– Не урони.
– Спасибо, – сухо сказал Дилан, принимая от брата его ношу.
У Реджины перехватило дыхание. Вода была по-настоящему холодной. Она хлюпала на уровне ее щиколоток, намочила джинсы.
Она заставляла себя идти вперед, пригибаясь, чтобы не цепляться о свод. Ее руки слепо ощупывали дорогу, сбитые дрожащие пальцы натыкались на шершавые камни. Она боялась воды, боялась того, что, будучи невидимым в темноте, могло жить там.
Она напоминала себе индейку, оттаивающую в мойке после холодильной камеры. Дрожь пробирала ее до костей. Она попросту замерзала. А в воде температура тела будет падать еще быстрее. У нее может быть гипотермия. Она может умереть.
Конечно, она может умереть и просто сидя в темноте в ожидании того, кто никогда за ней не придет.
Она сжимала стучавшие от холода зубы и скользящим шагом продвигалась по неровному дну.
Пресвятая дева Мария, Матерь Божья, не дай мне попасть в расщелину… Подвернуть колено… Споткнуться о камень…
Ноги ее онемели, пальцев она не чувствовала вообще. Вода подползала к ее коленям, доходила до бедер. Насколько здесь глубоко? Она жалела, что у нее нет палки, чтобы ощупывать дорогу и проверять холодную черную пустоту впереди. Если Иерихон пришел с этой стороны, у него должен был быть фонарь. Сапоги. Защитная каска.
Возможно, он притащил ее вовсе не отсюда. Но другую сторону туннеля она уже проверила. Что еще остается?
Холод ударил ее в живот, и она не смогла этого выдержать. Облачко мочи выплеснулось в ледяную воду. Реджина содрогнулась от облегчения, стоя в собственной моче, казавшейся ее замерзшему телу такой теплой. Она заставила себя зайти еще глубже в воду и в темноту.
Вода уже доходила ей до пояса. До груди… И вдруг она почувствовала холодное течение на уровне щиколоток. Сверкнула искорка надежды: где-то было отверстие, вода куда-то текла! Она напряженно вглядывалась в темноту. Во влажном черном воздухе на поверхности воды плавали серебристые пятна и красные паутинки. Темнота была столь же материальным барьером, как и вода, – холодным и удушливым. Она двигалась через нее, проталкивалась сквозь нее, когда внезапно с размаху ударилась головой в каменный свод.
Она почувствовала взрыв боли, перед глазами поплыли звезды и засверкали молнии. Она резко согнулась и окунулась лицом в воду. Она не могла дышать и в панике глотала воду, отплевываясь и задыхаясь. Она оказалась зажата между низким сводом и поверхностью холодной воды. Ловушка! Она прижала ладони к скале, пытаясь найти выход, как слепая, читающая с помощью азбуки Брайля. Туннель уходил вниз. Свод касался воды. Она попала в западню.
Нервы у Реджины не выдержали. Она принялась бить руками по стенам и воде, кричать и сыпать проклятиями. Она хотела наружу. О боже, как она хотела выбраться отсюда!
Тяжело дыша, она стояла по грудь в ледяной воде. Лицо было мокрым, волосы тоже, одежда прилипла к телу.
Она закусила губу и почувствовала вкус крови, соли и поражения.
Вкус соли…
Она подняла руку и облизала пальцы. Вкус соли определенно стал сильнее. Или, может, она просто больше хотела пить? Она замерла, вслушиваясь в периодически возникавший глухой звук, и почувствовала, как между ногами движется вода. Сердце ее дрогнуло. Куда она течет? Она не могла этого определить. Что будет, когда наступит отлив, откроется ли здесь проход?
Неужели она все-таки нашла выход?
Дрожа от холода и отчаянной надежды, Реджина на ощупь двинулась обратно, в темницу внутри скалы, чтобы дождаться отлива.
Дилан стоял за желтой лентой, натянутой поперек дорожки к ресторану Антонии – руки в карманах, каждая мышца напряжена. Через полупрозрачное зеркальное стекло витрины он видел суетившихся внутри людей, которые с кисточками, пакетиками, кусочками липкой ленты системно продвигались по залу для посетителей. Они попусту теряют время. Они понятия не имеют, что ищут. И с чем столкнулись. Отпечатки пальцев и ворсинки с ковра не помогут вернуть Реджину.
Калеб мобилизовал добровольцев, чтобы прочесать десять квадратных миль острова, аккуратно разбитых на квадраты поиска, сосредоточив особое внимание, в первую очередь, на участках вокруг ресторана и лагеря бездомных. Дилану хотелось броситься вслед за ними, бежать, выкрикивая ее имя. Бесполезная человеческая суета. Бессмысленные человеческие эмоции.
Но они, по крайней мере, хоть что-то делали.
Он сжал кулаки. Конн направил его сюда, чтобы он наблюдал, а не действовал.
Но эта пассивность убивала его. Реджина пропала. Исчезла!
И Дилан с отчаянием сознавал, что его бездействие убивает и ее.
Кулаки у него чесались. Ему хотелось добраться до этого Иерихона и бить его до тех пор, пока он не признается, что с ней сделал. Однако Иерихон находился под охраной в больнице в ожидании вертолета, который отвезет его в госпиталь на материк, чтобы обработать ожог. Но даже если бы лежавший сейчас без сознания человек и пришел в себя, он все равно не был бы в состоянии рассказать Дилану больше, чем тот уже знал.
Реджина пропала. И он должен был ее найти.
Она была всего лишь человеком, тем не менее… он чувствовал, что связан с ней. У них была сексуальная связь. Если бы он обладал большей силой или если бы соединявшие их отношения были более прочными, он мог бы использовать это, чтобы отследить ее.
Но ниточка между ними была слишком тонкой, чтобы он мог последовать за ней. В памяти всплыли большие карие глаза и горькая улыбка, смутившая его.
Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.
Его обожгло отчаяние, и, что еще хуже, он ощутил, что в нем зародилось чувство вины. Он мог бы заставить ее изменить свое мнение. Он мог бы сказать ей, пообещать… Что? Она была человеком. Он был селки.
Она пропала.
Он должен найти ее.
– Бабушка говорит, что ты знаешь, где моя мама.
Вздрогнув, Дилан взглянул вниз. Из-за желтой ленты на него хмуро смотрел Ник Бароне: подбородок независимо выставлен вперед («поцелуй меня в задницу!»), но в глазах – неприкрытое страдание. В животе у Дилана заныло.
– Она сама тебе такое сказала? – осторожно спросил он.
– Я слышал, как она говорила это шефу Хантеру. Так ты знаешь? – настаивал Ник. – Знаешь, где моя мама?
– Нет. – Какое плоское и пустое слово! – Но я ее найду.
Обещание, которое он не дал Реджине, было почему-то проще дать этому мальчику. Ее сыну. Ник смотрел на него скептически.
– Как?
– Пока не знаю, – признался Дилан.
Лицо Ника превратилось в вежливую маску ребенка.
– А-а-а… Хорошо. Спасибо.
Мальчишка ему не поверил. А с чего бы ему верить? Нику не нужен был посторонний, который рассказывает, что все будет хорошо. Ему нужна была мама.
Взгляд Дилана устремился в сторону улицы. Желтая лента притягивала к себе столько же народа, сколько и отпугивала. Время шло, расследование и разговоры вокруг него продолжались, однако большинство людей, не задействованных в поисках, постепенно вернулись к своим обычным делам: к покупке продуктов, работе, нормальной жизни.
– Тебе не следует оставаться одному, – сказал Дилан, прекрасно понимая, что это прозвучало как наставление из уст добропорядочного туповатого взрослого. Он решил попробовать еще раз. – Где твоя бабушка? Ник неопределенно подернул плечом.
– Она знает, что ты здесь?
Мальчик опустил глаза.
– Шеф Хантер сказал, что хочет со мной поговорить, – пробормотал он.
Внезапно Дилан увидел себя в четырнадцать лет – испуганного и одинокого, ожидающего в Кэйр Субае, когда его мама вернется из моря домой. Только она уже не пришла. И тогда Конн взял его под свое крыло. Нику тоже нужен кто-то, кому он мог бы доверять, кто мог бы поддержать его, дать ответы на его вопросы.
Кто-то такой, как… Калеб.
– Я сейчас его приведу, – сказал Дилан и нырнул под желтую ленту.
Дилан толкнул дверь в ресторан, и над головой его звякнул колокольчик. Перед одной из кабинок на коленях стоял мужчина в темно-синей куртке полиции штата. Он раздраженно поднял на него глаза.
– Чего вам?
– Мне нужен Калеб.
– У вас есть какая-то информация по этому делу?
– Нет.
– Тогда проваливайте к чертовой матери с места происшествия!
Дилан молча прошел мимо него.
– Эй!
Возглас полицейского догнал его уже в кухне. Там он нашел Калеба, который стоял возле обитой нержавейкой стойки и наблюдал, как еще один мужчина опускает в конверт какой-то блестящий предмет.
Каждая мышца на теле Дилана напряглась.
– Где вы это взяли?
– Тебе это знакомо? – спросил Калеб.
Дилан пристально смотрел на небольшой золотой крестик, поблескивавший на мелкой золотой цепочке. Во рту у него пересохло, в голове шумело.
– Это Реджины. Должно быть, крестик был на ней, когда Иерихон схватил ее. Поэтому у него на руке этот ожог. Где вы его нашли?
– В ведре для швабры, – коротко ответил Калеб. – При первом осмотре я его пропустил.
Второй мужчина быстро взглянул на Дилана, потом на Калеба.
– Кто этот парень и почему ты делишься с ним подробностями дела?
Калеб смутился.
– Мой брат Дилан. Детектив Сэм Рейнолдс из Управления уголовных расследований штата Мэн.
Дилану было все равно, кто это. Шум в голове заглушал все остальное. Он протянул руку к цепочке.
– Дайте ее мне.
– Зачем?
– Он у тебя что, сумасшедший? – спросил Рейнолдс.
– Она носила его постоянно, – сказал Дилан Калебу.
Тотем убитого Христа, ярко сиявший на ее груди, личный оберег, более могущественный, чем чернильный трискелион на коже. Он должен был защитить ее. Вероятно, так и произошло. Но теперь защита с Реджины сорвана, а сама она находится неизвестно где, совсем беззащитная.
Впрочем, не совсем беззащитная, подумал он, вспомнив ее силу воли и острый язык. Тем не менее она оставалась всего лишь человеком и была совсем одна.
Он надеялся, что она одна. Потому что если она в руках демона…
– Это связующее звено, – объяснил он, чувствуя, как по жилам, передаваясь голосу, волнами пульсирует нетерпение. – Я могу использовать крестик, чтобы найти ее. Дайте цепочку мне.
– Не могу, – с сожалением сказал Калеб. – Это вещественное доказательство. Мы пошлем цепочку в криминалистическую лабораторию на обследование, и тогда…
– Цепочка не скажет вам больше того, что вы уже знаете, – сказал Дилан.
Калеб скептически приподнял бровь.
– А тебе скажет?
Дилан выдержал его взгляд и протянул руку.
– Да.
– Нет, – возразил Рейнолдс. – Мы не можем пользоваться услугами какого-то сумасшедшего, даже если он твой брат. Выведи его отсюда к чертовой матери!
Дилан не обратил на его слова внимания. Взгляд его был прикован к брату, в ушах тяжело стучал пульс.
– Хорошо, – сказал Калеб.
И уронил цепочку на ладонь Дилана.
Реджина сжалась в комочек в своей безмолвной темнице внутри скалы. Темнота все-таки не была хуже холода. Темнота не могла убить ее. А холод мог.
Время не стояло на месте. Сколько уже прошло? Несколько минут? Несколько часов?
Вода по-прежнему пропитывала ее волосы, футболку, джинсы. Холод пронизывал ее одежду. Ее кровь. Ее кости.
Гнетущая тишина и безжалостная пустота высасывали из нее энергию. Подавляли дух. Путали мысли.
Она задремала. Иногда она видела сны – лицо сына, голос матери, ребенок внутри нее – и просыпалась со слезами. И снова одна. Одна, как всегда.
Прости меня, мама. Я не хотела, чтобы ты одна воспитывала еще одного ребенка.
Все в порядке. Это неважно.
Но это было важно. Очень важно.
Услышав звук капающей воды, она подняла голову. По крайней мере, сейчас она уже не так сильно дрожала. Ей хотелось видеть в этом добрый знак. Ее тело, однако, считало иначе. Дыхание стало свистящим. Суставы болели. Голова казалась свинцовым шаром – такой же тяжелой и пустой. Так легко снова опустить лицо в колени и провалиться в сон… Ей даже не нужно будет закрывать глаза. Здесь так темно…
Реджина резко подняла голову и выругалась. Пора вставать. Пора двигаться.
Она услышала, как шум капель превратился в бульканье, которое переросло в журчание, и в ней снова вспыхнула искорка надежды. Должно быть, наступил отлив. Время еще раз попробовать найти выход.
Как холодно! Она заставила себя пошевелиться, и тело протестующе задрожало. Все болело, но она встала. И тут же закусила губу, испытывая боль от покалывания в затекших руках и ногах. Она не видела своих ног, не чувствовала пальцев на ногах…
Она медленно двинулась вперед, опираясь о стену.
Всплеск.
Сбитая с толку, она замерла. Ее вялое сознание боролось с информацией, которую посылали ноги. Она уже достигла воды. Но это был не отлив. Вода текла не в ту сторону.
Вода поднималась!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Начинался прилив. Дилан стоял на краю мыса, где суша обрывалась в беспорядочное нагромождение камней и брызги прибоя. Под ним была темная полоса елей, потом начинался берег, пенистая вода, разбивающаяся о черные скалы. А дальше до самого горизонта тянулся океан – белые гребни волн, бегущие по воле ветра, словно кони Ллира.
Ветер свистел у Дилана в ушах. Сердце его терзало сомнение.
Ему никто не поручал восстать против власти Ада. Он должен был вызвать хранителя и попросить совета.
Допустим, Конн услышит его и ответит.
Допустим, помощь подоспеет вовремя.
Ветер, теребя одежду и волосы Дилана, смеялся над ним. Волны бились в такт ударам его сердца.
Это было ему не нужно. И она ему не нужна! Он сам стал свидетелем распада брака родителей, запутанной сети из любви, одержимости и обид, которая вытащила из моря его мать. Он никогда не даст ни одной женщине такой власти над собой.
Но это не означало, что он не может воспользоваться своим могуществом, чтобы найти Реджину. Чтобы ее спасти.
Он всегда был специалистом в области малой магии. Он мог вызвать волну, женщину, бриз. Для удобства, для развлечения, из чувства обиды. Но это не имело существенных последствий, никогда ранее ничего от его умений не зависело.
Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.
Действительно.
Крестик лежал у него на ладони. Он протянул руки навстречу ветру, с досадой отметив, что они дрожат.
Он посмотрел на покрытую рябью гладь моря, напоминавшую лист кованого серебра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29