Нас рожают женщины, и от этого, собственно, и происходят все наши беды. В первые годы жизни мы целиком и полностью зависим от женщин, иначе нам просто не выжить: так установлено самой природой, то же самое происходит у всех млекопитающих. Я читал, что в первобытных племенах был такой обычай: когда мальчики достигали половой зрелости, их отправляли «в большой мир», бросали в джунглях совсем одних или применяли какой-то другой, столь же варварский метод воздействия – чтобы они проявили себя как мужчины и смогли выжить сами, без материнской опеки. Таким образом, насколько я понимаю, повзрослевшие мальчики разрывали тесную связь «мама – сын» и становились мужчинами, самостоятельными и уверенными в своих силах. И этот обычай сохранился по сей день – у диких племен, еще не испорченных цивилизацией.
Но мы живем в обществе, где мужчин поощряют навсегда сохранить эту связь с породившей их женщиной. Как это ни унизительно, но многие взрослые мужики просто не в состоянии обойтись без своих обожаемых мамочек. Однако пагубное женское воздействие не ограничивается только этим. Есть еще секс. И как только мы познаем радости секса, мы вновь отдаемся на милость женщин: они становятся незаменимыми спутницами жизни, нашими лучшими половинами, хозяйками дома, матерями семейства, они согревают нам постель, пришивают нам пуговицы, проявляют сочувствия, заполняют квитанции и счета. Причем мы сами стремимся пойматься в эту ловушку, мы позволяем им нас унижать, обвинять нас в никчемности, инфантилизме, полной житейской несостоятельности – что подразумевает, что нам без них просто не выжить. Женщины говорят, что им нужен сильный мужик, и при этом делают все возможное, чтобы превратить нас в слабых, безвольных тюфяков. Так что, конечно, я злюсь на женщин и жажду отмщения. Хотя, как правило, я себя контролирую. И обычно справляюсь с такими порывами, подавляя свои сексуальные устремления – образно выражаясь, охлаждая разгоряченные яйца в морозильной камере. Но кто знает, какие тут могут возникнуть побочные действия.
Большинство женщин уверены, что мужчины только и думают, как бы залезть к ним в трусы. А я всегда думаю: нет, стервоза ты этакая. Ничего у тебя не выйдет. Я не доставлю тебе удовольствия – чтобы ты там возомнила о себе невесть что, потому что у тебя есть что-то такое, что мне так отчаянно нужно. Ты сама будешь меня умолять, чтобы я тебе вставил, а если не будешь, то и иди себе, милая, восвояси. А я как-нибудь обойдусь без твоего сокровища. Хотя, нет… это уже крайности. Лучше так: либо ты мне даешь, либо ты мне совершенно неинтересна. Для меня унизительна сама мысль о том, чтобы обхаживать женщину, добиваясь ее благосклонности. Да, я это делал не раз. Но это унизительно. И я ненавижу себя за это. Так что в последние несколько месяцев я пытался жить так, чтобы никоим образом не зависеть от женщин – нет, не в смысле, что я сам готовил себе еду, сам пришивал отлетевшие пуговицы, приходил-уходил, когда хочется, и дрочил, не мучаясь чувством вины. Тут все серьезней и глубже. Для чего, собственно, мы и затеяли этот поход на север. Для меня это не столько духовная одиссея, сколько убогая и недоразвитая попытка «уйти в большой мир», куда меня следовало отправить еще лет в тринадцать.
Может быть, некоторым мужчинам в нашем феминизированном обществе удается разрешить эту мучительную дилемму посредством гомосексуализма. Счастливые люди. Мои гормоны устроены так, что для меня это – не выход. Стоит лишь приоткрыть дверцу морозильной камеры, как они начинают беситься и требовать «сладенького».
Сейчас мне уже удалось побороть чувство вины, сопровождавшее эти противоречивые устремления, но зимой 1978 года, когда мне было двадцать четыре, и я жил в Ливерпуле, и Йоркширский Потрошитель еще гулял на свободе, я всерьез начал задумываться, а не обо мне ли они сообщают в десятичасовых новостях? Не меня ли они ищут?
В 20.00 мы разбили лагерь в пяти милях от Хельсинки. Здесь мы займемся последними приготовлениями перед битвой и выпьем сомы, крепкого волшебного зелья, которое варится из грибов мухоморов, amanita muscaria. Лапландские шаманы считают, что это зелье, если добавить туда определенные тайные коренья и травы, открывает духовное око – но только у истинно чистых душой, и позволяет им прозревать абсолютную объективную реальность; и никакая магия, даже нечистая паутина Майи, паутина иллюзий, сплетенная самой Царицей Тьмы, не способна ввести в заблуждение чистую душу, вкусившую сомы.
Фабио сложил небольшой костер и поместил над огнем котелок. В котелок он насыпал снега, потом добавил грибов и каких-то трав со странным, душистым запахом. Потом сделал надрез у себя на запястье – маленьким ножом с кривым лезвием, – и передал нож нам. Мы с Биллом и Гимпо тоже надрезали себе запястья и протянули руки над котелком, так чтобы кровь капала в варево. Ритуал проходил очень буднично, по-простому, как будто мы просто заваривали себе чай. Фабио объяснил, что загадочные песнопения и эзотерические заклинания большинства магических ритуалов – это лишь видимость, чтобы сбивать с толку непосвященных и пугать детей; магия для настоящего мага – это простое и будничное занятие, ну, как заварить чашку чая.
Минут через двадцать сома была готова. Беспечная небрежность Фабио совершенно не подготовила нас к тому поразительному воздействию, которое оказала сома на наше привычное восприятие реальности. Уже секунд через двадцать после того, как мы отведали сладкого варева, чуть отдающего медью, все мои ощущения обострились и как бы сдвинулись, вышли на новый уровень. Теперь мы все общались телепатически. До того как я испил сомы, я мог лишь принимать мысленные послания; теперь у меня вдруг открылась способность их передавать.
– Хорошо, – сказал Фабио телепатически. – Я, разумеется, не сомневался, что вы чисты духом, но ведь никогда не знаешь, как все обернется. Если сомы отведает человек, чья душа не чиста на все 100 процентов, последствия могут быть страшными. У нечистых душой она вызывает адские видения, беспричинный страх, паранойю и необратимое безумие.
Может быть, я и был тем Потрошителем? Может быть, по ночам, когда мы с женой засыпали, я просыпался, брал только пальто и все необходимые инструменты, потихонечку выбирался из дома, переходил через Пеннинские горы, забредал в тихий, маленький городок в Йоркшире, творил свое черное дело и возвращался домой: ложился в постель и засыпал рядом с женой, прежде чем солнце поднимется над горизонтом и растопит морозный узор на окне с надтреснутым стеклом. Умом-то я понимал, что это бредовые мысли – как бы я перебрался через Пеннинские горы?! – машины у нас не было – но мне все равно было страшно. Это был настоящий страх, подлинный, неотступный. И еще – ощущение вины. Я даже написал песню. Она называлась «Неглубокая могила». Но ребята из группы, где я тогда играл, отказались ее исполнять.
Однажды в программе «Сегодня» на Радио-4 было интервью с каким-то полицейским психологом. Речь шла о Йоркширском Потрошителе, и психолог выразил опасение, что гормоны преступника успокоятся до того, как его поймают; в том смысле, что если они успокоятся, его побуждение/потребность убивать «этих» женщин исчезнет, и тогда его вряд ли удастся вычислить.
– А в каком возрасте у мужчины обычно успокаиваются гормоны? – спросил ведущий.
– В сорок лет, – ответил полицейский психолог. В сорок лет! Мысль отдалась рикошетом в мозгу.
То есть мне еще мучиться целых шестнадцать лет, прежде чем я смогу освободиться, забыть обо всякой опасности, связанной с этими кошмарными гормонами и этими женщинами, которых надо убивать, потому что так велит Бог. (Пассаж насчет Бога – это ирония, если вдруг кто не понял.)
Как вы, наверное, знаете, Йоркширским Потрошителем оказался Питер Катклифф. Его судили и признали виновным. К моему несказанному облегчению: значит, что это не я. Но все следующие шестнадцать лет я жил – и живу – только сегодняшним днем. И жду не дождусь своего сорокалетия, когда я смогу наконец освободиться. А эти шестнадцать лет – мой приговор. + Сейчас мне тридцать девять. До сорока ждать недолго: всего-то пять месяцев. Помните, несколько дней назад я купил этот ножик с пластмассовой рукояткой? Провожу пальцем по лезвию и чувствую, как у меня встает. Интересно, и что это значит?
Тут дело такое: я никогда не увлекался садомазохистскими фантазиями, у меня даже не возникало желания дать кому-то по морде, так чтобы сильно покалечить. Ни разу в жизни. Вот такая со мной беда: я вообще не признаю фантазий. Если мне хочется кого-то ударить, я подхожу и бью. Если мне хочется изнасиловать женщину, я беру и насилую. Всякая моя мысль – это уже побуждение к действию, но никак не фантазия. Как только я понимаю, что мне хочется что-то сделать, я должен сделать, что хочется. Во всяком случае, попытаться. Собственно, от этого и происходят все мои проблемы. А если вдруг у меня возникнут какие-то «потрошительные» желания… что тогда? Я не смогу просто так отмахнуться от них, записав их в разряд бредовых фантазий. Внутренний голос начнет подзуживать: «Ну, хорошо, если ты этого хочешь, Драммонд, так и делай, что хочешь. Ты мужик или кто?»
Остается всего пять месяцев: выдержу я или нет? Сумею ли я удержать темных демонов, что таятся в потусторонних глубинах моего замороченного подсознания – чтобы они не вырвались в мир сознательных мыслей? И проблема по-прежнему остается: что делать с женщинами?
– Это что, провокация? Ты нарочно? – Внутренний голос.
Нет, просто так оно все и сеть. И теперь, когда я это записал, мне надо над этим подумать. И всякие идиотские шуточки типа «с ними жить невозможно, но и без них жить нельзя» тут не помогут.
Женщинам проще. Даже если им это не нравится, и они не хотят этого признавать. У них есть вполне определенное предназначение. Они знают, зачем они здесь, в этом мире: они рожают детей, создают новую жизнь. После того как Господь Бог сотворил этот мир и создал жизнь, он совершил еще один величайший акт творения: дал нам возможность плодиться и размножаться – то есть созидать жизнь самим. Но роль мужчины в этом процессе – помимо оплодотворения – весьма незначительна. Я бы даже сказал, что мужчина тут в принципе ни при чем. Новую жизнь творит женщина. В ней – все волшебство. Да, да, я уже слышу, как вы смеетесь над моим поверхностным, сверхупрощенным пониманием предназначения мужчины и женщины, но вы все же выслушайте до конца…
Мы, мужчины, не знаем, зачем мы пришли в этот мир. Нам никто не сказал, каково наше предназначение. И мы пытаемся обнаружить смысл нашего существования, мы придумываем законы, изобретаем богов. Мы создаем умозрительные идеалы и размечаем границы стран, чтобы у нас было, за что воевать. Мы учреждаем футбольные чемпионаты, в которых надо обязательно побеждать. Мы не можем рожать детей – что означает творить новую жизнь, – и поэтому мы бесконечно и жалостно ищем, чего бы такого создать: сочиняем Пятые Симфонии, расписываем Сикстинские капеллы, пишем «Взлеты и падения» и постригаем лужайки, чтобы наш газон был самым лучшим во всей Англии. Но, по большому-то счету, все наши творческие потуги – это обыкновенная суходрочка. Ни одно даже самое гениальное произведение, созданное мужчиной, никогда не сравнится с тем, на что способна любая баба. Ну, или почти любая. Мы, конечно, стараемся, очень стараемся, и восхищаемся теми, у кого получается лучше, чем получилось у нас; мы награждаем их славой, деньгами и, может быть, местом в истории, чтобы их помнили еще долго. Сколько мы тратим на это времени и сил – страшно подумать. Но мы все равно никогда не сумеем стать истинными творцами.
Все споры насчет того, почему все величайшие произведения искусства, равно как и другие великие достижения были созданы и достигнуты почти исключительно мужиками – они совершенно бессмысленны. Нет, вовсе не потому, что мужики подавляют в женщинах творческие порывы, всячески их принижают и не допускают на поле битвы, в студию, в здание суда, в угольную шахту, ну и где там еще достигались великие достижения и производились великие произведения; просто женщины и не особенно рвутся творить-созидать – а зачем напрягаться, если каждая может создать величайшее из творений прямо здесь, у себя в животе?! Да, я знаю, что и среди женщин тоже были гениальные писательницы, композиторши и художницы, но свои лучшие работы они создали не в то время, когда вынашивали и растили детей. Я даже больше скажу: покажите мне женщину-писательницу, композиторшу или художницу, а я покажу вам бесплодное чрево, лесбиянку или старую деву, обломанную по жизни. Да, я не спорю: мир стал бы беднее и тоскливее без этих великих женщин. При восприятии и отображении внешнего мира женская точка зрения тоже важна, я бы даже сказал, просто необходима, но в общем и целом женщинам это не нужно.
– Какая ты снисходительная скотина! – внутренний голос.
Разумеется, время от времени в истории возникает кризисная ситуация, когда женщины заявляют о своих правах в мире, принадлежащем мужчинам, и стремятся порвать цепи, которыми их приковали к кухонной раковине. Это, конечно же, правильно и справедливо, потому что кому же захочется жить со скучной, неразвитой бабой, которая только и говорит, что о детях и о том, как наш Джонни успевает в школе?
Но давайте все-таки поговорим о нас, бедных и в чем-то трогательных мужиках, которые размахивают своими болтами, носящими гордое имя «мужское достоинство», извергают потоки недоделанной мудрости/лжи и соперничают друг с другом за право попасть в список «Великие скучные люди прошедшего дня» в «Private Eye». Еще с шестого дня Творения, когда Господь Бог произнес эту ужасную фразу: «Да произведет земля душу живую по роду ее…», и стало так, женщины сразу же поняли, что надо делать – рожать детей. А вот мужчины так до сих пор пребывают в растерянности, а что делать им. Да, мы создаем иллюзию бурной деятельности, мы притворяемся, что без нас мир просто рухнет, мы изобретаем культуру, которую надо поддерживать и продвигать;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47