Мои мучители, очевидно, решили, что я не только потерял разум, но и абсолютно разбит физически. Но они ошибались. Я сопротивлялся воздействию наркотика, стараясь не показывать вида. Однажды утром меня вывели из подвала, посадили в карету и повезли в неизвестном направлении. Охранников было трое. В пути с меня сняли смирительную рубашку, и это, вероятно, стоило жизни всем троим. Я выпрыгнул из экипажа и сумел скрыться.– А что они собирались сделать с вами?– Мы ехали через Кенсингтон к королевскому дворцу. Судя по всему, меня хотели обвинить в каком-то жутком преступлении…Спаркс замолчал и какое-то время смотрел в окно.– Той ночью в поезде, Дойл, вы увидели, что моя… зависимость от наркотиков сохраняется, – угрюмо проговорил Спаркс.– Но может быть, я смогу…– Я прошу только об одном, Дойл: пусть это останется между нами.Сказав это, Спаркс пристально посмотрел на Дойла, было заметно, что он нервничает.– Разумеется, Джек, – сказал Дойл.Встав из-за столика, Спаркс направился к дверям вагона. Дойл не успел ничего сказать и сидел в оцепенении, глядя перед собой. Через некоторое время он, слегка пошатываясь, направился к купе в конце вагона. Раздвинув занавески, Дойл увидел спящую Эйлин. Она дышала ровно и спокойно. Стараясь не шуметь, Дойл забрался на верхнюю полку и уснул, едва коснувшись головой подушки. * * * Открыв глаза, Дойл долгое время не мог сообразить, где он и что с ним. Поезд стоял, в окно пробивался яркий дневной свет. Дойл посмотрел на часы: половина третьего дня. Он выглянул в окно – похоже, это был тот же самый грузовой двор в Баттерси, где они уже были однажды. Дойл спустился вниз и увидел, что полка, на которой спала Эйлин, пуста. В вагоне никого не было…Спрыгнув на землю, Дойл растерялся: паровоз исчез, а вагон стоял на запасном пути. Он кинулся к дежурному по станции, однако тот не мог сказать ничего вразумительного.– Вы видели паровоз, который притащил этот вагон? – размахивая руками, спросил Дойл. – Куда он подевался?– Уехал рано утром, – ответил дежурный.– Там была леди…– Извиняюсь, сэр, но никакой леди я не видал.– Вы не могли ее не заметить.– Может, кто и видал, сэр, только не я.– Так у кого же мне узнать?Дежурный указал Дойлу на рабочих по станции, видевших, как прибыл паровоз. Они дружно утверждали, что из вагона никто не выходил и никакой леди они не приметили.Должно быть, так оно и было, потому что не заметить Эйлин они просто не могли.Дойл хотел было оставить дежурному визитную карточку, но вспомнил, что его вещи остались в Рэвенскаре. К своему удивлению, он обнаружил в кармане пачку пятифунтовых банкнот и серебряный амулет Спаркса. Вероятно, Джек подсунул их, когда Дойл спал. Пересчитав деньги, Дойл понял, что у него в руках сумма, превышающая его годовой доход.Дойл вернулся в вагон и перерыл все в поисках письма или записки, но ничего не нашел. Надев пальто, он вышел из вагона и направился прочь со станции.Небо сплошь затянуло облаками, погода была безветренной и не очень холодной. Проголодавшись, Дойл зашел в ближайший паб и заказал пирог с мясом, вспомнив при этом Барри. Потом попросил сигару и, расплатившись, направился в сторону Темзы, к Ламбетскому мосту.Он остановился посередине моста и, глядя на темно-серые воды реки, пытался обдумать, как жить дальше.Возобновить врачебную деятельность? Он сомневался, что его пациенты захотят у него лечиться. Для начала не мешает подыскать жилье и приобрести кое-какие вещи. Нет. Сейчас он заниматься этим не будет. Обратиться в полицию? Об этом нечего и думать.Так ничего и не решив, Дойл двинулся дальше мимо Парламента к набережной Виктории, пока не добрался до шпиля Клеопатры. Сколько времени минуло с того дня, когда они стояли здесь с Джеком и тот рассказывал о своем брате? Неужели меньше двух недель? Дойлу казалось, что прошла целая вечность.Он свернул с набережной и пошел в сторону Стрэнда. Купил кожаный чемодан, пару ботинок, рубашки, брюки, белье, а также бритвенный прибор. Затем у довольно известного портного заказал себе костюм. Заказ будет готов через день или два, если джентльмен согласен, – сказали ему. Дойл не возражал, ибо спешить ему было некуда.Сложив покупки в чемодан, он отправился в гостиницу "Мелвин" и снял номер на втором этаже, заплатив за пять дней вперед. В регистрационной книге он записался как Мило Смайли, эсквайр. Клерк за стойкой был ему незнаком и никакого интереса к нему не проявил.Приняв душ, Дойл вернулся в номер и переоделся. Полиция, вероятно, разыскивала его, однако Дойла это совсем не волновало. Вечером он вышел прогуляться, купил в книжной лавке две книги: "Приключения Гекльберри Финна" и перевод "Бхагавадгиты". Потом поужинал в ресторане и вернулся в гостиницу. Он читал Марка Твена, пока не заснул.На следующий день Дойл отправился на улицу Монтегю. Квартира Спаркса была закрыта, никаких признаков, что кто-то живет там, не было. Наводить справки у соседей представлялось бессмысленным.На обратном пути он купил шляпу и зонтик и забрал готовый костюм.Дойл примерял костюм, разглядывая себя в зеркале. В этот момент в номер постучали. Джентльмена внизу ожидает экипаж, сообщил мальчик-посыльный. Дойл ответил, что через минуту спустится.Надев шляпу, пальто и прихватив зонтик, Дойл спустился. Кебмен был ему незнаком, но в экипаже его ждал не кто иной, как инспектор Клод Лебу.– Здравствуйте, Клод.– Здравствуйте, Артур, – вежливо поздоровался Лебу.Дойл сел напротив инспектора. Лебу дал знак кебмену, и экипаж покатил по улице.Лебу посматривал в окно, избегая встречаться с Дойлом взглядом. Казалось, он недоволен собой, а вовсе не Дойлом.– У вас все в порядке, Клод? – спросил Дойл.– Лучше не бывает, – ответил Лебу.Они ехали минут двадцать, Лебу дважды смотрел на часы, заметно нервничая. Дойл услышал, как открываются ворота; въехав во двор, экипаж остановился. Лебу вышел первым и провел Дойла к дверям, где их приветствовал внушительного вида немолодой джентльмен, очевидно облаченный какими-то важными полномочиями. Его лицо показалось Дойлу знакомым, но вспомнить, где он видел это лицо, Дойл не мог. Джентльмен поблагодарил Лебу и, распрощавшись с ним, пригласил Дойла следовать за собой.Они миновали слабо освещенную прихожую, прошли по узкому коридору, обшитому деревянными панелями, и оказались в небольшой, но очень уютной гостиной. Мебель в гостиной была дорогой, но неброской. Указав на диванчик, джентльмен предложил Дойлу сесть.– Подождите, пожалуйста, здесь, – сказал он. Это были первые слова, которые он произнес с момента встречи.Дойл кивнул, снял пальто и шляпу и сел. Джентльмен вышел из комнаты, и Дойл остался один.Он услышал звук ее мягких, неторопливых шагов в коридоре, а затем и ее властный голос, который спрашивал что-то у человека, сопровождавшего Дойла в гостиную.Дверь распахнулась, и Дойл вскочил с диванчика, приветствуя ее стоя. Он не мог поверить, что видит ее так близко. Она была ниже, чем он представлял себе, не выше пяти футов.Держалась она столь величественно и прямо, что казалась выше ростом. Ее лицо – простое и строгое – было с детства знакомо ему так же хорошо, как и лицо матери; но в нем не было той непреклонности и суровости, которыми отличались ее портреты. Скромное черное платье с белоснежным воротничком, белая шаль, наброшенная на плечи, – этот образ был дорог любому английскому мальчишке. Увидев Дойла, она улыбнулась ослепительной улыбкой, чем привела его в полное замешательство.– Доктор Дойл, надеюсь, мы не причинили вам особого беспокойства? – спросила королева Виктория.– Нет, ваше величество, – с поклоном ответил Дойл, не узнавая собственного голоса.– Очень хорошо, что вы приехали. Садитесь, пожалуйста, – сказала она, указывая на стул справа от себя. Дойл вспомнил, что королева плохо слышит левым ухом. Повернувшись к джентльмену, встречавшему Дойла, она сказала: – Спасибо, Понсонби.Так это Генри Понсонби, ее личный секретарь, – Дойл видел его фотографию в газетах… Как он мог не узнать! Королева вновь обратилась к Дойлу:– Кажется, у нас с вами есть общий друг…– В самом деле? – растерялся Дойл.– Да. И очень верный друг.Дойл сообразил, что она говорит о Джеке.– Да-да, ваше величество, – поспешно ответил он.Королева улыбнулась.– Наш друг навестил нас недавно и рассказал, что вы очень помогли ему в деле, чрезвычайно важном для меня и моей семьи.– Надеюсь, он не преувеличил мои заслуги, – пробормотал Дойл.– Наш друг крайне редко допускает неточности, чего бы это ни касалось. Я бы сказала, что он во всем любит точность. Вы согласны с этим?– Согласен. Целиком и полностью.– Значит, у меня нет причины не верить его словам?– Нет, мадам… Ваше величество.– Следовательно, и у вас нет причин отказаться от моей сердечной благодарности.– Да, ваше величество. Спасибо. Сердечное спасибо.– Спасибо вам, доктор Дойл, – слегка наклонила голову королева.Дойл поклонился в ответ.– Насколько мне известно, у вас возникли некоторые сложности со Скотленд-Ярдом.– Вынужден признаться, что это так, ваше величество.– Уверяю вас, что вы можете не беспокоиться об этом.– Я… я чрезвычайно вам признателен.Королева замолчала, благосклонно глядя на Дойла.– Скажите, доктор Дойл, вы женаты?– Нет, ваше величество, я холост.– Неужели? Такой энергичный и красивый молодой человек, к тому же врач, и не женат? Трудно себе представить, – с юмором заметила королева.– Я… мне… в общем, просто не было подходящего случая…– Запомните, что я вам скажу. – Королева доверительно наклонилась поближе к Дойлу. – Очень скоро вы непременно встретите свою судьбу. Супружество часто оборачивается не тем, что мы ждем от него, но это определенно то, что человеку необходимо.Дойл вежливо поклонился. Королева неожиданно спросила:– Что вы можете сказать о здоровье моего внука? Я имею в виду герцога Кларенса.Совершенно обезоруженный внезапностью и прямотой вопроса, Дойл пробормотал:– У меня не было возможности осмотреть его, а без…– Я хочу знать ваше мнение, доктор.Дойл колебался, с величайшей осторожностью подбирая слова.– Я бы советовал вашему величеству в дальнейшем держать принца Альберта под постоянным наблюдением врачей.Королева понимающе кивнула.– Ну а теперь, доктор Дойл, поклянитесь, что вы никогда и никому до конца дней своих не расскажете о том, свидетелем чего вы были.– Клянусь, ваше величество.– Ни слова о нашем общем друге и моей дружбе с ним. Я настаиваю…– Клянусь. Клянусь жизнью.Королева была, по-видимому, удовлетворена искренностью Дойла. Он понял, что аудиенция окончена.– Я считаю вас выдающимся человеком, доктор Дойл.– Вы слишком добры, ваше величество.Королева встала. Дойл вскочил со своего места и протянул ей руку, тут же испугавшись, что совершил бестактность. Однако королева, мило улыбнувшись, крепко пожала протянутую руку.– Мы будем держать вас в поле зрения, доктор Дойл. И если понадобится, непременно призовем вас снова. Помните об этом.– Обещаю, что не разочарую вас, ваше величество.– Уверена, что не разочаруете.Королева Виктория снова одарила его ослепительной улыбкой и направилась к выходу. Не успела она сделать и двух шагов, как в дверях – словно по мановению волшебной палочки – появился Понсонби.– Осмелюсь спросить, ваше величество… – сказал вдруг Дойл.Королева остановилась и пристально посмотрела на него.– Наш общий друг… не сообщил ли он вашему величеству, куда он отправился?..Дойл запнулся, испугавшись, что переступил черту дозволенного.– Мы всегда предоставляли нашему другу полную свободу действий, – внушительно проговорила королева, подкрепив слова красноречивым взглядом.Дойл покраснел от смущения.Королева покинула гостиную, сопровождаемая Понсонби, следовавшим за ней на почтительном расстоянии.Понсонби вернулся через несколько минут и провел Дойла по коридорам Букингемского дворца к выходу. Распахнув дверь, он протянул Дойлу маленький сверток.– Примите с благодарностью от ее величества, – проговорил он с поклоном.Раскланявшись с секретарем, Дойл сел в ожидавший его экипаж и вернулся в гостиницу.В номере он развернул сверток. В нем была черная блестящая авторучка – необыкновенно красивая и легкая. Глава 20БРАТЬЯ Дойл прожил в гостинице "Мелвин" еще три дня. По утрам от нечего делать он бродил по магазинам, покупая кое-какие мелочи для своего будущего жилища. Он постоянно спрашивал сам себя: что ему на самом деле нужно?Все эти дни по вечерам он писал Эйлин, надеясь, что когда-нибудь сможет отправить ей эти письма.В последний день своего пребывания в Лондоне он неожиданно получил письмо. Конверт был очень знакомый: кремового цвета, из тонкой дорогой бумаги. Письмо было написано тем же четким женским почерком, что и полученная им когда-то записка. Мой дорогой Артур!В то время, когда вы получите это письмо, я буду за пределами Англии. Я надеюсь, что когда-нибудь вы простите меня за то, что я ушла, не попрощавшись, и за то, что уезжаю, не повидавшись с вами. В момент нашей встречи сердце мое было разбито горем; дальнейшее было столь ужасным, что я не могла позволить себе ни страдать, ни печалиться. И только теперь я могу по-настоящему выплакаться и облегчить свою душу.Я никогда не рассказывала вам о нем, но сейчас должна признаться, что любила этого человека безумно. Мы должны были пожениться весной. Не знаю, смогу ли я кого-нибудь полюбить так же, как любила его. Возможно, время залечит мою рану, но одному богу известно, когда это будет.В одном я уверена твердо: весь тот ужас, который нам пришлось пережить вместе, заставляет нас смотреть на жизнь не так бездумно, как это делает большинство людей. Ваша доброта и честность, ваше нежное отношение ко мне и ваше мужество будут для меня маяком, освещающим путь в этом жестоком мире.Я буду думать о вас всегда, и моя любовь всегда пребудет с вами… куда бы ни занесли вас превратности судьбы. Будьте сильным, мой милый Артур, знайте и помните, что в вас горит огонь, который может творить чудеса. На этой земле вас еще долго будут помнить после того; как плоть обратится в тлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52