Обычное донесение – он просто сообщает о результатах своей деятельности соглядатая внутри различных групп. Ну, что ж. Портрет главного героя готов. И это настоящий его портрет. А теперь я поясню вам то, о чем сказал по телефону. Я был там в день его задержания. Старик глубоко вздохнул, и в эту секунду ему почудилась насмешка в глазах женщины. Он посмотрел на нее внимательно, но увидел только голубые глаза, бесстрастно смотревшие на него.
– Я знаю, что вам хочется выйти из машины. Когда я перечислю все факты, мы выйдем, пройдемся и поговорим о моральной стороне этой истории. О морали нельзя говорить наспех. О фактах – вполне. В тот день Хесус, вернувшись из университета, пригласил меня к себе. Когда я пришел, он сказал, что ему необходимо что-то предпринять, чтобы нейтрализовать нажим со стороны Трухильо, необходимо раздобыть информацию об американцах, действующих по указке диктатора, которые всегда брали того под свою защиту, если «Нью-Йорк Тайме», «Лайф» или «Тайм» выставляли Трухильо в неприглядном виде. Мы проговорили с полчаса, и я заметил, что необходим Хесусу, как будто он осознал свое одиночество в той двойной или тройной игре, которую вел. Мы говорили о намечавшемся вскоре шествии испанцев – мы всегда говорили об этом при встречах, или когда попросту заходили друг к другу без всякого предупреждения. Тут Хесус вышел из комнаты, а вернувшись, с некоторым беспокойством сказал, чтобы я уходил, но тут же, передумав, предложил остаться: «Оставайся, я должен пойти с людьми, которые пришли за мной. Только не выходи из комнаты, чтобы тебя не увидели и не поняли, что мы с тобой связаны. Через некоторое время ты выйдешь, и когда найдешь информацию, о которой мы с тобой только что говорили, разыщешь меня». Я так и сделал, но чуть приоткрыл дверь, которую Хесус плотно прикрыл, и увидел, что его ждут два типа, типичные полицейские – но не настоящие, а такие, какими их в кино изображают. Мне показалось, что Хесус нервничает, и я подумал: «Это его связные, и он не хочет, чтобы я их видел». Я тут же все это забыл и вспомнил только через несколько дней, когда из-за его исчезновения разразился скандал, а я как раз приготовил для него список тех, кто в Соединенных Штатах лоббировал интересы Трухильо.
– Как же ему не повезло! Если бы он обратился к вам раньше, возможно, ничего бы с ним и не произошло.
– Без сомнения. Наверняка, ведь список был весьма внушительный: там были люди, начиная с генерал-майора Джорджа Олмстеда, в прошлом возглавлявшего программу военной помощи Доминиканской Республике, до сына Рузвельта, включая советника Трухильо по военным вопросам Джозефа Фрини. Трухильо дал немало денег на избирательную кампанию Эйзенхауэра, а потом – на избирательную кампанию Никсона. Но особенно сильны были позиции сторонников Трухильо в Палате представителей Конгресса, а в Сенате его поддерживал сам Джон Маккормак, лидер сенатского большинства, всегда превозносивший Трухильо как «оплот антикоммунизма на Американском континенте». Поэтому вполне естественно, что доклад Эрнста, тесно связанного с Рузвельтом-младшим, стал основным аргументом в кампании по дезориентации общества относительно истинной судьбы Хесуса и его местонахождения, и если многие газеты подняли шум, то потому, что это было выгодно их хозяевам. По сути, Трухильо с самого начала своего правления крепко держал в узде политические силы США. Хотя некоторые честные политики, вроде Саммера Уэллса, не переносили его, после того как в 30-е годы он убил двенадцать тысяч гаитянцев. Может, и остальные не переносили его, но он был им необходим как сторожевой пес Карибского побережья. Может, излишне кровавый, с их точки зрения, но, без сомнения, он прекрасно справлялся со своей задачей. Трухильо и его американские сторонники, истые германофилы, в душе, конечно, были на стороне нацистов. Но Благодетель Родины прекрасно понимал, что не может себе позволить идти наперекор американцам, не ставя при этом под угрозу свою власть и собственную жизнь. Поэтому он строил из себя ключевую фигуру, препятствующую проникновению нацистов в страны Карибского бассейна. Во время войны у него были надежные друзья в Вашингтоне, которые распространяли эту точку зрения: Дэвис, в прошлом американский посол в Москве, или Нельсон Рокфеллер, защищавший интересы компании «Юнайтед Фрут» на всем Американском континенте, или Кордел Халл, неоднократно в качестве почетного гостя посещавший Санто-Доминго и покидавший его с ворохом подарков; там даже улица была названа в его честь. Он подкупал послов, генеральных прокуроров, сенаторов, членов палаты представителей и их жен, делая всем роскошные подарки в духе «Тысяча и одной ночи». Жене Кордела Халла он подарил сказочное жемчужное ожерелье, а если политики его подводили – если такое вообще могло случиться, – он обращался за помощью к американским военным, перед которыми было совсем несложно изобразить себя защитником Карибского побережья. Одному американскому агентству, находившемуся в Нью-Йорке, Трухильо платил по сто тысяч долларов ежегодно – сто тысяч долларов, при том что это была за сумма в 40 – 50-е годы! – за то, чтобы они пропагандировали его и его деятельность в Соединенных Штатах и во всей Латинской Америке. Знаете ли вы, что Трухильо, совершенно безграмотный Трухильо, стал доктором honoris causa университета в Питтсбурге? Самое забавное, что средства на подкуп людей, от которых это зависело, Трухильо взял из специального фонда: то были средства, выделенные американскими евреями на прием Доминиканской Республикой евреев, бежавших от ужасов нацизма. Теперь вы понимаете, насколько глубоко пустило корни зло на этой земле, как много тут людей – некоторые еще живы, – на которых лежит ответственность за политику Трухильо и за то, как долго продержался его режим? Эта зловещая страница Истории записана в моей памяти. И в моей душе.
– Мне странно, что, зная все это, вы столько лет молчали.
– Тут вы подошли, быть может, к истинной причине нашей встречи. Молчание… Признаюсь вам, что перспектива нашей встречи сильно меня беспокоила. Я часто представлял себе эту встречу, и воображение не обмануло меня. Вы – преданная и любящая женщина. Я имею в виду, любящая правду и справедливость, как любил их я всю мою жизнь. Для вас Галиндес – жертва чудовищного заговора, и это действительно так. Но фигура Галиндеса вызывает интерес, которого этот человек не заслужил – ни в плохом, ни в хорошем смысле слова.
Старик протягивает руку, взглядом прося разрешения ласково, но твердо положить ее на руку женщины.
– У меня уже нет времени даже на то, чтобы умереть. Может, я уже умер, поэтому во имя тех идеалов, которые мы с вами разделяем, я хочу сказать вам, дочь моя, что вы пошли не за той звездой. История несправедлива к своим самым преданным слугам, и нужно очень придирчиво разбирать обломки кораблекрушения. Вам кажется, что вы успели подхватить память о мученике, прежде чем ее поглотят воды океана забвения, но вы ошиблись. Простите, что я выражаюсь так возвышенно, но я принадлежу к эпохе болеро, и от этого не уйти даже в самых трагических обстоятельствах. Вы ошиблись, разбирая обломки, и мне нравится, что я вас рассмешил, вспомнив эпоху болеро. Мне нравится, что вы смеетесь, очень нравится, потому что ваш смех разрушает погребальную атмосферу нашего разговора. Но прежде чем мы с вами выйдем из машины, я хочу четко и недвусмысленно сказать следующее: продолжая копаться в том, что случилось в марте 1956 года, вы оказываете плохую услугу Хесусу. Новые поколения никогда не поймут той двойной или тройной игры, что он вел, и те памятники Хесусу де Галиндес, что воздвигли в разных странах Латинской Америки, могут превратиться в ничто. И я не хотел бы дожить до этого. Вся ответственность за обломки этих памятников будет лежать на вас. Я сказал все, теперь ваша очередь.
Женщина выходит из машины, потягивается, оглядывается по сторонам, словно пытаясь понять, где находится. Вольтер ждет, что она опять сядет в машину, а потом решает тоже выйти на воздух. Он тоже потягивается и даже пытается изобразить что-то вроде гимнастических упражнений, разминая затекшие мускулы.
– Разговаривать в машине неудобно, зато надежно. Когда-то я выполнял задание в Юкатане, и все, что я сказал, прочитали по губам. То были времена, когда над Гватемалой нависли грозные тучи, когда готовилось свержение Арбенса. Жаль, что вы должны улететь сегодня же, потому что Майами – очень красивый город, если не обращать внимания на его обитателей. Посмотрите, какой красивый парк; там, ближе к морю, есть бассейн, а еще дальше можно покататься на водных лыжах. Мне иногда нравится приходить сюда и смотреть на молодежь: какие они акробатические номера выделывают на этих лыжах! Приятно посмотреть на них – подтянутые, ловкие, каждый жест рассчитан. В Древней Греции их бы изваяли в камне, и это было бы гораздо красивее их дурацкого дискобола, который похож на молодого бычка. Какая разница между тем, каким был этот город раньше и каким стал теперь! Знаете, когда все тут начало меняться в худшую сторону? В 62-м, в декабре 1962-го. Вторжение на Кубу провалилось, и большая часть уцелевших после операции осела здесь; они тогда еще устроили демонстрацию на стадионе. Подумайте только, сорок тысяч истеричных людей! Да если бы они остались на Кубе и сражались с оружием в руках, ситуация в корне бы изменилась! Но они предпочли прибежать сюда и начать жаловаться американцам на свою судьбу. И явились супруги Кеннеди, потому что Кеннеди вся эта история с вторжением свалилась на голову совершенно неожиданно. «Я обещаю вам, что это знамя будет вручено Бригаде в свободной Гаване», – сказал президент, размахивая знаменем Бригады, которое ему подарили. И он сказал это по-испански. Господи, что тут началось! И тогда на трибуну поднялась Онассис, ну та, что потом станет госпожой Онассис, Жаклин, и сказала, – тоже по-испански, причем лучше, чем ее муж, – что расскажет своему сыну, Джону, о мужестве кубинцев, пытавшихся освободить свою родину. Потом никто об этих кубинцах и не вспоминал. Несколько лет назад ветераны Бригады решили вернуть себе знамя. И никто не знал, куда оно делось, – так и не нашли: может, Жаклин себе из него кофточку сшила или Джон-младший взял поиграть. Наконец, знамя нашли – в ящике, в подвале Библиотеки Кеннеди, в Массачусетсе. И вот тогда-то, в 62-м, и родилась эта легенда о Майами как об авианосце для вторжения на Кубу. После этого жить тут стало невозможно.
– Но вы живете, и неплохо.
– Я привык, я могу жить даже в клоаках. Воздух загнивающего капитализма меня только бодрит. Но я не хочу утомлять вас своей болтовней и с большим удовольствием послушаю вас, сеньорита. Что вы думаете делать?
Женщина задумчиво шагает, выписывая на асфальте большие полукруги – то одной ногой, то второй, словно мысль ее никак не может оформиться во что-то цельное.
– Меня удивляет наша встреча.
– Так. Почему?
– Этот образ Галиндеса – агента американских спецслужб далеко не нов. Я об этом знала.
– Безусловно, однако не настолько, не с такими деталями.
– И даже с деталями. В своей книге «Дело Галиндеса» Мануэль де Дьос Унануэ отстаивает эту версию, приводя в подтверждение почти те же документы, что и вы.
– Унануэ? А он из наших?
– Нет, он не из ваших. Он – главный редактор газеты, которая выходит в Нью-Йорке на испанском языке. Кубинец баскского происхождения.
– Что-то я не помню этого парня.
– Мне уже знаком этот образ – Галиндес – агент спецслужб, и как бы ни было это неприятно, я приняла этот образ. Некоторые выпячивают эту сторону его деятельности на первый план, другие стараются обходить стороной. Мне все равно.
Кажется, старик потрясен: его моральные принципы задеты. Он останавливается сам и движением руки останавливает женщину.
– Не говорите так. Как вы можете говорить мне это?
– Но ведь всем известно, что многие иммигранты передавали информацию американским спецслужбам за то, что те помогали им лично или делу, которому они служили. Возможно, Галиндес относится ко второй категории, и если он делал это, то с полного одобрения своего непосредственного руководства. Он никогда всерьез не думал, что действия его наносят ущерб коммунистам: ему все это казалось пустой болтовней, и интересовало его только одно – баски. Он был одержимый, это верно. Но я стала заниматься им не потому, что он был безупречным пророком, а именно потому, что он не был безупречным пророком.
– Какой прекрасный образ – безупречный и небезупречный пророк! Впечатляет.
– Не исключено, что еще за пять дней до своего похищения Галиндес работал как агент американских спецслужб, несмотря на горечь, которую вызывала у него внешняя политика США, предательская по отношению к иммигрантам. Но он победил эти упаднические настроения и сказал себе, что проиграл одно сражение, а не всю войну. Но в это время Галиндес уже в большей степени связывал свое будущее с Колумбийским университетом, с научной степенью, которую должен был получить 6 июня и которая была ему присуждена заочно; это должно было оживить его университетскую карьеру, которая была начата еще в Испании и которую прервала война. Другими словами, я признаю, что Галиндес был человеком, который от романтизма переходил к расчетливости, и наоборот, а если смотреть на него снаружи, он может показаться танком, упрямо рвущимся к цели. Но надо вчитаться в то, что он написал, особенно в его печальные стихи.
– Печальные, сеньорита, это верно. Я бы даже сказал – ужасные.
– Надо вчитаться, и тогда станет очевидна его постоянная внутренняя борьба между светом и тьмой. Именно это больше всего завораживает меня в Галиндесе. Он – не из тех праведников, о которых пишет Камю.
– Тут я с вами совершенно согласен: у Галиндеса не было ничего общего с теми праведниками, которых вы, как и я, прекрасно знаете.
– Он был типичным испанцем: человеком, который двадцать три часа в сутки может быть жестоким, а потом час рисковать жизнью из-за птицы, какого-то подобия идеи или призыва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59