Он оказался дома.
– Я звоню, просто чтобы сказать тебе, что вчера вечером прекрасно провела время, – запинаясь, произнесла я.
– Я тоже.
– Но утром ты ушел так рано. Может, я тебя чем-то обидела или…
– Ариэль… – Если парень начинает фразу с твоего имени, можно ожидать, что последующие слова будут чертовски неприятными. – Понимаешь, за последние несколько лет мне пришлось столкнуться со многими трудностями. Не буду вдаваться в детали. Мне, правда, было хорошо с тобой, но не думаю, что я готов к чему-то серьезному. Но мне не хочется терять тебя как друга. – Тут он попытался подсунуть мне наглую ложь: – Не бери в голову, что у нас ничего не получилось, главное не в этом.
– В чем же?
– Главное, что ты такая классная девчонка, и у тебя все будет отлично.
Все становилось предельно ясным. Песня была стара, как мир. Я уже стала думать, что хуже не бывает, когда он преподнес мне такой перл:
– Думаю, это был как раз тот случай, когда оказываешься в нужном месте в неподходящее время.
– Да, наверное, – сказала я. – Что ж, приятно было познакомиться. – Когда я уже собиралась повесить трубку, мне послышалось: «Было здорово!» Однако, переспросив: «Что-что?» – я услыхала в ответ: «Не бери в голову!»
В тот вечер Сара привела меня в бар «Эф». Она сказала, что я перестану переживать по поводу Джоша, когда увижу, сколько разной рыбы водится в море. Бар этот находится на Пятой улице, между линиями метро «Эй» и «Би». В нем есть хороший музыкальный автомат с альтернативной рок-музыкой и бильярдный стол, а пинта пива стоит три доллара. Я захаживала сюда, еще когда училась в старших классах школы, и здесь всегда было полно пятнадцатилетних мальчишек. Правда, с тех пор как новый мэр Нью-Йорка Джулиани ввел документы, удостоверяющие личность, сюда стали приходить двадцатилетние битники, ирландские эмигранты и престарелые байкеры.
Мы сидели у стойки бара, потягивая свои «Джеймсоны» и сетуя по поводу жестоких превратностей любви. Алкоголь уже слегка ударил мне в голову, когда к нам подсел один битник с бачками и спросил Сару, как ее зовут. Она шире распахнула глаза, выпрямилась на сиденье и произнесла непривычно низким голосом:
– Сара.
– Джон, – представился парень.
Подруга указала на меня:
– А это Ариэль.
Он сдержанно кивнул, снова повернулся к ней и сказал:
– Ты далеко отсюда живешь?
– Близко.
– Не хочешь как-нибудь выпить со мной кофе?
– С удовольствием.
Сара нацарапала свой телефон, и парень отправился играть в бильярд.
Почти всякий раз, как мы с Сарой выходили в свет, происходило одно и то же. Скажем, мы поглощены интересным разговором, и тут к нам подваливает какой-нибудь чувак с «Кэмэлом» в зубах и начинает ее обхаживать. Я знаю, нехорошо ставить Саре в вину ее привлекательность, такова жизнь. В этом мире есть хорошенькие девушки и девушки-связные. Мне всегда доставалась роль связной.
В школе у меня была высокая сногсшибательная подружка по имени Ребекка, бравшая меня с собой на концерты ямайской музыки. И каждый раз какой-нибудь горячий паренек отводил меня в сторонку и спрашивал, есть ли у нее бойфренд. Я просила его немного подождать, а потом возвращалась к подруге и показывала претендента. Если он нравился Ребекке, я разрешала ему подойти к ней. Если нет, то говорила, что у нее есть друг.
Быть связной противно главным образом потому, что нельзя показать виду, что ты из-за этого переживаешь. Ведь в таком случае тебя посчитают не просто уродиной, а уродливой стервой. Так что приходится изображать, что тебе все нипочем, что в тебе самой нет ничего женственного и, что больше всего на свете, ты любишь передавать послания своей смазливой подружке. Поэтому вскоре я уже перестала модно одеваться, когда мы с Ребеккой отправлялись гулять. Я лишь подчеркивала свое подчиненное положение, надевая мешковатые джинсы, обмениваясь с парнями непристойными шуточками и делая вид, что пришла просто послушать музыку.
Не могу сказать, что сама никогда не завязывала знакомств. Конечно – завязывала, но мои ухажеры всегда брали с меня обещание никому не рассказывать о нашем приключении. Все они приводили одно и то же объяснение своей осторожности (во избежание сплетен), но я-то понимала истинную причину: они меня стыдились. Одно дело было хотеть меня, а совсем другое – обнародовать свое желание. Мне никогда не приходило в голову, что они, скорей всего, полные придурки, на которых не стоит тратить время. Я была настолько польщена их вниманием, что соглашалась на все условия.
В случае с Сарой я не могла даже утешаться мыслью, что выполняю секретное задание. Я была не более чем подружкой хорошенькой девушки. Я понимала, что отчасти дело в моем лице. У меня круглые, пухлые щечки с гигантскими ямочками, так что мне всегда дают меньше лет, чем на самом деле. Я, кстати, и не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы меня заметили. Мне хотелось, чтобы парень разглядел мою привлекательность, несмотря на то, что я похожа на Ширли Темпл. Мне хотелось, чтобы парни заметили, что мои груди значительно больше, чем у Сары, хоть я и ношу всегда свободную одежду. Но парни двадцати с небольшим лет не умеют подходить к делу творчески. Раз не выставляешь все напоказ – шагай домой в одиночестве. Так что, пока Сара раздавала свой телефон половине мужского населения Ист-Виллиджа, я балагурила с барменами и делала вид, что мне на все наплевать.
К концу лета моя жизнь совершенно не напоминала пригрезившуюся мне не так давно мечту работающей девушки. Карьера актрисы потерпела крах (после «Папаши демократов» Фей послала меня на пробы лишь один раз: еврейский театр ставил «Зельду, мою безобразную сестру» под названием «Две дамы из Вильна»). Моей лучшей подруге доставались все ухажеры, а я проводила ночи, мастурбируя под грохот грузовиков, проходящих по автостраде Бруклин-Куинз.
Но вот однажды утром в середине сентября Сара пригласила меня посмотреть фильм, поставленный Ником Фенстером, и я уверилась в том, что моя жизнь скоро изменится. Ладонь Ника Фенстера отпечаталась на голливудском бульваре моих эротических грез, еще когда я впервые увидела его в составе группы «Сейсмик Кант». В тот год я заканчивала школу. Его выступающий кадык, огромный нос, угреватые шрамы и вся громоздкая фигура мигом сразила меня наповал. Кортни Лав сказала, что рок – это круто, и, несмотря на то, что я ни в грош не ставлю эту предательницу, я полностью согласна с ее утверждением. Когда мужчина поражает тебя тем, что вытворяет на сцене, поневоле задаешься вопросом: каков он будет в качестве любовника?
Купив на следующий день все четыре альбома «Сейсмик Кант», я стала слушать их песни, когда меня одолевали тоска и одиночество. Правда, в то же лето группа распалась, и с тех пор я ничего не слыхала о Нике или о других музыкантах. Может, неспроста Сара позвала меня в кино, и это знак свыше. Вдруг Ник появится на показе и мне представится случай увидеться с ним тет-а-тет.
Вернувшись домой с работы, я надела белые колготки, цветастое бело-сине-оранжевое платье с рукавами-буф и юбкой-колоколом и высокие, до колена, легкомысленные красные сапоги, после чего отправилась на встречу с Сарой. Фильм оказался затянутым и скучным, в нем рассказывалось о шатающейся по лесу компании охотников на горных баранов. Сюжет был не ахти, но зато фильм сопровождался великолепным саундтреком, сочиненным Ником. Несмотря на то, что фильм оказался полной чепухой, зрители чересчур прилежно смеялись над всеми шутками и в конце устроили овацию, аплодируя стоя. Было очевидно, что каждый из нас хочет поиметь Ника или стать Ником.
После просмотра мы с Сарой отправились в бар по соседству с кинозалом. Подзывая бармена, я вдруг увидела мужчину моей мечты. Наискосок от меня, трепещущей от желания, стоял Ник Фенстер во плоти и беседовал с навязчивыми поклонниками неопределенного вида.
Я сжала руку Сары, выдохнув:
– Там Ник.
– Он не сводит с тебя глаз, – сказала подруга.
– Ты меня разыгрываешь?
– Вот еще, стану я тебя разыгрывать в таком серьезном деле!
Я бросила на своего кумира взгляд. Сара меня не дурачит. Из всех намазанных раскормленных телок, находившихся в баре. Ник почему-то остановил взгляд на мне. Но я не собиралась так легко поддаваться. Отвернувшись от него, я заказала два «Джеймсона». Сара подсунула мне «Кэмэл» с фильтром. Она знала, что мне очень недостает таинственности, а разве может быть загадочной дама без вредных привычек?
Пока подруга рассказывала мне о своих необычных сексуальных ощущениях, которые она испытала вчера с бывшим бойфрендом Джоном, я постепенно проникалась сознанием того, как выгляжу со стороны. Отмечала про себя то, как поднимаю бровь, киваю или стряхиваю пепел с сигареты. Я чувствовала, что Ник не сводит с меня глаз. Как раз в тот момент, когда Сара начала вдаваться в излишние подробности, я увидела, что он отходит от поклонников. Похоже было, что Ник направляется прямо к нам. Через несколько мгновений передо мной возникло его лицо с исхудалыми, запавшими щеками.
– Привет, – нарочито медленно произнес певец.
Одной из его характерных особенностей был глухой вязкий голос, напоминающий звук пластинки, проигрываемой на замедленных оборотах.
– Привет, Ник, – сказала я, словно была с ним знакома. – Классный фильм.
– Тебе понравилось?
– Очень. Но кресла в зале такие неудобные! Я себе всю задницу отсидела!
Он кивнул, натянуто улыбаясь, и пошел прочь. Сара, правда, попыталась удержать его.
– Ник! – крикнула она вслед. – Он легким шагом пошел назад. – В фильме были некоторые места, которые я не поняла.
– Что именно?
– Все горные бараны в фильме сдохли еще до того, как их убили. Выходит, охотники так и не застрелили ни одного?
– Естественно, – сказал он, закатывая глаза. – Именно поэтому последнее, что говорит Фрэнк, это: «Слушай, а вон там – не живой баран?» Он как раз высматривал живого. Вы это уловили?
– О да, – ответила Сара.
Я ничего не уловила, потому что большую часть просмотра выворачивала шею назад, в сторону балкона, чтобы посмотреть, не сидит ли Ник в ложе для почетных гостей, но кивнула в знак согласия. Я ждала, что он скажет что-нибудь еще, но, бросив на ходу: «Пока», он выскользнул за дверь.
– Как странно, – сказала я Саре. – Он первый подошел к нам, но потом повел себя так, словно мы его раздражаем. Прямо какая-то пассивная агрессия.
– Могу объяснить, – сказала подруга. – Ему до такой степени необходимо внимание, что он сам подходит к своим поклонницам, не дожидаясь, пока это сделают они. Но при этом так стесняется своего безрассудства, что ему надо обязательно уйти первым.
И Сара вернулась к препарированию своих взаимоотношений с Джоном, но я совсем ее не слушала. Я могла думать только о Нике, Нике, Нике. Мой высокий изможденный курильщик. Мужчина моего Возрождения, с аккуратно подстриженными волосами и тощими, костлявыми коленями.
На нашем первом свидании я настолько сражу Ника своим интеллектом и остроумием, что он сразу поймет, как сильно я отличаюсь от всех супермоделей с фальшивыми сиськами, с которыми он встречался раньше. Он увидит, что ему нужна простая, естественная девчонка с соблазнительным телом и при этом далеко не дура, и сразу же влюбится в меня без памяти. Я образую его по части мировой истории, укреплю его веру в иудаизм и дам новый стимул в жизни. Секс у нас будет просто фантастический. Каждый раз я буду испытывать оргазм. Но не стану терять голову, понимая, что главное, за что Ник меня любит – это мой ум. Мое безупречное прошлое и диплом привилегированного колледжа станут прекрасным дополнением к тернистой дорожке его детства и годам, проведенным в школе, где принято носить котелки.
Ник будет снимать меня во всех своих фильмах, и они все до одного получат самые престижные награды. Он станет моим Кассаветесом, а я – его Роулэндс; станет моим Бергманом, а я – его Ульман; моим Годаром, а я – его Сиберг. Но через несколько лет его лысина и проблемы с эрекцией начнут действовать мне на нервы. Я пойму, что мне нужен мужчина моего возраста, и подам на развод – хладнокровно и спокойно, не предупредив Ника заранее.
Он впадет в глубокую депрессию и выпустит кучу фильмов – скверных, потому что меня в них не будет. Но я буду продолжать сниматься во многих фильмах – хороших, поскольку Ник их не ставил. Я напишу книгу под названием «Как я бросила Ника», которая будет раскупаться на ура. Он напишет книгу «Как я потерял Ариэль», но ее никто покупать не станет. Ник прославится в качестве экс-мужа Ариэль Стейнер. Ему придется зарабатывать на жизнь, эпизодически появляясь в низкопробных телепередачах, где он будет распространяться о несчастной доле человека, которого любила, а потом бросила такая чаровница, как я. А я продолжу завоевание мира всеми мыслимыми способами, испытывая благодарность к Нику за то, что он помог мне в трудный период жизни, и в то же время прекрасно сознавая, что и без него добилась бы не меньшего.
Когда мне стукнет семьдесят пять, я получу «Оскара» за «пожизненное служение искусству». «Вы меня просто боготворите, нет, правда!» – скажу я толпам своих поклонников и, поблагодарив Бога и родителей, начну перечислять всех, помогавших мне в жизни – кроме Ника. На обратном пути с церемонии (а я буду возвращаться с моим двадцатипятилетним личным массажистом и любовником по совместительству, итальянцем Лотарио) к нам, прихрамывая, подойдет дряхлый, высохший, морщинистый горбун и шепотом окликнет меня. Вонь от горбуна будет ужасной, но меня не стошнит, потому что я много лет посвятила помощи жертвам голода из стран третьего мира, от которых тоже сильно разило.
Когда старик подойдет поближе, я узнаю в нем Ника. Изможденный и жалкий, в запятнанных дерьмом штанах, с подбородка капает слюна. «Я все еще люблю тебя, Ариэль», – проскрипит он. Мы с Лотарио запрыгнем в машину, проворно закрыв центральный замок. Неожиданно Ник скорчится от боли, еще раз выкрикнет мое имя, качнется вперед и замертво упадет на капот моего лимузина.
«Морти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41