его беспокоит твое молчание, однако он старается не придавать ему значения.
– А ты чем занималась утром, детка?
– Министерство иностранных дел.
– Опять Галиндес?
– Ну а что же еще?
– И как, нашла что-нибудь интересненькое?
– Поучительное. Галиндес был из лагеря побежденных. Он пропал, но был из побежденных. Я закончила.
– Что ты закончила?
– Я получила все, что могла мне дать Европа относительно Галиндеса. Мне осталось только Санто-Доминго.
– Я уже думал об этом. О необходимости этой поездки. Ты мне уже говорила. И у меня есть свои планы.
– Какие?
– На Пасху я бы мог попросить несколько дней, оставшихся от отпуска. К тому же, как тебе известно, в эти дни жизнь в Испании останавливается. И тогда – я купаюсь, загораю, наслаждаюсь кокосами, а ты занимаешься своими исследованиями.
– Слишком долго ждать.
– Что значит «слишком долго»?
– Ну пойми же! Мне невтерпеж, я не могу столько ждать.
– Я тоже. Может, пойдем домой отдохнуть?
– Ты просто свинья. Мне кажется, я нашла почти все, что искала, осталось чуть-чуть, и я не могу ждать до Пасхи.
Рикардо перестает жевать и, не поднимая глаз, молча ковыряет вилкой в тарелке.
– Когда ты едешь?
– Послезавтра.
– Послезавтра?
В вопросе Рикардо отчетливо сквозят возмущение, растерянность и раздражение – все это написано на его лице.
– И ты мне вот так просто это говоришь?
– Чем раньше, тем лучше.
– На сколько ты едешь?
– Еще не знаю.
– Не знаешь?
– Нет. Я ведь не знала, на сколько времени приехала в Испанию, а прожила тут полгода. Теперь я знаю, что мне нужно в Санто-Доминго.
Рикардо рывком поднимается, резко отталкивая стол, и тот сильно ударяет тебя. От боли ты прикрываешь глаза и не видишь, как Рикардо быстро выходит на улицу. Ты хочешь было броситься за ним, но кто-то должен расплатиться. Ты ждешь его дома допоздна, пытаясь сосредоточиться на выписках и фотокопиях, сделанных в Министерстве, пытаясь представить себе, как выглядел Санчес Белья. Кто он был такой? Ты смутно вспоминаешь фотографии Арейлсы – подтянутый старик, граф; настоящий граф, стоявший выше добра и зла, которые нес франкизм, сначала принятый им, а потом отвергнутый. «Для информации направляю Вашему Превосходительству специальную корреспонденцию Х. Кастильи под названием «Горе семьи Галиндес», опубликованную в «Нью-Йорк Дейли» вчера, в воскресенье, 9 марта. В корреспонденции описывается личность и образ жизни доктора Хесуса Галиндеса и его супруги, родителей исчезнувшего профессора Колумбийского университета. Да хранит Господь Ваше Превосходительство. Посол Испании Хосе Мариа Арейлса». Дипломатическая холодность и допущенная ошибка: испанский дипломат не потрудился выяснить, что родная мать Галиндеса умерла. В три часа утра ты засыпаешь. В четыре ты просыпаешься и понимаешь, что Рикардо еще не вернулся. Он вернется только следующей ночью. Грустный и усталый, он хочет провести с тобой эту последнюю ночь; ты стараешься завести разговор о другом:
– Кто такой был Санчес Белья?
– Я смутно его помню. Такой важный толстый сеньор. Кажется, министр информации. Занудный тип. Так мне помнится. Но ты не очень доверяй моей памяти. Ты же знаешь, что я почти ничего не помню из тех времен, что тебя интересуют. Когда у тебя самолет?
– Рано.
– Я отпросился на первую половину дня, чтобы тебя проводить.
И он смотрит на чемодан, твой неизменный спутник все эти четыре года.
– Ты что, все увозишь?
– У меня немного вещей.
– Ты можешь оставить часть вещей здесь.
– Мне понадобится все.
В эту ночь Рикардо не просит твоей любви; он лежит, молча глядя в потолок, словно подводя итог этим шести месяцам.
– Я даже не знаю, на какой адрес тебе писать в Соединенные Штаты.
– Я оставлю тебе адрес моей сестры, но я не уверена, что из Санто-Доминго отправлюсь домой.
Наконец Рикардо засыпает, измученный своими невеселыми мыслями. Его тоска тебя раздражает, но не очень трогает: если бы все печали были такими, как у этого двадцатисемилетнего парня! Когда тебе кажется, что он крепко уснул, ты гладишь его по лицу, словно желая сохранить в пальцах память об этом прикосновении.
– Я вернусь, Рикардо, обязательно вернусь.
Но ты говоришь это лишь потому, что уверена – он тебя не слышит.
* * *
С террасы гостиничный сад казался островом около небольшой лагуны на территории, окруженной тщательно подстриженным газоном и невысокими пальмами. В лагуне был устроен небольшой водопад, искусственные скалы, искусственные пещеры и заводи, куда через специальные трубы подавалась под напором вода. А там, за зеленью сада, виднелся белый песчаный пляж Майами-Бич и Атлантический океан, воды которого отдают синевой больше, чем Карибское море. Мужчина осторожно устроился в гамаке на террасе, стараясь на расплескать ни одной капли коктейля, который ему только что приготовили. Под жарким солнцем на лице его уже проступили веснушки; он провел рукой по лицу, словно ощупывая их, и дал себе твердое обещание не лежать на солнце более получаса – этого вполне достаточно, чтобы кожа на ногах и животе слегка покраснела. Ни за что на свете он не отказался бы от удовольствия провести в первое свое утро здесь полчаса на солнце и от этих трех коктейлей, которые он попросил официанта принести ему с интервалом в пятнадцать минут.
– Три коктейля, один за другим, через каждые пятнадцать минут.
Глаза он прикрыл рекламной брошюркой отеля «Фонтенбло-Хилтон». Повернувшись на бок, взял лежавший рядом карандаш и отметил на полях рекламного проспекта все услуги, которые могли ему понадобиться: от бассейна и партии в теннис до сауны и выступления Дебби Рейнолдс, с которой он уже успел столкнуться в холле гостиницы. Дебби походила на старушку, реставрированную в «техниколоре». Он помнил ее в старом фильме «Тэмми и холостяк»; помнил, как долго он оставался под властью этого фильма, нежности юной героини и песни, которая грустным лейтмотивом проходила через всю картину. Сейчас у Дебби был тот же печальный вид, что и в юности, – впрочем, это единственное, что напоминало ее в молодости. С другой стороны, вряд ли дела у нее шли так плохо, чтобы она подписала контракт с «Фонтенбло-Хилтон».
– Мистер Робардс, ваш второй коктейль.
Он подмигнул официанту. Сразу чувствовалось, что это дорогая гостиница, – а он любил дорогие гостиницы, – и его Контора далеко не всегда шла на такие траты. Она раскошеливалась, только если того требовала легенда, а по нынешнему сценарию, мистер Роберт Робардс работал в Сиэтле, в фирме, производящей спортивные товары, и это лучшая фирма на пятьсот миль в округе, занимается, главным образом, экспортом своей продукции в Китай. Если он и мог поговорить о чем-нибудь со знанием дела, за исключением Новой Англии, Элиота, Мелвилла – такие темы он приберегал для общения с профессорами старинных университетов, – то это о Китае. Этой страной он увлекался еще с молодости, после фильма с Кларком Гейблом и Джин Харлоу, где героя подвергают средневековым пыткам, а он остается невозмутимым, только легкий пот выступает на лбу. В самолете он примерял на себя роль представителя фирмы, торгующей спортивными товарами, досаждая своему соседу восторженными восхвалениями Китая, основной страны, куда его фирма сбывала свою продукцию.
– А каким видом спорта занимаются китайцы?
– Всеми.
– Всеми?
Ни у кого не укладывалось в голове, что китайцы могут заниматься каким-либо спортом, кроме гимнастики и бесконечных поклонов.
– Мы почти ничего не знаем о Китае.
Это он сказал громко и с некоторым раскаянием. Закрыв глаза, он представил себе попку молодой Дебби Рейнолдс, когда ее еще звали Сьюзен и она была наваждением для мужчин, особенно для бедного Гленна Форда. Такие женщины, как Дебби, не должны стареть: их старость – это и наша старость. Как выглядит обнаженная Дебби Рейнолдс? Как девочка с большой грудью или как взрослая женщина в миниатюре? Наверное, как взрослая женщина в миниатюре, с маленькими формами – грудки, попка, но все такое аппетитное, как бывает аппетитным и соблазнительным торт, нарезанный маленькими кусочками, розоватый и сочный, как женская плоть. Такой попке, как у Дебби Рейнолдс, нужны джинсы, юбки ей не идут: тогда видно, что ноги у нее слишком короткие и мускулистые, как у балерины. Ему всегда нравились крошечные женщины, но все три его жены почему-то оказывались такими же крупными, как он сам. Крупная женщина ласкает тебя своей большой рукой и создает массу проблем в постели, особенно если она лишена шестого чувства и не понимает по одному взгляду или легкому прикосновению, чего от нее ждут. Его первая жена была неповоротлива, и если ему хотелось изменить позицию, приходилось сначала долго объяснять ей, чего от нее ждут, – как будто инструкцию читаешь. Но зато Альма, вторая жена, в этом отношении была просто прелесть. Достаточно было слегка надавить в определенном месте пальцем, – и вот она уже на четвереньках, готовая выполнить любой твой каприз. Он представил себе Дебби Рейнолдс в такой позиции – покручивает попкой, подмигивает ему и медленно облизывает губы большим языком. У мелких женщин обычно бывает большой язык, большой, но нежный на ощупь, а не как у его третьей жены, – шершавый, похожий на терку или инструменты дантиста. Он представил себе обнаженную Дебби Рейнолдс – вот она раскинулась навзничь под ним и страстно вскрикивает. Из памяти, сохранившей образы всех женщин, с которыми он был близок, выплыла мексиканка из публичного дома в Акапулько, змеей обвивавшаяся вокруг его веснушчатого тела, и кто-то из азиатских проституток, не то из Сайгона, не то из Сингапура или Бангкока. И все-таки он предпочитал Дебби Рейнолдс из цветных фильмов, Дебби той поры, когда ее еще не бросил Эдди Фишер ради Лиз Тейлор. Он встретил ее в холле, постаревшую Дебби; может, она еще очень соблазнительна безо всего, хотя у постаревших женщин кожа обычно обвисает, словно они натянули чужую, не по размеру, чтобы скрыть разложение собственной плоти. Он почувствовал свой набухший член и сел, одурев от солнца; потом с тяжелой головой прошел в ванную своего двухкомнатного номера и начал мастурбировать над унитазом. Сначала перед его закрытыми глазами была миниатюрная обнаженная Дебби, но потом, в момент наивысшего наслаждения, ее вытеснило крупное, обнаженное тело Альмы. «Это потому, что мне всегда было так хорошо с тобой, Альма». Он вернулся на террасу и стал с интересом наблюдать за полуголыми людьми, уже собиравшимися у лагуны, на зеленой траве, или потянувшимися к пляжу гостиницы. Неподалеку в море виднелись серферы, трехцветные паруса, раздуваемые легким ветерком; этот ветерок нежно ласкал кожу, словно обещая жизнь и молодость, но после недавнего он чувствовал себя опустошенным и усталым. Сняв с вешалки короткий купальный халат и прихватив полотенце, он вышел из номера, столкнувшись в лифте с постояльцами, тоже направлявшимися купаться; они посмотрели друг на друга с видом заговорщиков. К бассейну двигалась и совершенно чудовищная женщина: на голове бигуди, кожа лоснится от крема, вены на ногах вздулись; она что-то настойчиво внушала своему спутнику, кретину, который ехал вместе с ним в лифте с совершенно отсутствующим видом, словно мысленно он был в это время совсем в другом лифте и с другой женщиной. Поскольку в саду было полным-полно праздных наблюдателей, мужчина расправил плечи, стараясь выглядеть как можно лучше, несмотря на полноту. Выбрав себе лежак, он попросил служащего расстелить на нем два полотенца, а затем улегся лицом вниз, чтобы лучше видеть людей, машинально вертя между пальцев травинку, влажную не то от недавней поливки, не то морского бриза. В лагуне понемногу собирались купальщики, некоторые с веселыми криками пробегали под каскадом воды. Все подчеркнуто демонстрировали свое счастье, и только стройные загорелые девушки из Майами держались сдержанно; казалось, они сделаны из какого-то драгоценного металла, чуть прикрытого узкой полоской лифчика и бикини. Мужчина оттащил свой лежак в тень, под пальму, и принялся разглядывать тех, кто попадал в поле зрения. Оглядев всех внимательно, он обнаружил четырех привлекательных женщин – трех совсем молоденьких и одну постарше, – но все они были с мужчинами. Вполне естественно: все привлекательные женщины, которых он когда-либо встречал, были в сопровождении мужчин. Когда же очаровательные женщины бывают в одиночестве? Может, никогда? Он вел себя, как веселый бизнесмен из Сиэтла или как робкий человек, который не раз сталкивался в прошлом с поражениями и извлек из этого горький урок. Когда он лежал так, ему казалось, что собственный возраст подавляет его; поэтому он встал, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства, а другие смогли бы оценить всю мощь его тела. Выпрямившись, подбежал к бассейну и, выгнув спину, нырнул: тело его словно ножом разрезало водную гладь. Вода отдавала дорогим хлором, который пахнет лучше хлора, употребляемого в обычных спортивных бассейнах Сохо, куда он ходил, чтобы держать себя в форме. На случай, если за ним кто-нибудь наблюдает, он немного покрасовался, меняя стили, и, перейдя на баттерфляй, скоро оказался у водопада. Полюбовавшись отвесно падающей водой, он нырнул и вынырнул в гроте, где двое ребятишек сачком ловили крабов, которые там не водились. Стоя тут, он почувствовал счастливую усталость, его шестидесятилетнее тело словно помолодело от физических усилий и чудодейственного тепла, до которого от Нью-Йорка всего несколько часов лета; у него было такое чувство, словно он обманул саму природу с ее логикой смены времен года и совсем забыл о том, кто он и для чего прилетел в Майами. Он чувствовал себя самим собой – просто самим собой, без должностей и вымышленных фамилий, и он громко несколько раз произнес вслух свое настоящее имя: «Альфред», наслаждаясь тем, что в шуме падающей воды его никто не услышит. Он с трудом протиснулся через узкий выход из пещеры и по подземной тропинке вышел на свежий воздух, к джакузи, устроенным в вырубленных в скалах нишах;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59