Что стряслось, доктор? Может, началась эпидемия?– Не волнуйтесь, надеюсь, что с вашим здоровьем все в порядке, Спайви, – сказал Дойл.Как бы в опровержение Спайви разразился приступом кашля, что-то хрипело и клокотало в его груди.– Вы слышите, доктор? И так каждый день. Так что вы зашли кстати, – отдышавшись, проговорил Спайви. – Это все от перемены погоды. Я просто не в своей тарелке. Этот туман после неожиданной оттепели доконает меня. Ну, заходите, заходите, доктор. Надеюсь, вы захватили свой саквояж с инструментами и сможете осмотреть меня.Войдя в дом, Дойл разделся и повесил пальто и шляпу на вешалку.– Извините, Спайви, сегодня я пришел к вам не как врач, а как частное лицо, – сказал Дойл, прикрывая рот ладонью: если бы Спайви заметил, что Дойл простужен, он выпроводил бы его как можно скорее.– Я плохо сплю последнее время, доктор, – пожаловался Спайви, пропустив мимо ушей слова Дойла. – А если я как следует не отдыхаю, то становлюсь совершенно беззащитным перед любой инфекцией.– Вас беспокоят сновидения?– Жуткие… Я просыпаюсь в холодном поту, но снов не помню. Только засну, тут же просыпаюсь словно от толчка. Нисколько не сомневаюсь, что мое недомогание – начало какого-то заболевания.Квинс провел Дойла в гостиную, служившую одновременно хранилищем газет. Комната была просторной, мебель – довольно старой и обшарпанной, но стулья были покрыты чехлами. И если бы не стопки газет, то порядок в комнате можно было бы считать идеальным. На столе, возле которого расположился Квинс, лежали многочисленные коробочки с лекарствами. Спайви снова закашлялся, дергая головой, увенчанной гривой непослушных рыжих волос. Цвет лица у Квинса был на редкость приятный, и вообще он производил впечатление человека вполне здорового.– Доктор, вы не захватили с собой стетоскоп? – с тревогой спросил Квинс. – Я чувствую, как у меня в груди все прямо разрывается от этого чертового кашля. Может, я сломал ребро и у меня внутреннее кровоизлияние? В такую паршивую погоду, особенно в январе, ни в чем нельзя быть уверенным.– На вашем месте я не стал бы беспокоиться…Однако Квинс закашлялся снова и выплюнул мокроту в платок. Он разглядывал платок, как какую-то святыню.– А что вы на это скажете? – спросил он, протягивая платок Дойлу.– Ешьте побольше апельсинов, – посоветовал Дойл, делая вид, что внимательно разглядывает платок. Затем он протянул Спайви портрет: – А что вы, в свою очередь, можете сказать об этом?Квинс не стал дотрагиваться до рисунка – он редко прикасался к чему-нибудь без перчаток, – но разглядывал его внимательно. Дойл молча ждал. Он не считал нужным объяснять, чей это портрет и почему эта женщина интересует его. Если Спайви действительно ясновидец, пусть покажет это на деле.– Хотите, чтобы я рассказал вам о ней? – спросил Квинс.– Да. Если это возможно.Спайви не сводил с портрета глаз. Взгляд его странно затуманился.– Не может быть, – произнес он через минуту почти шепотом. – Не может быть.– Что не может быть, Спайви?Маска спокойствия слетела с лица Квинса, он побледнел и напрягся. Глаза у него расширились, как у совы, взгляд бесцельно блуждал по комнате. Он был в трансе и видел то, чего не могли видеть другие."Как быстро ему это удалось, – промелькнуло в голове у Дойла. – Может, он и впрямь ясновидец?"– Вы меня слышите, Квинс? – спросил Дойл, выдержав паузу.Спайви кивнул как во сне.– Скажите, что вы видите?– Солнечный день… поляна… мальчик…"Я на это не мог и надеяться", – подумал Дойл.– Вы можете описать мальчика?Спайви заморгал глазами, как слепой.– Нет волос…Нет волос? Что-то тут не так.– Вы уверены, что не видите копну белокурых волос?– Никаких волос. Яркая одежда. Голубая. Рядом лошадки…Пони. Похоже, Спайви нужна подсказка. Может, мальчик – это жокей в атласной униформе?– Он… на скачках?– Нет. Рядом развилка дороги. Мужчины в красном.– Букингемский дворец? – спросил после короткого раздумья Дойл.– Высокое здание. Трава. Железные ворота."Похоже на королевские конюшни", – решил Дойл.– Что там делает мальчик, Спайви?Никакого ответа.– Что особенного в этом мальчике, Квинс?– Глаза. Он видит."Отлично. Похоже, я заработал себе на печенье".– Вы очень помогли мне, Спайви, – сказал Дойл. – А вы не сможете добавить что-нибудь о самой женщине?Спайви нахмурился.– Печенье?– Печенье?"Что-то слишком быстро он прочел мои мысли!"– Коробка из-под печенья."Эта коробка что-то напоминает. Что именно? Да, вспомнил. Во время сеанса рядом с возникшим из дыма мальчиком была коробка – жестяная круглая коробка с какими-то буквами. Конечно, это была коробка из-под печенья. Но как об этом узнал Спайви? Не выудил же он это из моей памяти?"– Вы, случайно, не знаете, что это за печенье, Спайви?– "Мамины сладости".А вот это уже кое-что! Печенье "Мамины сладости". Дойлу не терпелось броситься к Спарксу и похвастаться тем, что он с легкостью раскусил этот крепкий орешек.– Что-нибудь еще, кроме коробки из-под печенья, Квинс?Спайви покачал головой.– Не вижу. Что-то там мешает.– Что мешает, Спайви?Похоже, Квинс "видел" с трудом.– Там тень. Большая тень, – сказал он.Любопытно. Он уже не первый, кто говорит об этом. Спайви внезапно наклонился и вырвал рисунок из рук Дойла. Едва бумага оказалась у него в руках, как тело Спайви задергалось будто под током. Дойл испугался, что изо рта Квинса сейчас повалит дым, но не смел коснуться руки ясновидца, опасаясь, что таинственная энергия пронзит и его самого.– Проход! – в ужасе завопил Спайви. – Закройте проход! Не пускайте его! Трон! Трон!"Это становится по-настоящему опасным", – подумал Дойл, схватив рисунок. Странно, но он и в самом деле ощутил какой-то неприятный зуд в руке. Спайви, однако, не выпускал рисунок. Дойл рванул сильнее, и бумага порвалась. Вероятно, поток невидимой энергии прервался, и Спайви как подкошенный рухнул в кресло. Взгляд его прояснился, но он все еще дрожал как в лихорадке, и капли пота выступили у него на лбу.– Что случилось? – с трудом проговорил он.– А вы не помните? – ошеломленно спросил Дойл.Спайви отрицательно покачал головой. Дойл рассказал ему обо всем.– Что-то набросилось на меня с этого портрета, – объяснил Спайви, пытаясь унять дрожь в руках. – Это что-то напугало меня до смерти.– Да, сейчас вы не в лучшем виде, – признал Дойл.– Я просто разваливаюсь на части. О господи, святые небеса! Вы не накапаете мне чего-нибудь успокоительного, доктор?Чувствуя себя виноватым в случившемся со Спайви, Дойл засуетился возле пузырьков, стоявших на столе. Размешав нужное лекарство в стакане с водой, Дойл протянул его Спайви.– Вот поэтому-то я предпочитаю сидеть дома, – прошептал Квинс. – Никогда не знаешь, с чем столкнешься на улице. Это как разбушевавшаяся стихия. С грохочущими камнями и водоворотами. Живым из нее не выберешься. Моя голова не выдерживает этого напряжения."Это похоже на правду, – подумал Дойл, испытывая жалость к бедняге Квинсу. – Он совершенно беспомощен. Чужая энергия может сбить его с ног. Что за странная судьба… Будь я на его месте, я вел бы себя точно так же?"– Мой отец хотел, чтобы я стал врачом, знаете ли, – усталым голосом произнес Спайви. – Он сам был врачом. Хирургом. И для меня хотел того же. Я был совсем ребенком, когда он однажды привел меня в больницу. И как только я переступил порог палаты…– Успокойтесь, Квинс, успокойтесь… – мягко проговорил Дойл.Глаза Спайви застилали слезы.– Я не мог объяснить ему, что меня охватил ужас. Я видел, как болезни буквально… съедают этих несчастных… болезни расцветали на них пышным цветом… как страшные растения… и расползались, пожирая их заживо. Я упал в обморок. И не мог сказать отцу правду. Я только умолял его не брать меня с собой в больницу. А вдруг страшная зараза поразит и меня и я буду собственными глазами видеть, как она пожирает мою плоть? Лучше уж не жить вовсе, сказал я себе.– Я понимаю вас, Спайви."Сомнений нет, Спайви Квинс обладает даром и страдает от него, бедняга, – подумал Дойл. – Никогда не буду относиться к жалобам этого ипохондрика так легкомысленно, как раньше".Извинившись за вторжение, Дойл направился к выходу.– Пожалуйста, доктор, вы не могли бы забрать это с собой? – слабым голосом попросил Спайви, указывая на клочки бумаги. – Я не хочу, чтобы это оставалось в моем доме.– Конечно, Спайви. Не волнуйтесь.Собрав обрывки рисунка с пола, Дойл положил их в карман и, попрощавшись со Спайви, полулежавшим с закрытыми глазами, покинул дом ясновидца.– Лысый парень, да еще в голубой одежде… шляется возле королевских конюшен. Надеюсь, сэр, вы не очень-то поверили в эдакую галиматью. И к тому же он разорвал мой маленький портретик.– Ларри, я знаю Квинса три года, – сказал Дойл. – Я думаю, что это стоит проверить.– "Мамины сладости". Конечно. Знаете, что я вам скажу, сэр? Этот тип просто есть хотел. И на воздухе ему надо бывать почаще. Эти печеньи были у него в башке. И вообще, сколько сейчас времени, сэр?– Без четверти десять.– Отлично. Мистер Спаркс просил, чтобы мы были у него дома ровно в десять.Дойл и не знал, что у Спаркса квартира в Лондоне.– А где это находится? – поинтересовался он.– Квартира-то? На улице Монтегю, сэр, рядом с улицей Рассел.Хлестнув лошадь кнутом, Ларри развернул экипаж и направился на улицу Монтегю. Дом № 26 находился напротив Британского музея. Это было чистенькое, ухоженное здание, во всем остальном не отличавшееся от окружающих домов. Обычный особняк в георгианском стиле. Оставив экипаж на заднем дворе, они поднялись по лестнице в дом.– Прошу вас, доктор, и вы, Ларри, входите, – раздался из-за двери голос Спаркса.Они вошли в комнату, но Спаркса в ней не было. За стойкой, уставленной пробирками и колбами, на высоком стуле сидел румяный, средних лет мужчина, похожий на священника пресвитерианской церкви.– У вас руки в угольной пыли. Наверное, вы собираетесь рассказать мне что-то интересное, – произнес священник голосом Спаркса.Если не знать о его умении изменять внешность, я бы заподозрил в этом что-то дьявольское, подумал Дойл, усаживаясь в кресло. Он подробно рассказал Спарксу о своем визите к Спайви Квинсу.– Вполне заслуживает, чтобы этим заняться, – сказал Спаркс.Дойл едва удержался от желания бросить на Ларри победный взгляд и принялся с любопытством осматривать комнату. Шторы на окнах были задернуты – Дойл подумал, что окна здесь никогда не открывают; в комнате было невероятно душно. От пола до потолка тянулись книжные полки. В углу он заметил столик с картотекой. Над ним соломенная мишень, продырявленная пулями, причем дырки составляли буквы ВР – Виктория Регина. "Странный способ выражать верноподданические чувства", – подумал Дойл и перевел взгляд на огромную карту Лондона, висевшую на стене. Карта была сплошь утыкана красными и синими флажками.– Что это за флажки? – спросил Дойл.– Здесь отмечены места, где концентрируется зло, – ответил Спаркс. – Преступники – люди на редкость неразвитые, и в их жизни большую роль играют привычки. Но чем более развит интеллект человека, тем менее предсказуемо его поведение.– Шахматная доска дьявола, сэр, вот как мы это называем, – встрял Ларри.Взгляд Дойла привлекла застекленная горка, в которой размещалась коллекция старинных вещей и оружия: от примитивных каменных ножей первобытного человека до кремневых мушкетов и каких-то странных стальных звездочек.– Присмотрели что-нибудь более интересное, чем ваш револьвер? – спросил Спаркс.– Я предпочитаю оружие, действующее безотказно, – ответил Дойл. – А что это за пятиконечные штучки?– Сакэн. Смертельное оружие японских ниндзя. Смерть наступает мгновенно…Дойл открыл дверцу и взял одну из звездочек: она была сделана из сверхпрочной стали, и концы ее были очень острыми. На вес звездочка была необычно легкой.– Должен признаться, Джек, что эта смертельная штука не выглядит такой уж опасной.– Забыл уточнить: ее концы надо обмакнуть в яд.– Хотите попробовать? Их очень легко прятать, но не следует забывать об осторожности, чтобы не уколоться самому.– Нет, спасибо, – сказал Дойл и положил звездочку на место.– Я собирал эту коллекцию оружия по всему свету. Если бы человек использовал свои способности не для изобретения новых видов оружия, а для чего-то полезного, благосостояние и счастье для всех было бы уже достигнуто.– А небось придумают еще чего пострашнее, – философски заметил Ларри, разминая сигарету.– Джек, а что вы храните в этой картотеке? – спросил Дойл.– Все-то вы примечаете, Дойл, – хмыкнул Спаркс, подмигнув Ларри.– Это наш архив, – сказал Ларри.– В каком смысле – архив? – удивился Дойл.– В этой картотеке собраны подробнейшие сведения о всех мало-мальски известных преступниках Лондона, – объяснил Спаркс.– Картотека совершенных преступлений?– Не только… Здесь все: возраст, место рождения, семейное положение, образование, способы совершения преступлений, тюремные дружки, личные пристрастия, количество арестов и сроки тюремного заключения и так далее, – проговорил Спаркс, продолжая колдовать над пробирками. – Такой информации вы не найдете ни в Скотленд-Ярде, ни, смею утверждать, в любом другом полицейском управлении.– Наверняка полиция располагает подобными данными, – возразил Дойл.– Нет, в такой полноте не располагает. Борьба с преступностью – это искусство и наука одновременно. А в полиции считают, что ловить преступников можно и без особых умственных усилий. Можете взглянуть на плоды моей деятельности.Дойл наугад выдвинул один из ящичков, в котором в алфавитном порядке выстроились карточки. Вытащив одну из них, Дойл с удивлением обнаружил, что она испещрена какими-то закорючками; понять что-либо было невозможно.– Но это же нельзя прочесть, – пожав плечами, сказал Дойл.– Естественно. Информация столь деликатного свойства должна быть зашифрована. Если она попадет в чужие руки, будут большие неприятности, верно?Дойл вертел карточку в руках, однако расшифровать эти иероглифы ему оказалось не под силу.– Представляется мне, что шифр – тоже ваше изобретение.– В некотором смысле… Я использовал свои знания математики, урду, санскрита и ряда финно-угорских языков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52