Риджуэй прекрасно понимал, что и Элизабет, и Энн рассчитывали зажить у него посытней, прикупить себе новых платьев и разных вещиц, и теперь постоянно ворчали, что не могут себе этого позволить. Мол, дома им жилось в этом смысле куда лучше. У Алена не раз чесался язык заявить напрямик, чтобы они и убирались подобру-поздорову туда, откуда пришли, но каждый раз предпочитал отмалчиваться, ибо споры, тем более бессмысленные, были ему отвратительны.
Подходя к дому, Ален заметил, как Энн у дверей препирается с какой-то женщиной, явно нищенкой, если судить по одежде – вернее, лохмотьям. Он даже замер на полушаге от неожиданности. Нищенка энергично жестикулировала, вероятно упрашивая собеседницу, и вообще, похоже, разговор был не из простых. Энн, напротив, отмахивалась от ее просьб, отрицательно качая головой.
Заинтригованный, Ален ускорил шаг, желая выяснить, в чем дело. Заметив мужа, Энн прошипела нищенке:
– Убирайся отсюда, чертова баба! Нечего тебе сюда шляться! Уходи прочь!
Женщина умоляюще воздела руки.
– Прошу вас, скажите мне, где Лесли! Вы ведь сами видели, как она забирала его у меня.
– Говорю тебе – убирайся отсюда к чертям! – выругалась Энн и захлопнула дверь.
Какое-то время нищенка продолжала молча стоять у дверей. Лишь прохожий, невольно задевший ее, вывел ее из ступора. Завидев Алена, женщина вздрогнула от испуга.
Лекарь, поняв это, жестами дал понять, что его ей нечего страшиться. Но нечто странное в глазах женщины, какая-то отрешенность, недоступность привели его в изумление.
– Да не бойтесь вы, – стараясь говорить как можно дружелюбнее, произнес он. – Я вам ничего не сделаю.
Женщина, попятившись, стала затравленно озираться. Ален решил приблизиться к ней.
– Вы о чем-то просили мою жену. Кто такой Лесли?
– Я ничего не сделала! – вырвалось у нищенки.
– Я вас ни в чем не обвиняю. Просто мне хотелось бы знать, о чем вы говорили с моей женой, – настаивал Ален.
Лицо женщины исказил жуткий страх. Она рванулась в сторону и побежала, расталкивая прохожих.
– Смотри, куда прешь, ты! – Какой-то мужчина возмущенно погрозил ей вслед кулаком.
– Подождите, подождите! – крикнул Ален и бросился за ней, проталкиваясь через толпу, обходя повозки, но женщина успела исчезнуть. Проклиная себя за неосмотрительность, он вернулся в лечебницу. Навстречу ему вышел Николаус.
– Что там у вас стряслось, мастер? Эта нищая вам чем-нибудь досадила? – с нескрываемым любопытством спросил молодой человек.
– А ты ее знаешь? – с надеждой спросил Риджуэй.
– Да так, видел пару раз. Она уже не первый раз здесь околачивается. Иногда стоит на противоположной стороне.
– Это точно она? Ты не ошибся?
– Она, кто еще.
– Ты говорил с ней?
– Нет, один раз я хотел к ней подойти, ну, там, расспросить, в чем дело, так ее и след простыл.
Ален в задумчивости пошел в кухню налить себе вина. Что нужно здесь этой странной особе? Кто она вообще? Ведь не просто так она приходит сюда! Наверняка ей что-то нужно от Энн. Но что?
Впрочем, Ален недолго размышлял над этим. Вскоре в лечебницу явился какой-то уличный торговец, укушенный собакой. Рана оказалась глубокой, и Ален провозился довольно долго, промывая и перевязывая ее. Только к вечеру, уже после ужина, когда Энн ушла в их комнату, Ален вспомнил о нищей. Любопытство Риджуэя взяло верх. А не связана ли эта женщина с убийством матери Энн? Надо бы подняться наверх да расспросить ее. Может, хоть что-нибудь удастся узнать.
Ален решительно направился в мансарду. Занятый своими мыслями, он даже не соизволил постучать, а сразу распахнул дверь.
– Энн, я хотел у тебя уз…
И умолк на полуслове, пораженный увиденным. Ален, не веря глазам, уставился на жену. Энн, в чем мать родила, стояла у сундука, где хранила платья и юбки, надевая через голову ночную рубашку. Заметив Алена, она поспешно прикрылась ею.
Не сразу до Алена дошла суть того, что он видел. Шагнув к Энн, он выхватил у нее рубашку. Живот его жены был подозрительно велик. Слишком велик.
– Не может быть! – ахнул он.
Не было сомнений, что Энн самое малое на пятом месяце, но уж никак не на третьем, в чем пыталась убедить его. Вначале он этого не замечал под зимней одеждой, с которой его благоверная не торопилась расстаться даже с наступлением погожих весенних дней. К тому же после этого горе-венчания у него не возникало охоты приближаться к ней, так что в столь откровенном виде Энн предстала перед ним впервые.
– Вот оно что! Вы обманули меня! – сдавленно произнес он. – Вы уже были беременны! – Вцепившись себе в волосы, он беспомощно уставился в пространство. – Теперь мне понятно, почему вы тогда явились ко мне и предложили себя. Пожелали убедить меня, что это мой ребенок. И убедили – я, идиот, поверил. Попался на удочку!
Выхватив у него ночную рубашку, Энн торопливо оделась и направилась к двери, но Ален загородил ей дорогу.
– Нет уж, подождите! Ловко вы все обстряпали, но вам меня провести не удастся! Вам все придется объяснить, хотите вы этого или нет. От кого этот ребенок? – схватив ее за плечи, допытывался он.
Энн стала вырываться.
– Оставьте меня в покое! Пустите!
Ален почувствовал, как его душит гнев. Его охватило непреодолимое желание ударить эту женщину, отхлестать по щекам, пнуть ногой. Ужаснувшись, он выпустил Энн и отпрянул. Никогда в жизни ему и в голову не приходило, что можно ударить женщину! Никогда! Пробудившиеся в нем чувства были настолько непривычными, несвойственными ему, до дикости чужими, что душа его протестовала.
Воспользовавшись растерянностью Риджуэя, Энн выскользнула из спальни и скрылась в комнате тетушки.
Ален продолжал стоять столбом. Волна гнева постепенно спадала, ей на смену пришло странное отупение. И горечь. Нет, ему необходимо выйти на свежий воздух. Сию же минуту, а не то он здесь задохнется. Скатившись с лестницы, Алей выбежал на Патерностер-роу и понесся словно на пожар, потом замедлил шаг. Постепенно Риджуэй пришел в себя и медленно пошел по переулкам в направлении Ладгейтских ворот, а потом на Флит-стрит. Там его взор привлекла харчевня. Усевшись за столик в самом углу, он заказал вина. Ален чувствовал острую потребность напиться до бесчувствия.
Карета леди Сен-Клер, миновав Королевскую биржу, неторопливо направилась к Корнхиллу. Аморе устало откинулась на мягкие кожаные подушки и тяжело вздохнула. Она ведь от нечего делать решила заглянуть на эту биржу, сделать кое-какие покупки. А все вышло глупее некуда – леди Каслмейн, их общий кузен Бекингем с друзьями, как назло, повстречались ей у входа в лавку ювелира. Естественно, им захотелось поболтать, потом они всей компанией отправились по другим лавкам. Аморе и не заметила, как пролетело время, ей далеко не сразу удалось отделаться от назойливой компании, при этом не обидев самых сильных и влиятельных при дворе, и в то же время не опоздать на важные встречи.
Было уже темно, когда карета леди Сен-Клер выехала на Флит-стрит. Быстро по отвратительной дороге ехать не получалось, кроме того, несмотря на поздний час, улица была запружена повозками. Аморе от скуки глядела в окно на прохожих, направлявшихся домой либо посидеть в какой-нибудь кабачок.
Лошади, захрапев, остановились. Перед ними два кучера громогласно выясняли отношения – один наемный экипаж зацепил другой при выезде на проезжую часть. Аморе высунулась из окна кареты, желая узнать, в чем дело, но тут взгляд ее упал на двух мужчин, пытавшихся удержать на ногах третьего, который только что выбрался из пивной. Когда троица приблизилась к фонарю, Аморе, к своему великому изумлению, узнала в нализавшемся до потери сознания бедолаге Алена Риджуэя, а в тех двоих, кто помогал ему идти, – своих верных слуг Уильяма и Джима.
Распахнув дверцу, Аморе позвала их. Уильям тут же узнал госпожу и дал знак Джиму. Слуги потащили Риджуэя к карете леди Сен-Клер.
– Что с ним? – испуганно осведомилась Аморе. – Он не ранен?
Уильям с ухмылкой покачал головой.
– Куда там, миледи! Просто нализался до чертиков. Несколько часов кряду вливал в себя винище. Мы было попытались остановить его, но он и слушать нас не стал. Вы не тревожьтесь, миледи, мы его доставим домой.
Аморе критическим взором оглядела лекаря.
– Похоже, он на ногах не стоит. Так что вам придется всю дорогу его тащить на руках. Лучше усадите его в карету, я сама отвезу его.
Ален пошевелил головой и раскрыл глаза, скользнув замутненным взором по леди Сен-Клер. Он не сразу узнал, кто перед ним.
– Ах, миледи, как мило с вашей стороны, что вы согласились выпить со мной, – заплетающимся языком бормотал он.
– Давайте-давайте, усаживайтесь, – с улыбкой ответила она.
Наконец с помощью Уильяма и Джима Риджуэй оказался в карете. Уильям уселся рядом с кучером, а Джим разместился на запятках.
– Вы и правда не хотите выпить со мной за здоровье нашего короля, миледи? И за всех тех, кому хитрые бабы норовят навязать чужих ублюдков?..
– Вот что: по-моему, сегодня вы уже достаточно выпили, мастер Риджуэй, – не терпящим возражений тоном произнесла Аморе. – Сейчас я отвезу вас домой, чтобы вы хорошенько проспались.
Лицо Алена перекосила гримаса отвращения.
– Нет… – протестующе зашептал он. – Куда угодно, только не домой. Не… не надо домой, – еле слышно пролепетал он. – Не надо. – Веки у него смыкались, и в полусне он вновь повторил: – Только… не домой… Только не…
Аморе с сомнением поглядела на него. С чего бы это ему так напиваться? – спрашивала она себя.
– Так куда едем, миледи? На Патерностер-роу? – осведомился кучер.
Помедлив, Аморе приоткрыла дверцу кареты и крикнула вознице:
– Нет-нет, Роберт, езжай в Хартфорд-Хаус!
Пока они ехали, Ален иногда приходил в себя, недоуменно вертел головой, что-то бормотал, затем снова проваливался в пьяное забытье. Во дворе Хартфорд-Хауса Уильям и Джим извлекли лекаря из кареты и по распоряжению Аморе отнесли в комнату для нежданных гостей, специально подготовленную для подобных случаев, где возложили на кровать под балдахином.
– Разденьте его и отдайте одежду в стирку. Она пропахла табаком и винным перегаром.
Пока Уильям с Джимом снимали с Риджуэя обувь, чулки, штаны, сюртук и сорочку, Аморе, стоя тут же, без всякого смущения наблюдала за происходящим. И в обнаженном виде этот уже не молодой человек сохранял привлекательность. Крупное, чуть неуклюжее тело, длинные руки и ноги и нежная, едва покрытая волосами кожа. На талии и животе отложились складки – свидетельство увлечения вкусной едой, но в целом Риджуэя никак нельзя было отнести к располневшим. Длинные прямые волосы до самых плеч оставались черными как смоль, если не считать редких серебряных ниточек у висков. Такого же цвета были и волосы Аморе. На щеках и подбородке выступила трехдневная щетина. Странно! Ранее леди Сен-Клер склонности к неряшливости за Риджуэем не замечала. Тем более к пьянству. Наверняка произошло нечто из ряда вон выходящее. И явно связанное с этой непонятной скоропалительной женитьбой вопреки его воле. Иначе чего бы ему так противиться, чтобы его отвезли домой, к любимой жене?
Ален не шевелился. Он провалился в сон и захрапел. Уильям повернул лекаря на бок, чтобы тому было удобнее спать.
– Как он? – с оттенком беспокойства спросила Аморе.
– Ничего страшного; мастер Риджуэй – человек выносливый, как оказалось. Правда, не удивлюсь, если завтра утром он голову от подушки не оторвет, – заметил слуга.
Уильям закрыл ставни, взял свечу со стола и вместе с госпожой покинул спальню для гостей.
Когда Ален открыл глаза, ему показалось, что он очнулся после лошадиной дозы наркоза. В голове царил полный хаос. Что все-таки с ним произошло? Он стал лихорадочно восстанавливать в памяти прошедшие события. Отвратительный привкус во рту дал ответ на мучивший его вопрос. Какое же мерзкое пойло подавали в этой харчевне! Что, впрочем, не помешало опрокинуть множество кружек.
Постепенно мир вокруг обретал отчетливость, и Риджуэй с любопытством стал оглядывать помещение. Сквозь щели ставен лучи солнца огненными копьями протянулись в комнату, и Ален смог рассмотреть обстановку. Он лежал на постели с красно-золотыми занавесями балдахина. Стены покоя были обиты камчатной тканью. Повсюду висели картины в дорогих рамах. Изумленный Ален, усевшись в постели, попытался сообразить, куда он попал. И вспомнил: леди Сен-Клер везла его куда-то в своей карете. Вероятно, это ее дом. При мысли о том, в каком состоянии видела его эта женщина, Ален едва не сгорел от стыда. Боже! Как он мог допустить подобное?!
Отбросив покрывало и собираясь встать, Ален с еще большим изумлением установил, что спал совершенно обнаженным. Кто же его в таком случае раздевал? Понятное дело, слуга, потому что все остальные варианты, само собой, отпадали.
Справив нужду в находившийся тут же объемистый ночной горшок, Ален подошел к окну и раскрыл ставни. Солнце стояло высоко на небе – наверняка сейчас около полудня. Вернувшись к балдахину, Риджуэй огляделся по сторонам. А где его платье? Он обыскал всю комнату, заглянул даже под кровать, но одежды и в помине не было. Он было собрался завернуться в покрывало, как в тогу, и отправиться на поиски слуг, как дверь открылась и в комнату вошла молодая женщина. Ален, красный как рак, бросился в кровать и стал поспешно натягивать покрывало.
– Доброе утро, месье! – приветливо обратилась к нему незнакомка. – Меня зовут Арман, я горничная леди Сен-Клер. Я принесла вам горячей воды для умывания и одежду.
Последнюю фразу девушка произнесла с хитроватой улыбкой.
Вскоре на столике для умывания стоял оловянный тазик с водой, рядом лежали мыло и бритва.
Горничная говорила с французским акцентом, и это действовало на Риджуэя странно возбуждающе. Арман была довольно миленькой, с темными кудряшками и карими словно орех глазами.
Ален смущенно откашлялся.
– Может, вы покажете мне, где находятся покои вашей госпожи?
– Да-да, я провожу вас к ней, – заверила его Арман и вышла, оставив его одного.
Ален умылся, потом вычистил зубы солью, которую обнаружил в затейливой формы сосуде на столике для умывания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63