– Мадам, это я, Золтан, – сообщил водитель, тщательно вытирая ноги, прежде чем войти в дом.
– Золтан, – произнесла она, с трудом сдерживаясь, – думаю, пришло время сказать правду.
– Правду? – У Золтана забегали глаза, в панике он оглянулся, будто искал путь к отступлению, но Мэгги с пугающей решимостью преградила ему путь. В новых красных туфлях она была на шесть дюймов выше.
– Не будешь ли ты любезен сообщить мне, где обнаружил тело моего мужа?
– Я же говорил вам – его нашли в офисе. Ширли и…
– Золтан! Я знаю про Мойсхен.
– Мойсхен… Знаете… Ясно… – Золтан переминался с ноги на ногу, являя собой весьма жалкую картину. – Ну, тогда… вы все знаете.
– Что знаю?
– Где умер посол. – Казалось, он вот-вот расплачется.
– Потому что он умер с Мойсхен?
– Ну… да, так можно сказать.
– В постели с Мойсхен?
– Вероятно, они могли быть в постели, да.
– И Мойсхен позвонила тебе?
– Миссис Моргенштерн позвонила мне – да, это верно.
– А ты позвонил доктору Бентону?
– Да.
– И доктор Бентон вызвал «Скорую помощь»?
– Да.
– И вы все встретились в квартире миссис Моргенштерн?
– Да.
– И все вместе поехали в больницу?
– Нет, миссис Моргенштерн осталась.
– А потом ты позвонил мистеру Макинтошу?
– Да.
– А мистер Макинтош позвонил мне?
– Да, мистер Макинтош, должно быть, позвонил вам, да.
– Пойду приготовлю тебе кофе, – смягчилась Мэгги.
Молча потягивая кофе, водитель зажег сигарету. Она ждала, пока он докурит. Золтан, как обычно, ткнул окурок в пепельницу и описал им пару кругов, удостоверяясь, что он точно погас.
– Золтан, у меня к тебе предложение, – произнесла Мэгги. – Ты поможешь мне расквитаться с Мойсхен. А я беру тебя на работу на все это время и буду платить твою обычную зарплату.
У Золтана настороженно встопорщились усы.
– Я не могу нарушать закон, мадам, я не могу. У меня только временное разрешение, и если…
– Я не буду просить тебя нарушать закон. На лице Золтана отразилось облегчение.
– Ну если только самую малость… – добавила Мэгги.
Он вновь закурил.
– Прежде всего ты покажешь мне, где живет Мойсхен.
– Думаю, будет дождь, – произнес Золтан еле слышно.
Они поехали по улице Реннвег, повернули направо – на улицу напротив Бельведера. Золтан остановил машину перед большой деревянной парадной дверью многоэтажного здания, но не стал глушить двигатель.
– Мадам, – умолял он, – не надо вам туда подниматься. Миссис Моргенштерн…
– Не волнуйся. Я не собираюсь устраивать скандал. Где ее окна?
Шофер указал на ряд красиво оформленных окон на втором этаже. Сквозь стекло виднелись тяжелые драпировки с фестонами.
– У посла был ключ?
Золтан еще сильнее встревожился.
– Да, полагаю, у него мог быть ключ… Я не знаю.
– И где этот ключ теперь?
– Наверное, с вещами, которые я принес из посольства.
– Тогда поедем обратно и поищем их.
Мэгги решительно вышла из лифта, Золтан уныло плелся следом. Она направилась прямо в спальню для гостей и вытряхнула на кровать все, что находилось в одной из коробок. Мелкие монеты, ручки, канцелярские кнопки и чернильные картриджи рассыпались по покрывалу, среди них оказалось несколько связок ключей. Мэгги узнала ключи от резиденции. Взглянула на шофера, указывая на другую связку.
– Эти – от кабинета, – сказала она, приподнимая ключи с брелком в виде миниатюрного золотого мячика для гольфа. Когда-то она сама подарила этот брелок мужу на день рождения. Еще одна связка ключей была прицеплена к серебряному дельфину. – А эти?
У Золтана судорожно задвигался кадык.
– Эти, должно быть, от квартиры миссис Моргенштерн.
Мэгги бросила ключи в сумочку.
– Но, мадам, вы же не можете просто войти туда и…
– Не волнуйся, – успокоила его она. – Я не собираюсь ставить тебя в неудобное положение. Ты узнаешь наверняка, когда миссис Моргенштерн будет отсутствовать. Именно в это время и заглянем к ней.
Той ночью Мэгги долго не могла уснуть. Металась и ворочалась, обдумывая план мести злодейке. По одному из сценариев она должна была сразиться с Мойсхен на ее территории. Придя домой, Мойсхен обнаружит Мэгги, расположившуюся в кресле, аккуратно скрестив ноги, в зеленом платье, которое так любил Джереми, – с новыми красными туфлями оно будет смотреться еще интереснее. Может, к тому времени она даже успеет немного сбросить вес.
«Что вы делаете в моем доме?» – возмутится Мойсхен. И получит ответ: «А что вы делали в постели моего мужа?»
Вновь и вновь Мэгги в мыслях осыпала бесчисленными колкостями соперницу. Она вообразила, как столкнется с Мойсхен в опере. Мэгги никогда раньше не ходила в оперу – Джереми считал это удовольствие слишком дорогим, но на этот раз она там появится, и не на обычном спектакле, а на премьере. Кто-нибудь представит женщин друг другу. «Вы знакомы с Мойсхен Моргенштерн?» Мэгги грациозно кивнет и повернется к спутнику Мойсхен: «Чей-то муж, я полагаю?»
Когда сон начал овладевать ею, мысли стали расплываться и сцены встречи с Мойсхен были уже не так эффектны. Вот женщины случайно сталкиваются на Картнерштрассе. На Мэгги шикарная меховая шапка, которая очень ей к лицу. Нет, не пойдет – у нее нет меховой шапки, и вообще она не любит мех. «Ой, смотрите-ка! – говорит она своей спутнице… Кто это может быть? Возможно, жена перуанского посла. – Вот маленькая шлюшка, с которой спал мой муж». «Я не маленькая шлюшка!» – протестует разъяренная Мойсхен. «О нет, конечно, нет, – соглашается Мэгги. И наносит последний сокрушающий удар: – Ты большая шлюха!» Сон окончательно сморил ее, когда она колотила Мойсхен по голове каблуком ярко-красной туфли «Феррагамо».
В болезненных фантазиях Мэгги Мойсхен всегда представала красавицей. Почему-то при таком раскладе предательство мужа казалось менее обидным, чем если бы его любовница была невзрачной маленькой толстушкой. Однако в глубине души Мэгги осознавала нереальность придуманных сюжетов. В итоге идеальное решение пришло во сне.
На следующий день Мэгги проснулась поздно. Как и всегда на протяжении всей совместной жизни с Джереми, ее рука потянулась на его половину кровати. Где бы они ни жили – в Вашингтоне, еще в молодые годы, или позже – в Лондоне, Риме, Париже, Вене или Будапеште, – Мэгги всегда спала справа от мужа. Холод простыни бесцеремонно вернул ее из прошлого в настоящее. Каждое утро с момента смерти Джереми, в секунды неопределенности, предшествующие пробуждению, когда человек будто витает между сном и явью, ей казалось, что все как прежде. А потом реальность с жестокой, неумолимой решительностью врывалась в ее сознание. И вновь она поспешно отодвинулась от края пропасти. Рядом никого не было.
Немного поколебавшись, Мэгги громко выпустила газы и восхитилась собственной наглостью. Развалившись в полном одиночестве на правой стороне кровати, она сконцентрировалась на новом, непривычном ощущении: она могла расслабиться и никуда не спешить – впереди был целый день, и никто от нее ничего не ждал. Ни званых обедов, ни встреч, не придется даже воевать с Эсмеральдой. Делай что хочешь. Мэгги уже не находила свободу, уготованную ей в будущем, столь пугающей. Заваривая чай, она занялась обдумыванием технических деталей возмездия, которое должно было обрушиться на ничего не подозревавшую Мойсхен.
При жизни Джереми утро было любимым временем суток Мэгги. Ее муж-жаворонок с готовностью вскакивал с первым же пронзительным призывом будильника. А она пила чай в постели, полулежа на подушках, и слушала плеск воды и присвист, доносившиеся из ванной. В отличие от Мэгги, Джереми предпочитал не просто быстро принять душ, а понежиться в горячей ванне. И любил насвистывать старомодные водевильные песенки – такие как «Человек, который сорвал банк в Монте-Карло» или «Бешеные псы и англичане». «А в последнее время, – подумала она со злостью, – он напевал венскую «Fiakerlied»».
Затем он с громким хлюпающим звуком восставал из мыльной пены, и сквозь открытую дверь ванной комнаты было видно, как он, обернув вокруг талии полотенце, намазывает пеной для бритья свои румяные щеки. Джереми никогда не пользовался электробритвами – Мэгги подарила ему одну на Рождество, несколько лет назад, но она так и осталась в коробке. Иногда он выглядывал с помазком в руке, внезапно вспомнив о каком-нибудь деле, и изрекал что-то вроде: «Дорогая, не забудь, пожалуйста, что мой смокинг в чистке». А потом уходил на работу, глухо стуча по паркету каблуками начищенных туфель – в безупречном костюме, неярком галстуке и подобранных в тон галстуку носках, распространяя вокруг аромат своего любимого мыла «Флорис». «Увидимся вечером», – говорил он обычно. Каждое утро последние двадцать пять лет.
Прихлебывая чай, Мэгги подумала, сколько уверенности людям придают ритуалы. Джереми находил чай «Эрл Грей» в пакетиках слишком тривиальным и пил только особый купаж, который специально доставляли для него из «Фортнума энд Мейсона» в любую страну, где бы он ни находился. Мэгги не любила сюрпризов и неожиданных перемен в повседневной жизни. Настоящее удовлетворение ей приносило постоянство, неизменный статус-кво – дни, плавно, без потрясений, перетекающие один в другой. Так будет всегда, не сомневалась она. Ей это нравилось, и она считала, что муж разделяет ее мысли. Теперь стало ясно – Мэгги серьезно ошибалась, но Джереми уже не было рядом. Спросить не с кого. Слишком поздно спрашивать – и это сводило ее с ума.
Золтан появился у дверей ровно в девять. В этот раз на нем не было темного костюма с темно-синим галстуком – униформы водителя посольства. Теперь он больше смахивал на угрюмого ковбоя в своей клетчатой рубашке и новых джинсах, сильно подвернутых, будто он рассчитывал еще здорово вырасти или боялся, что они безнадежно сядут при стирке. На ногах у него были светло-серые мокасины с тканой аппликацией – явно восточноевропейский стиль. Золтан поглаживал усы длинным ногтем на мизинце, всегда раздражавшим Джереми. «Для чего ему такой длинный ноготь? – бывало, спрашивал он. – Выковыривать серу из ушей? Или в качестве отвертки?»
Золтан погасил окурок.
– Миссис Моргенштерн уехала в отпуск на две недели. С сегодняшнего дня.
– Откуда ты знаешь?
– Она позвонила и сказала, что у нее остался портфель посла. Хотела, чтобы я пришел и забрал.
– И ты ходил к ней забирать портфель?
– Да, вчера вечером.
– Как она выглядит? – не удержалась Мэгги.
– Примерно как всегда, – уклончиво ответил Золтан.
– Красивая и элегантная?
– Да, я полагаю. Она казалась усталой.
– А, ясно. – Мэгги хотела расспросить подробнее, но не стала. – В квартире есть еще кто-нибудь?
– Только Фатима, но миссис Моргенштерн сказала, что даст ей отпуск. Поэтому я и должен был забрать портфель вчера, пока они обе не уехали.
Фатима! Так вот где оказалась кузина Эсмеральды. Джереми спрашивал у Эсмеральды, не знает ли она кого-нибудь, кто мог бы поработать у его коллеги. Мэгги почувствовала приближение очередного приступа ярости. Если Фатима работала в доме Мойсхен, значит, Эсмеральда все знала. И молчала. Мэгги показалось, что она задохнется от ощущения невыносимой атмосферы всеобщего заговора, окружавшей ее.
– Мы идем покупать рыбу, Золтан, – с нехорошим блеском в глазах произнесла она. – Много рыбы.
Где бы они с мужем ни жили, Мэгги обожала рынки – в отличие от Джереми, предпочитавшего гигиеничные, рационально спланированные супермаркеты. А она любила поболтать с людьми, стоявшими за прилавком, особенно с деревенскими женщинами в платках, с красными руками, пахнущими карболовым мылом. Любила звуки, царившее вокруг радостное возбуждение, дружеские перепалки продавцов, громкие голоса, театральные жесты, непристойные шутки, не до конца понятные ей. В такие минуты ей представлялось, что она одна из них, обычная женщина, а не жена посла, отгороженная ширмой протокола от реальной жизни. Одним из самых любимых был «Нашмаркт» с рядами приземистых торговых палаток и людьми, которые холодным ранним утром уже стояли там, зябко притопывая ногами, и пар шел у них изо рта. Сейчас Мэгги медленно прогуливалась между рядами, с наслаждением созерцая рыбу, грудами наваленную на прилавках. В руках она несла очень большую корзину, но и ее было явно недостаточно. Никогда в жизни Мэгги не была такой расточительной. Раньше она всегда тщательно взвешивала все «за» и «против», прежде чем купить что-нибудь, и, как бы ни был велик соблазн, пункты «против» оказывались важнее. Джереми восхищался ее бережливостью.
Кучи креветок и осьминогов, чьи скользкие щупальца высовывались из бумажной обертки, были взвешены и упакованы, вместе с покрытыми радужной чешуей скумбрией и форелью, двумя огромными омарами – Мэгги предпочла замороженных, чтобы они не делали попыток выбраться из корзины, – и узловатыми связками мидий и прочих моллюсков. Она улавливала излучаемое Золтаном неодобрение, которое, казалось, в виде пара поднималось от его костлявых плеч, оттянутых сумками. В самом конце последнего прилавка внимание Мэгги привлек огромный карп. Складывалось впечатление, что он не попался на крючок рыболова, а умер от естественных причин; глаза его были мутными, будто затянутыми катарактой, а из уголков рта торчали какие-то наросты.
– Und das auch, – сказала она торговцу в переднике. Для карпа не нашлось подходящего пакета, и Мэгги пришлось нести его к машине в руках, бережно, как младенца. Золтан, держась на почтительном расстоянии, шел сзади; лицо его выражало молчаливый протест. Они вместе уложили покупки в багажник.
– Будь любезен, отвези меня к миссис Моргенштерн, – решительно приказала Мэгги.
Ей о многом хотелось расспросить Золтана, но годы жизни по правилам протокола не прошли даром. Джереми категорически не одобрял неформальных отношений с обслуживающим персоналом, и его диалоги с водителем касались исключительно дороги и погоды. Мэгги решила начать издалека.
– Кажется, может распогодиться, – сказала она, с невинным видом рассматривая облачное марево.
– Обещали дождь на все выходные, – сухо и безжизненно возразил Золтан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28