаны знали, что полицаи одни не ездили, их обычно сопровождал отряд вооруженных солдат, и распотрошить их, как выражались партизаны, будет не так-то легко.
Операция выпала на долю третьего отряда «Ураган».
Вечером Славчук собрал отряд.
— Нелегкая схватка будет, — предупредил он, и сам же добавил: — Но без трофеев не возвращаться. Семья наша растет, а оружия мало.
— Будет оружие, Батя! — ответил за всех командир отряда Колька Бадунь, широкоплечий крепыш, и стал готовиться в дорогу.
В ту же ночь партизаны, вооруженные винтовками, гранатами, и одним стареньким пулеметом направились лесом к месту предстоящей засады. Яков, горбясь под тяжестью пулемета, шел рядом с Ритой, то и дело спотыкался и вытирал на ходу с лица пот. Ему вчера казалось, что он уже набрался сил, но теперь чувствовал, как все еще сказывались лагерные харчи; с непривычки дрожали ноги, ныли плечи.
Часам к семи утра они вышли на опушку леса, заросшую травой. Дальше шло непаханое поле, речка, за речкой—подъем в гору, и на самом холме — деревушка, бочком придвинувшаяся к оврагу и, казалось, чудом уцелевшая от погрома. В пей-то и жили полицаи, и сегодня они по этой дороге должны проезжать.
Партизанский отряд разделился на две группы и залег по обе стороны дороги в густой траве. В лесу, позади отряда, возле дороги оставили дозор — он должен уничтожить вражескую разведку.
Рита установила пулемет, рядом лег Яков и приготовился подавать патроны. Прошло больше часу, и вот от деревни отделились три человека. Это была разведка: солдаты шли гуськом один за другим. С каждой минутой они подходили ближе и ближе. Уж слышен стук сапог, видны лица солдат. Один был молодой и слегка прихрамывал; другой, постарше, все озирался по сторонам, не доверяя тишине. А тишина была такая, что, кро-ме стука сапог приближавшихся солдат да легкого шелеста травы, Яков ничего не слышал. Солдаты взяли винтовки на изготовку. Только последний длиннорукий верзила, забросив винтовку на плечи, по-ребячьи перекинул через нее длинные руки и спокойно шагал за солдатами.
Вот они приблизились. Яков замер, — казалось, в эти минуты дышать было страшно. Он старался плотнее втаиться в землю, стать ниже самой травы, и досадовал, что не додумался вырыть для себя ямку — того и гляди, они заметят его выставившуюся спину — и все пропало. Теперь билась одна мысль: только бы не выдать себя. Но солдаты не заметили партизан, прошли мимо, и у леса верзила с переброшенной за спиной винтовкой обернулся и махнул рукой: путь, дескать открыт. И тотчас же от деревушки двинулись подводы. Не торопясь, они опустились под гору, пересекли речку,
поднялись на поле, ровное, как стол, и сейчас каждая повозка просматривалась отдельно. Яков насчитал семнадцать подвод. Впереди ехавших шли солдаты, человек пять, и тоже с винтовками.
Как только они поравнялись, партизаны открыли огонь. Передняя лошадь рванулась в сторону и, упав, загородила дорогу. Немцы, крича, падали, хватались за автоматы, прятались за повозки, но и там не было спасения. Яков уже подползал к дороге, спустился в канаву, приподнялся на бруствер, поросший травой, выхватил винтовку у убитого немца, зацепился за второго, но лежавший ничком солдат вдруг ожил и всем своим грузным телом навалился на Якова, — и они оба по-катились по песчаному склону в канаву. Рита бросилась на помощь. Цепкие пальцы схватили солдата. за горло, и тот, откинувшись, выкатил глаза, — тем временем Яков скрутил ему руки и, взвалив на себя, потащил его обратно.
Через несколько минут партизаны стали отходить в> лес. Как только они скрылись, с горы показались немецкие мотоциклисты. Быстро подъехав, они развернулись-на дороге и заняли то же место на опушке леса, где полчаса назад лежали партизаны. Мотоциклистам сообщили по телефону, что партизаны поведут наступление из леса по дороге на деревню, и теперь приготовились их встречать. Но в это время, откуда ни возьмись, вылетел немецкий самолет, прошел над лесом и, заметив на опушке копошившихся людей, принялся бомбить своих же мотоциклистов.
На следующий день Яков с двумя винтовками в руках стоял перед строем партизан и читал выученную-наизусть присягу.
...Я верный сын советского народа,—говорил он срывающимся голосом от распиравшего грудь волнения, — торжественно клянусь перед лицом моих товарищей, что буду честно и храбро бороться с немецкими оккупантами, не жалея ни крови, ни своей жизни.
Когда прозвучали последние слова присяги, к Якову подошел угрюмый Славчук.
— Ну вот, теперь и ты по праву можешь считать себя членом нашей партизанской семьи, — и он по-мужски обнял его.
— Не посрамлю, Батя.
— И «языков» больше приводить, — продолжал Славчук и, достав из кармана гимнастерки бумагу, пристальным взглядом обвел выстроившихся партизан. Казалось, что командир бригады собирается отдать новый приказ, и все насторожились. Кругом стало тихо-тихо, только по-прежнему, купаясь в солнечном свете, лопотала на березах листва.
— Немцы напрягают последние силы, потому и злобствуют больше и расстреливают мирных жителей, — начал Славчук неторопливым глуховатым голосом. — Вот приказ о «прочесывании деревень», обнаруженный у взятого в плен немецкого офицера Ганса Эрика. Слу-
шайте, что пишут они.
Славчук, надев очки в простенькой металлической оправе, развернул бумагу и медленно, стараясь выделить каждое слово, начал читать.
...а) если жители поддерживают партизан, следует -захватить их, доставить в лагери рейхсфюрера «СС» или обергруппенфюрера «СС» Заукеля;
б) если для задержания и отправки нет времени, жителей следует полностью уничтожить...
Славчук приподнял на морщинистый загорелый лоб очки и снова оглядел партизан.
— Слышали?
— Слышали, Батя.
— Настало время выходить из лесов, освобождать -наши родные деревни, села. — Славчук смял в кулаке немецкий приказ и, вскинув голову, громко закончил:— Смерть немецким оккупантам!
Партизаны дружно подняли вверх руки с винтовками, пистолетами, гранатами, — подняли руки с тем оружием, какое было у каждого из них, и Яков тоже поднял две руки — две винтовки, его первые трофеи, и вместе со всеми в один тысячеустый голос произнес, как клятву:
— Смерть немецким оккупантам!
Однажды в партизанский штаб была передана радиограмма:
«В ночь с 4 на 5 августа 1943 года на всем протяжении от города Н. до города С. взорвать железнодорожное полотно и остановить передвижение немецких солдат и вооружения на восток».
В тот же день Славчук выехал на совещание командиров партизанских бригад. Вернувшись с совещания, он собрал командиров отрядов и сообщил, что от выполнения этой операции зависит успех продвижения советских войск на центральном участке фронта. Каждому отряду было дано задание, определено место операции, назначено время. Партизанам выдали толовые шашки, бикфордовы шнуры, саперные спички, патроны, гранаты.
До железнодорожной линии было неблизко, приходилось идти стороной, болотом. В предрассветных сумерках показалась длинная железнодорожная насыпь, она была приподнята и, казалось, сторожила болото, с чавкавшим под ногами мхом. Партизаны незаметно рассы-пались вдоль полотна, залегли в кусты, в канавки, в некошеную чахлую траву.. Командир отряда Колька Бадунь, оглядывая свой участок, решил немедленно овладеть железнодорожной будкой, которая была на другой стороне насыпи — убрать охрану и сразу же приступить к установке толовых шашек. В стороне, справа, послышались паровозные гудки, стук колес, и вскоре на горизонте развернулся, как гусеница, железнодорожный состав.
— Эх бы, под колеса шоколадку, и ваших нет,—прошептал Яков.
— Рановато, — ответил Колька.. — Спугнуть можем.
— Да и паровоз-то с востока — одних калек тащит, — добавила Рита. — Надо с другой стороны ждать.
— Все равно без сигнала нельзя... Операция по минутам рассчитана. Вначале за будочку возьмемся.
— Разрешите мне...
Яков все еще считал себя в долгу перед другими и каждый раз напрашивался выполнять задание первым, — это заметил не только командир отряда, но и Рита. И сейчас ей почему-то захотелось выполнить поручение вместе с ним.
— Ну, что же, браток, давай попробуем, — согласился Колька. — Видишь будочку? Ну вот, пробраться надо... И тихо-мирно часового прикокнуть... Понимаешь, только без шума, тихо-мирно.
— Есть тихо-мирно! — ответил Яков и на прощанье сжал Ритину руку.
— Возьми на всякий случай еще кого-нибудь, — посоветовал Бадунь, — может, там не один часовой окажется.
— Разрешите, я пойду, — попросила Рита.
— Валяйте, ни пуха, ни пера! Только смотри, ребята, тихо-мирно... и через полотно чтобы ящерицей.
— Есть ящерицей!
Две тени скользнули по белесому откосу насыпи. Яков высунул голову, оглянулся — ни души. В стороне чернела будка с единственным, светившимся в темноте, как красный глазок, окошечком, да глухо гудели рельсы под колесами уходившего поезда.
Сжимая в руках автомат, пригибаясь, Яков бросился к железнодорожной будке. Вдруг будка распахнулась,, и в дверях показался немецкий солдат. Яков выстрелил, и солдат рухнулся на землю, распластав руки. На выстрел из будки выскочили еще двое, и Яков снова выстрелил. В этот момент словно кто-то ударил в плечо тяжелым молотком, и Яков, стиснув зубы, ткнулся на землю. Рита выстрелила в немца и, убедившись, что больше никого в будке не осталось, бросилась на помощь Якову. Перевязав его, она приподнялась и увидела: с противоположной стороны от леса отделились какие-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44