Что-то в Дьюке было такое, что настораживало, не позволяло погрузиться в безоблачное счастье.
Даже посреди самой ясной, безмятежной радости он вдруг странно омрачался, становился чужим и непонятным. Вот это и пугало Тину. В чем причина такой отрешенности и закрытости Дьюка? Может быть, у него есть какая-то тайна, не позволяющая ему ни на секунду забывать о возможности беды? Возможно, он страдает какой-нибудь незаметной, но тяжелой болезнью, способной в любой момент оборвать его жизнь? Или на его совести лежит что-то страшное, даже преступное?
– Дьюк…
Он обернулся, тепло взглянул на нее. Каким-то образом это счастливое, сияющее лицо успокоило Тину, и она замолчала, запнувшись на полуслове, – бестактный вопрос уже был готов сорваться с ее языка. Зачем лезть ему в душу, стремиться узнать о плохом? Не лучше ли позабыть обо всем?
Она сжала его ладонь и улыбнулась.
– Неужели все будут так же удивленно таращиться на нас, как Энн Йорк?
Он расхохотался и поднял руку, утирая губы тыльной стороной ладони.
– А что, сознайся, ведь тебя это задело? – спросил он, поддразнивая. – Тебе это совсем не понравилось, ведь так?
– Почему это должно было мне не понравиться? Ведь это даже честь для меня – быть первой женщиной, одержавшей победу над самим неприступным Дьюком Торпом, – смеясь, ответила она.
Внезапно веселые искры, плясавшие в его глазах, погасли. Он помрачнел.
– Тина… возможно, наступит время, когда ты захочешь уйти от меня, – серьезно произнес он. – Хочу, чтобы ты могла поступить так с легкой душой, раз уж этому суждено будет произойти. Не хочется, чтобы ты чувствовала себя навеки связанной со мной или мучилась угрызениями совести, что бросаешь меня, если наши отношения перестанут тебя удовлетворять.
– Почему ты думаешь, что это произойдет, Дьюк? – тихим голосом спросила она.
Он покачал головой и отвернулся. Снова он погружается в свое темное ледяное одиночество, в отчаянии подумала Тина. Но Дьюк тут же попытался улыбнуться, хотя его глаза по-прежнему были мрачными.
– Не воображай лишнего. Конечно, я надеюсь, что этого не произойдет. Но запомни мои слова, Тина. Ты вправе будешь поступить так, как захочешь, и я никогда не встану у тебя на пути.
Тина знала, что сама она никогда не оставит его. В радости или в горе, но она навеки теперь связана с Дьюком Торпом, пусть даже они и никогда не вступят в законный брак. Ей хотелось провести с ним всю жизнь. И это самое главное. Свадьба, золотое обручальное кольцо на пальце, фотография на каминной полке – какая чепуха! Ей, Тине, вовсе не требуется этих формальностей, чтобы знать: их с Дьюком разлучит только смерть.
12
Следующие два месяца стали для Тины самыми прекрасными и радостными за всю ее жизнь. Никогда еще она не испытывала такого подъема, такого удовольствия от всего – от работы, встреч с людьми, даже от самого обыденного существования. И все это произошло только благодаря Дьюку.
Дьюк Торп не оставил ни у кого и тени сомнения, что у него серьезное и крепкое деловое партнерство с Кристиной Форрест во всех вопросах, касавшихся постановки «Долгой холодной зимы». Тина заметила, как уважение к нему стало распространяться и на нее. Ей самой, без его помощи, никогда бы не удалось так быстро добиться этого. Их личные отношения также ни у кого не вызывали сомнений.
Одним из первых, с кем они завязали деловые отношения, стал Дерк Роуан, бывший босс Тины. Дерк, переехавший в Англию двумя годами раньше, был одним из художников-постановщиков спектаклей в Английской национальной опере и в Королевском шекспировском театре. Едва прослышав о приезде Тины в Лондон и о ее связи с Дьюком Торпом, он мгновенно объявился и предложил любую помощь, которая только может потребоваться Тине.
Когда Дьюк и Тина приняли приглашение на ужин от Энн и Ричарда Йорк, оказалось, что Роуан также в числе приглашенных.
Этот невысокий лысоватый толстячок был всегда желанным гостем на вечеринках – его остроумие и свежий запас околотеатральных и светских сплетен обеспечивали ему невероятный успех. Тина сама с удовольствием слушала его веселую и язвительную болтовню, хотя ей и не нравилось его подчеркнуто циничное и легкомысленное отношение ко всему, что принято уважать. И в этот вечер он заставил ее поволноваться.
Пока хозяйка дома занимала разговором Дьюка, Дерк увлек Тину в сторону, заявив, что желает поговорить без свидетелей. Он подвел ее к дивану в дальнем полуосвещенном углу гостиной. Тина заметила, что он обратил внимание на то, с каким нежеланием она рассталась с Дьюком. В голубых глазах Дерка мелькнула догадка. Он немедля усадил Тину на диван и, пристально посмотрев ей в лицо, спросил:
– Тина, почему Дьюк сейчас ничего не пишет?
Вопрос поставил Тину в тупик. Для нее ответ был слишком очевиден.
– Ну, ты же знаешь, Дьюк занят постановкой «Долгой холодной зимы». Зачем же ему писать еще что-то в это время?
– Затем, что он раньше всегда так поступал.
Тину неприятно поразили эти слова. По ее спине прошел противный холодок. В Сиднее Дьюк говорил, что хочет снова писать. То, что он до сих пор не принялся за новую пьесу, она относила на счет его увлеченности постановкой. У него просто не оставалось времени ни на что другое – так он был поглощен работой в театре.
Она нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, он раньше никогда не пытался вникнуть в постановку своих пьес?
– Никогда, – решительно ответил Дерк.
– Но возникает столько сложностей…
– Все это его совершенно не волнует. Он всегда говорил режиссеру и художнику: «У вас есть моя пьеса – остальное приложится. Делайте с ней, что хотите, она все равно останется такой, какой задумал ее я». Он всегда говорил именно это, милая моя Тина, я не преувеличиваю.
Роуан произнес фразу Дьюка, подражая его голосу. Тина слегка поморщилась. Все услышанное совсем не радовало ее. Ей было неприятно узнавать, что кто-то знает о нем то, о чем она даже представления не имеет.
Трудно было понять, как Дьюк мог относиться к своей работе столь наплевательски, особенно если вспомнить, что все его пьесы имели невероятный успех и были безоговорочно приняты критикой. И все-таки, если верить Дерку – а не доверять ему у Тины причин не было, – теперешнее поведение Дьюка было весьма непонятно. Он изменился ради нее или же ей удалось его изменить?
Она оглянулась, желая увидеть Дьюка. Он сидел рядом с Энн в кресле, стоящем в другом углу гостиной. Однако он не смотрел на свою собеседницу. Он глядел прямо на Тину, глядел пристально, с напряжением и тревогой. Энн обратилась к нему, дотронулась до его руки, желая привлечь к себе его внимание. Он ничего не замечал, в упор уставившись на Тину, словно весь мир и все люди вокруг разом исчезли и остались только они двое.
Дерк снова заговорил:
– Тина, вижу, для тебя эта новость стала ударом, но ты должна что-то сделать, чтобы Дьюк снова начал писать. Он не должен остановиться. Ты понимаешь, что Дьюк не обычный писатель? Он станет одним из самых крупных драматургов двадцатого века, может быть, даже самым крупным. Помоги ему!
Внезапно Тина почувствовала тошноту и головокружение. Перед глазами все слилось в пеструю ленту и поплыло. Она не испугалась: такое с ней случалось нередко. Последний раз она испытывала подобное в «Эспланаде» перед дверью номера Дьюка, когда они в первый раз встретились после восьмилетней разлуки. Доктор называл это нервно-сосудистым рефлексом. Приступы длились минуту, не больше. Поэтому Тина никогда не придавала им значения. Она инстинктивно откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза. Ей не хотелось, чтобы ее состояние заметил кто-либо посторонний.
Однако от глаз Дьюка трудно было что-либо скрыть. Он встревоженно нахмурился, оттолкнул руку Энн и резко вскочил.
Тина опомнилась после минутной слабости, краткий приступ миновал. Дерк, запнувшийся было на полуслове, когда заметил, что с ней творится что-то неладное, быстро договорил то, что намеревался сказать:
– Бога ради, Тина! Заставь Дьюка снова писать!
И тут Дьюк опустился перед ней на колени, с силой сжав в руках ее локти. На его лице застыли страх и тревога.
– Ты не заболела, Тина? – спросил он так, словно речь шла о вопросе жизни и смерти.
Она мягко улыбнулась, растроганная его заботой.
– Нет, со мной все в порядке, Дьюк.
– Но я же видел, Тина, что тебе стало плохо.
Он требовал признания, даже обвинял, будто она намеревалась его обмануть.
– Да нет же, все в порядке, не сомневайся, – уверила она, смущаясь от его непонятного страха и волнения. Все разговоры в комнате затихли, и они опять оказались в центре всеобщего внимания.
Что-то зловещее мелькнуло в глазах Дьюка.
– Может, тебя расстроили слова Дерка? – Он повернулся к приятелю и посмотрел на него так, будто хотел испепелить на месте. Тот испуганно попятился. – Что ты ей сказал? – жестко потребовал у него Дьюк.
Растерянный и напуганный, Дерк съежился и завертел головой, не понимая, в чем он виноват. Тина решила прийти к нему на помощь.
– Ничего! – Это слово они выкрикнули в один голос.
– Клянусь, Дьюк, ничего! – добавил на всякий случай Дерк дрожащим голосом.
Дьюк медленно обернулся к Тине, его зеленые глаза впились в нее.
– Что же тогда случилось? – тихо, но настойчиво спросил он, больно сжав ее запястье.
– Да в самом деле ничего…
– Скажи правду!
Она не хотела говорить, сама не зная почему. Ей было не по себе, эта беспричинная вспышка неприятно удивила и испугала ее. Дерк сидел как потерянный, нервно потирая руки. Дьюк продолжал глядеть на них с угрозой, как на застигнутых врасплох преступников.
– Расскажи! – повторил он.
– Просто немножко закружилась голова… – начала она равнодушно, желая показать, какая все это незначительная чепуха.
– Дальше!
– На несколько секунд…
– И?
– Небольшое нарушение мозгового кровообращения. Это ничего не значит, ерунда…
– Боже… Боже… Боже!
В этом крике чувствовались такое отчаяние и ужас, каких Тина прежде не слыхала. Дьюк опустил голову, словно сдаваясь перед жестокой и несправедливой судьбой и признавая свое поражение. Тина опять почувствовала, как по спине крадется противный холодок, и вздрогнула.
Это привело к еще одной яростной вспышке Дьюка. Он рванулся к ней, одной рукой подхватил под колени, а другой взял за плечи и легко, словно ребенка, поднял. Он выпрямился и стоял теперь с живой ношей на руках. Она ощущала безумный стук его сердца, видела смертельную бледность лица и ничего не понимала.
Дьюк обернулся к остальным гостям. На них глядели изумленные, перепуганные, любопытные и даже злорадные лица. Кто-то действительно переживал, а кто-то предвкушал занятное зрелище. Но одно лицо выделялось из общей массы – лицо хозяйки. На нем застыло выражение неподдельного ужаса.
Тина закрыла глаза, не желая видеть эту сцену, ощущая себя совершенно беспомощной. Теперь избежать сплетен не удастся, все потеряно.
– Тина заболела. Я забираю ее домой, – объявил Дьюк тоном, не терпящим возражений.
– Я же могу идти сама, – шепнула она, приоткрыв глаза.
– Я тебя понесу, – мрачно заявил он.
Ричард Йорк проводил их к дверям.
– Мне так жаль, – прошептала Тина ему, с болью вспоминая неприятную сцену.
– Мы все сожалеем о вашем… приступе, – любезно ответил хозяин дома.
Они наскоро распрощались.
Дьюк тут же направился к машине. Он шумно, с хрипом дышал.
– Я в полном порядке, Дьюк, правда, – умоляла Тина. – Ты можешь отпустить меня.
Он, казалось, ничего не слышал. Заботливо устроив ее на переднем сиденье, он выдавил:
– Едем скорее домой!
Усаживаясь за руль, он все еще задыхался от недавнего напряжения. Поездка домой превратилась в сплошной кошмар. Дьюк настоял, чтобы Тина в деталях рассказала ему обо всем, что испытала во время приступа, равно как и выслушал всю историю ее болезни с самого рождения. Он настолько сомневался, что это всего лишь нервно-сосудистый рефлекс, что Тина посоветовала ему обратиться к ее доктору в Сиднее за подтверждением, что все ею сказанное – правда. К ее величайшему неудовольствию, Дьюк сразу заявил, что так и сделает.
Он мне не доверяет , – подумала Тина.
Весь остаток пути до Найтсбриджа они напряженно молчали. Остановив машину возле дома, Дьюк повернулся к Тине и поглядел на нее пристальным, испытующим взором.
– Я не желаю, чтобы ты встречалась и разговаривала с Дерком Роуаном. Я не хочу, чтобы ты вообще когда-нибудь с ним виделась, – жестко приказал он.
Услышав столь необычного рода просьбу, Тина от удивления онемела. Ей было достаточно хорошо известно умение Дьюка безжалостно рвать с друзьями, однако Дерк ничем не заслужил такого отношения. Он всегда искренне любил и почитал Дьюка, заботился о его будущем. Его очень волновала творческая судьба молодого драматурга.
– Почему? – только и смогла спросить она.
– О чем говорил с тобой Дерк сегодня вечером?
– Неужели это имеет значение?
– Да.
Он испепелял ее взглядом, его лицо помрачнело, брови сошлись в одну линию. Тина задумалась, стоит ли говорить с ним именно сейчас о его писательстве, но тут же отказалась от этой мысли. Все, что делал Дьюк Торп, было результатом его собственного решения, а не чужих советов. К тому же она обещала не давить на него.
– Да ни о чем, – отмахнулась она так небрежно, как только умела.
– Он говорил обо мне? – настаивал Дьюк.
– Нет, – сказала она, тут же устыдившись этой мелкой лжи.
– Тогда о чем же?
– О прошлом, о нашей совместной работе в Австралии.
– Дай мне обещание больше никогда не встречаться с Дерком Роуаном, – снова потребовал он.
– Дьюк, он же мой старый друг, – запротестовала Тина. – Чего ради давать ему от ворот поворот?
Зеленые глаза зажглись дикой животной яростью.
– Потому, что я до безумия ревную тебя к нему, – выпалил Дьюк. Он был просто в неистовстве.
Тина недоверчиво уставилась на него, решив, что Дьюк лжет. У него не было причин ревновать ее к кому бы то ни было, особенно к Роуану. Кроме того, она пребывала в уверенности, что Дьюк не из числа безумных ревнивцев, приходящих в ярость, стоит кому-то обратить на их женщину хоть самое мимолетное внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18