https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/beskontaktnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Впрочем, если быть честным до конца, я не сбрасывал со счетов и еще один вариант. Возможно, Вильгемина-эгоистка, Вильгемина-ревнивица просто не желала, чтобы Карла – эта тощая бледная моль с раздвоенным подбородком – заполучила себе мужика.
Человеку вроде меня, у которого над головой едва ли не парит светлый нимб, человеку правдивому и доброму, очень затруднительно общаться с подобными эгоцентристами. Вильгемина, которая стремится обеими руками загребать себе все жизненные удовольствия, вызывает во мне протест. Этакий подростковый взгляд на мир. В принципе его можно понять – но не одобрить. Ошибка, против которой предостерегает нас Библия – во Второзаконии, пятой книге Моисея, и Творении 33, где Иаков примиряется с Исавом.
– Я – хороший человек? – спрашивал Малыш Хэйрс. В нем в очередной раз возобладал комплекс неполноценности. Мы шли по гигантскому заснеженному полю. Дело было поздней весной, и под ногами лежал зернистый, слегка подтаявший снег. По дороге мы играли в шахматы, аккуратно неся перед собой крошечную доску с магнитными фигурками. Ходы приходилось делать со всей возможной осторожностью. Мы брали фигурки кончиками озябших пальцев – будто пинцетами – и аккуратно переставляли их с клетки на клетку. Малыш Хэйрс пребывал в печали. Он замерз и порядком вымотался. Вдобавок, Малыш Хэйрс только что потерял свою Королеву…
Он присел на корточки, сгреб пригоршню снега и положил себе на голову. Снежинки таяли, повисая серебристыми капельками на его волосах. Я вынул из рюкзака фотоаппарат и сфотографировал его.
– Да, ты хороший человек, – сказал я. – Твердый. Во всех смыслах этого слова.
– Твердый? – переспросил Малыш Хэйрс, размазывая паштет по крекеру. В этих целях он использовал свой любимый армейский нож. – Твердый – как дуб, да? Упертый и недалекий? Иначе сказать-твердолобый…
– Нет, – отвечал я. – Твердый – иначе сказать: несгибаемый. Верный. Надежный. Как скала…
Малыш Хэйрс нисколько не похож на Анджелу – это экстремально совершенное существо с лучистыми синими глазами, сверкающими, как господни свечки. Анджела – есть ни что иное как маленький Ангел – мягкий и нежный… Благоухающий мылом „Айвори“ сержант армии Сафо… Малыш Хэйрс, как вы понимаете, совсем не таков… И мне ничего не оставалось, кроме как сказать ему:
– Ладно, забей. Не бери в голову. Эта Карла – такая же чокнутая, как и ты… как и все мы.
А что? Я даже почти не солгал. Именно таким он и кажется людям окружающего мира. Вот я и сказал Малышу Хэйрсу, что он такой же непредсказуемый, как эта самая Карла, и они очень даже друг другу подходят, хотя могут никогда не встретиться. Я сказал, что он благородный, яркий и отличная партия для любой девушки. У него отличное чувство юмора, не преминул заметить я, гораздо лучше, чем у всех этих несчастных комедиантов с потугами на оригинальность. Он скромный и не зацикливается на своей персоне (девушки это ценят). Он одевается так, что выглядит почти джентльменом – пусть и небогатым. Еще мне случалось видеть, как Малыш Хэйрс бродит по улицам в купальном халате (это девушки не ценят). В нем шесть футов и один дюйм росту, он хорош собой-даже можно сказать: красив. Коротко остриженные волосы торчат ежиком, напоминая перышки новорожденного утенка. Малыш Хэйрс не пьет. В нем есть эта грубоватая привлекательность истинного мачо, но не без некоторой утонченности. Предки Малыша Хэйрса происходят от самого старого доброго Плимут-Рока (первые и основные борцы с аборигенами), сам он родился в округе Колумбия, а его прадедушка был губернатором Нью-Гэмпшира. Не менее ста раз я слышал, как Малыш Хэйрс называл свою мать притворщицей (сотни часов терапии, два раза в неделю в течение десяти лет, неуклонный эмоциональный прогресс и – да, к сожалению – постоянная боль и страдание). Малыш Хэйрс, в юности поступивший в мореходную школу, пришел на эту землю, чтобы любить и быть любимым. А еще – для того, чтобы его ласкали, почесывали за ухом, целовали и поддразнивали. Уж в этом-то я уверен на сто процентов.
Я – простой брачный агент, но я обладаю магическим даром соединять людей. Я несу в мир любовь и стараюсь сделать все, что только в моих силах, дабы ее становилось все больше. Я распространяю ее везде, где только возможно, хотя, как показывает практика, это получается не всегда. Однако я стараюсь… Я мог бы подать в отставку, опустить руки и предаться вселенской скорби. Самое милое дело, когда непреодолимая и враждебно настроенная сила вмешивается в твои планы и стремится изничтожить сотворенные тобой чудеса. Соперник. Противник, готовый на любые деяния – лишь бы не позволить бывшей подруге воссоединиться с моим товарищем. И что же? Я сдался? Нет, нет и еще раз нет. Я не покинул своего амиго в беде. Нарушив некоторые принципы и договоренности, я устроил тайное свидание Малыша Хэйрса и Карлы.
Итак: мы втроем встретились за ужином в ресторанчике, который принадлежит брату покойного мафиози Джона Готти. Здесь подают суп с клецками, большими кусками курицы, морковкой и сельдереем. Малыш Хэйрс выглядел на все сто. Его грязноватый, обтрепанный пиджак от „Кархартс“ придавал ему привлекательность истинного пролетария. На Карле была обтягивающая черная футболка и больше ничего. Поправка: еще на ней были штаны и туфли-тоже черные. Она готова была идти напролом, сражаться за любовь. Они пожали друг другу руки, и Малыш Хэйрс выдал свою фирменную, чуть кривоватую, улыбку. Карла же устремила на него томный взгляд, который, казалось, говорил: „Продвигайся вперед, если осмелишься“. Одна ее бровь взметнулась высоко вверх, а губы слегка изогнулись. Можно было сказать, что это любовь с первого взгляда – и не ошибиться» Хотя, конечно, с другой стороны, подобная гримаса могла обозначать страх или отвращение. Тут никогда нельзя сказать наверняка. Даже профессионалу вроде меня трудно трактовать эти первые реакции. Ты собираешь данные, а потом ждешь результата…
Я глубоко вдохнул и отправился в туалет. Там, стоя перед зеркалом, я долго рассматривал собственное лицо, которое стало казаться менее зеленым и склонялось, скорее, к желтизне. И почему я выгляжу так, словно готов заплакать? Губы слегка раздвинуты. Я задыхался. Я не могу дышать с закрытым ртом? Мои уши оказались ярко-лиловыми, волосы торчали под странными углами. Волоски в носу были жесткими и словно покрытыми слоем бриолина…
По случайности, наш столик стоял как раз под вентиляционным окном туалетной комнаты. Карла что-то говорила. Я нечаянно услышал ее слова – прежде, чем успел уйти из туалета. «Этот никчемный человечишка», сказала обо мне Карла. А еще она сказала, что я слишком много о себе воображаю – и очень зря. От меня пахнет, как от заплесневелого сыра… А еще я – неудачник. Вот как она меня назвала. Карла сказала: «Как было бы здорово, если б этот наш маленький брачный агентик просто взял – да и исчез…»
Не волноваться. Меня так и раньше называли – неоднократно. Неудачники вообще часто слышат правду о себе. Мы знаем, как с этим управляться. Специальная защитная процедура давно разработана и действует безотказно.
Правило № 1: Не прекращай действовать. Оставайся на плаву. Не позволяй уязвить себя.
Правило № 2: Не предавайся печали. Продолжай улыбаться. Долой плохое настроение. Вдыхай любовь. Выдыхай ненависть.
Правило № 3: Стой на ногах. Выйди из туалета. Не вздумай упасть.
Неловкая тишина, тяжелая, как бетонная плита, разлилась над столом. Я сел на свое место и посмотрел на двух интриганов. «Отлично, идите своим путем, – подумал я. – Раз так – вкалывайте и справляйтесь сами. Без святых, вроде меня, которые станут готовить для вас столики в ресторанах и постилать салфетки. Посмотрим, как у вас это получится, скотики… Думаю, при таком раскладе, в следующий раз вы будете ужинать в хлеву. И „бе-е-е“ будет вашим первым сказуемым и подлежащим…»
Ладно, домашние животные, жрите кунжутный рулет, который официант так грациозно ставит перед вами. Попытайтесь намазать его маслом, ухитрившись не положить на стол свои копыта. Я уйду прочь, высоко держа голову, увенчанную светлым нимбом. Брачный агент получил глубокую рану, но он выживет, возобладает и продолжит служить обществу теми способами, которые никто никогда не оценит по-настоящему…
Я посмотрел на Карлу (ей следовало бы высветлить эти неуместные волоски на лице), наклонил голову вправо и улыбнулся – дерзко и ярко. Потом смерил таким же взглядом Малыша Хэйрса. Не забудь прикупить презервативов, недоумок… Я драматично прикрыл глаза, сосчитал до одной тысячи, потом до двух, и заставил себя махнуть рукой на эту парочку и на все, что я для них сделал. А затем поднялся на ноги, поверился на каблуках и пошел домой.
МАРНИ
Впервые я увидел Марии обнаженной, когда она лежала навзничь в карете скорой помощи, а двое санитаров снимали с нее одежду, как кожуру с апельсина. Медики кусками срезали ее желтую куртку и все нижние слои одежды, действуя острыми, как бритва, ножницами. Им надо было добраться до ее сердца… Иногда всем нам это бывает необходимо… Я стоял возле двери машины, неуклюжий в своем лыжном обмундировании, разинув рот, совершенно деморализованный. Мимо продефилировали ребята из лыжного патруля – красные куртки, белые кресты на спинах. Они кивнули мне и отвернулись.
У Марни оказались изумительные груди – огромные, молочно-белые, с большими сосками, розовыми и нежными, как мякоть гуавы. Первый раз в своей жизни, переполненной сексуальными приключениями, я смотрел на голую девушку и хотел отвернуться. Мы с Марни не были любовниками. Просто товарищами.
Оба обожали горы и снег. Мы проводили вместе уйму времени: ходили в походы, летом играли с друзьями, пили пиво, посещали выставки. Она любила устраивать вечеринки на открытом воздухе, и наша компания частенько собиралась в саду за домом Марни. Мы были как брат и сестра; по крайней мере, она ко мне так относилась. Я считал ее просто другом – приносил книги и советовал, как ловчее завлекать парней в свои сети. Теперь же откровенное зрелище обнаженной Марни в ореоле обрывков одежды, похожих на снятую кожуру, стало для меня шоком.
Я пребывал в полнейшей растерянности. Марни лежала на спине, беспомощная и беззащитная, пока санитары колдовали над ее телом. Я готов был сделать для нее все, что угодно. К примеру, сказать, что эти парни красивее, чем Джонни Мозели (какая разница, так ли это на самом деле), чтобы Марни не испытала шока, узнав, что они раздевали и лапали ее. Марни содрогалась бы от ужаса всю оставшуюся жизнь, если бы только знала, что делали с ее телом эти проклятые качки, пока она пребывала за гранью реальности.
Марни была лучшей спортсменкой, которую я когда-либо знал. Сильная, бесстрашная, упорная, быстрая, колючая, великодушная, скромная – и так далее, и так Далее. Веснушчатая и очень кокетливая. Бывало, она стояла посреди комнаты в обтягивающей футболке, ласкала свои сиськи, как стриптизерша, и рассказывала мне, как сильно она их любит…
Мы встретились в Калифорнийском институте искусств, во время курса специализированных лекций. В один из вечеров, после просмотра нескольких фильмов о бельгийском искусстве (в основном Бас Ян Адер), а потом некоторые из нас отправились в ресторан. Мы с Марни носили одинаковые кроссовки, и это стало причиной знакомства. Мы начали говорить о спорте – невероятное облегчение после продолжительной беседы об искусстве. Не прошло и часа с начала нашего общения, а мы уже договорились, что вместе съездим в лыжный тур. Марни занималась скульптурой и фотографией. Я рисовал асексуальных роботов, сопровождая картинки жалкими заголовками, пропагандирующими нежность. Марни написала сопливую лав-стори и сообщила, что я – первый человек, которому она ее показывает. История была о двух неразлучных кактусах. Вдобавок, она взяла фотографии кактусов и при помощи программы «Фотошоп» поместила их внутрь сочных фантастических пейзажей, где кактусы переживали романтическое любовное приключение…
Я мог бы сказать, что мы идеально подходим друг другу, но это было не так. В ней жил чертенок – упрямый и бесконечно капризный. Когда Марнины выкрутасы переходили всяческие границы, она напоминала мне, что является единственным ребенком своих родителей – словно это могло ее оправдать. Она была невероятно избалована, в основном по вине своей бабушки, живущей в Питтсбурге. Я же, напротив, был и неизменно остаюсь угрюмым букой и зачастую раздражаю ее. Но когда я увидел Марни – лежащую на спине, прекрасную как божество из сказочного мира, – то потянулся к ней всем своим существом.
Я ожидал, что Марни вот-вот очнется. Ничего страшного. Всего-то ей нужно – немного нюхательной соли или несколько нежных поцелуев. Моих поцелуев, само собой. Несколько раз я терял мужество и впадал в ступор. Каково это – выпасть из жизни? Что ощущает электроприбор, когда его штепсель выдергивают из розетки?.. Если тебе случается покинуть реальный мир и оказаться в темной комнате, то по возвращении обратно тебе как никогда нужен здравомыслящий человек-дабы пересказать все, что произошло в твое отсутствие. Я готовился рассказать Марни о том, как захватывающе смотрелось ее падение. Я сделаю это, как только она откроет глаза. Аварии случались у нас и прежде, но никогда не создавали проблем. Они были эффектны. Автомобильные катастрофы, снежные заносы, многочисленные падения, лыжи и палки, несущиеся вниз по склону отдельно от нас, шапки и защитные очки, улетевшие в пропасть. Но это последнее Марнино падение было не похоже на наши обычные потешные выходки.
Этим утром мы упаковали сандвичи с сыром и авокадо и четырьмя разными сортами горчицы. Мы готовили сандвичи прямо на полу нашей маленькой комнаты в отеле под аккомпанемент орущей «Пантеры». Мы устроили соревнование по упаковке сандвичей, и, взбудораженные звуками «хэви метал», яростно стремились к победе. Мы завернули их в фольгу, написали на них «съешь меня» и «порезвись». Мы уложили сандвичи в полиэтиленовый пакет, потом повесили его на дерево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я