Чтобы именно я тебя упрашивал, а не наоборот. Сегодня я не хочу у тебя ночевать.
– Почему?
– Потому что хочу проснуться в собственной постели и заняться работой над романом.
Странное у него было настроение. До сих пор Адам не имел ничего против того, чтобы ночевать у меня.
– Хорошо, – сказала я. – Тогда я заночую у тебя.
– Боюсь, это не выход. Хочется, чтобы моя квартира была моим пространством, моей берлогой.
– Берлогой? Начитался Джона Грея?
– На днях пролистал его книгу в супермаркете – не такая уж и чепуха. Попадаются и весьма мудрые мысли. Мужчине нужно иметь место, которое он мог бы назвать своим.
– Ладно, – вздохнула я. – А как насчет завтра? Останешься ночевать у меня завтра?
И тогда Адам произнес три непереносимых для женщины слова:
– Там видно будет .
– Что с тобой случилось? – спросила я.
– Не знаю.
Но я-то знала. Хотя Адам и не признавался мне в открытую, я знала причину его клаустрофобии: моя колонка. Она постепенно начала его отпугивать. Если бы я не вдалбливала ему в голову, что начинаю бояться, едва ли бы он захотел смыться. Между тем, чтоб я чувствовала, и тем, чтоб он знал о моих чувствах, бреши не было. Еженедельно, называя вещи своими именами, я давала ему понять, что он царь и бог, а когда мужчина знает, что он царь и бог, то в конце концов исчезает. Я не могла позволить Адаму исчезнуть. Он был любовью всей моей жизни, но он не понимал при этом, что и я – любовь всей его жизни. Надо было найти способ привести чаши весов в равновесие.
Я придумала, как это сделать, после того как мы посмотрели одноактные пьесы Сэма Шепарда в театре «Паблик». Сэм Шепард занимал второе место в списке моих любимых актеров после Ника Фенстера. Впервые моя страсть к нему вспыхнула, когда я в тринадцать лет посмотрела «Бэби-бум». Как только Диана Китон пробудилась в ветеринарном кабинете Шепарда, едва лишь на экране появились его изогнутые брови и ласковые глаза, я поняла, что мне недолго осталось ждать первой менструации.
На втором курсе Брауна на занятиях по драматургии нам задали прочитать «Одуревшего от любви» и другие пьесы Шепарда. Сидя на кровати однажды вечером, я читала «Проклятие голодающего класса», когда вдруг поймала себя на том, что закрыла книгу и пялюсь на обложку с фотографией автора. Ладонью он подпирал подбородок, и казалось, думал: «До чего же ты испорченная девчонка!» Я действительно была испорченной девчонкой. Засунув одну руку себе в брюки, другой я держала книгу, воображая себе, что мы вдвоем с Шепардом занимаемся этим на его ветеринарном столе, вместе с разными сельскохозяйственными животными, а также с голой похотливой Дианой Китон, которая время от времени захаживает в комнату, чтобы примкнуть к нашей сельской оргии.
Поэтому, прочтя о том, что в «Паблик» идут три пьесы Шепарда, я купила нам билеты. Первые две пьесы были очень милыми, но не захватили нас. В антракте мы вышли в фойе, и я прислонилась к колонне, в рассеянности поглаживая Адама по голове. Вдруг он воскликнул, указывая перед собой:
– Вон там Шепард!
Я взглянула в ту сторону, куда указывал его палец. Смотри и примечай: это оказалось правдой. К двери направлялся Сэм Шепард собственной персоной.
– Интересно, он что, уходит? – сказал Адам.
– Вероятно, просто вышел покурить. Шепард ведь курит, – вздохнула я.
Я угадала. Нам было видно через стекло, как знаменитость прикуривает сигарету. Он стоял слева от вращающейся двери, прислонившись к стене «Паблик» – высокий и напряженный, – выпуская изо рта кольца дыма.
– Может, нам подойти к нему? – предложил Адам.
– Не знаю, – сказала я.
– Вряд ли я смогу с ним заговорить. Что я ему скажу?
– Не знаю, но я, пожалуй, подойду.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
По правде говоря, я этого не хотела. Адам мог быть любовью всей моей жизни, но в тот момент я намеревалась пофлиртовать с живой иконой. И мне не хотелось, чтобы меня сопровождал мой бойфренд.
– Решай сам, – сказала я, выходя через вращающуюся дверь. Вечер был холодным, а на мне была лишь тонкая футболка, поэтому мои соски сразу же затвердели. Я повернулась к Шепарду, чтобы тот увидел, какие они твердые, и сделала несколько шагов влево, исчезая из поля зрения Адама. Я хотела, чтобы Адам видел, как Шепард мне улыбается, но нельзя было, чтобы он увидел, что такое я делаю, отчего тот улыбается.
– Привет! – сказала я.
– Привет! – ответил Шепард.
– Ну и как вам?
– Вы о чем?
Он затянулся «Мальборо», засунув под мышку свободную руку. Почему-то я всегда знала, что Шепард из тех, кто курит эти сигареты. Пальцы его так крепко сжимали сигарету, что фильтр расплющился. Я заметила, что у него красивая голова с ухоженными волосами – мягкими, каштановыми. Впалые щеки и кривые передние зубы. У меня просто слюнки потекли.
– Что вы думаете о пьесах? – спросила я.
– А что думаете вы?
– Гм, вторая мне понравилась больше первой.
– Почему?
Господи, ну и тоска! Я не собиралась критиковать спектакль. Я мечтала рассказать кумиру о своей ветеринарной фантазии. Хотела спросить его: каково это – отправиться на гастроли с ревю «Раскаты грома»? Хотела сказать, что «Девушка из Браунсвилл» – одна из моих самых любимых песен. Я хотела рассказать Шепарду, что несколько лет тому назад смотрела по телевидению фильм, где главные роли исполняли он и одна французская шлюшка по имени Джули Делпи. Они там закрутили пылкий роман, не зная, что они – отец и дочь, а я мастурбировала во время любовных сцен, воображая себя, его давно потерянной, дочерью-любовницей. Все это я хотела ему рассказать.
– Почему? – повторила я. – Потому, полагаю, что первая чуть более статичная, более примитивная. – Наступила очередная пауза. Он стряхнул пепел с сигареты. – Вы живете в Нью-Йорке? – спросила я.
– Нет.
– А где?
– На Среднем Западе.
Без сомнения, Шепард был озабочен сохранением своей анонимности. Для него было важно не раскрыть свое местопребывание, ведь я могла оказаться психопаткой, вынашивающей тайный план выследить его, Джессику Ланж и их детей в причудливом ремейке «Мыса страха».
Повернулась вращающаяся дверь. Вошел Адам, держа в руке чашечку кофе.
– Это мой бойфренд, – сказала я.
Я вполне отдавала себе отчет в том, как именно звучит в моих устах слово «бойфренд».
– Спасибо вам за ваши пьесы, – сказал Адам. Уф! Я понимала, что и сама не блещу особым остроумием, но подобный банальный комплимент сразил меня наповал, – это последнее, что хотел бы услышать крутой экс-ковбой вроде Шепарда. Затем Адам сделал еще несколько скучных замечаний по поводу одноактных пьес, после чего наступила пауза. И мне предстояло заполнить эту паузу! Если Шепард от нас устанет, он вернется в зал, и мое общение с главным бунтовщиком семидесятых и номером четыре в моем списке самых сексуальных ныне здравствующих мужчин (после Джонни Деппа, Фреда Уорда и Эда Харриса) окончится на унылой ноте. Приходилось сочинять на ходу.
– У вас есть татуировка? – спросила я.
– Да.
– Где?
Шепард не ответил. Лишь посмотрел на меня насмешливо и немного смущенно. Я понимала, что переступила черту. Вторглась в область личного. И теперь я тонула, хотя и стояла на суше.
Мне на помощь бросился Адам.
– Моя подруга интересуется, потому что я рассказывал ей, как однажды был в гостях у Элейн и встретил там вас. Тогда я позвонил одному своему другу вашему почитателю, и сказал: «Здесь Сэм Шепард!» А пока я говорил по телефону, заметил у вас на левой руке точно такую же татуировку, как у этого друга – полумесяц. Вот я ему и говорю: «Ты не поверишь! У него такая же татуировка на руке, как у тебя!» А друг мне в ответ: «С чего это ты взял, старина, что у меня вообще есть татуировка?»
Мы оба с воодушевлением взглянули на Шепарда, ожидая его реакции. Он улыбнулся без особого энтузиазма и легким ударом отбросил в снег то, что осталось от сигареты. Он отбросил окурок щелчком, как делал это всегда, с тех пор как научился ходить.
– Что ж, приятно было поболтать, – сказал Шепард и, не вынимая из-под мышки левую руку, ушел через вращающуюся дверь.
Мы с Адамом переглянулись.
– Думаю, мы себя вели правильно, – сказал он. – Кажется, ему понравилась история про татуировку.
– А мне кажется, он посчитал ее глупой. Зачем ты вышел на улицу?
– Понимаешь, я представил себе, как ты с ним разговариваешь, и подумал: «Не могу упустить такую возможность», поэтому и вышел. Понимаю, ты, наверное, хотела побыть с ним наедине. Извини.
– Да ладно.
Третья одноактная пьеса, «Акция», оказалась просто потрясной. Шепард был в своей стихии: живой, неистовый и страстный. Адаму тоже очень понравилось, потому что оба актера были бритоголовыми. Выходя из театра, мы увидели в вестибюле Шепарда. Он с улыбкой произнес:
– Ну и как вам?
– Великолепно! – завопила я.
– Это было нечто! – добавил Адам.
– Что ж, спасибо, что пришли, – произнес Шепард вполголоса, растягивая слова.
Той ночью у нас с Адамом был самый лучший секс за все время нашего знакомства. Мы начали с позы «мужчина сверху», и я держала руку на клиторе, а потом он перевернул меня и дрючил, пока я не кончила. Я все время думала о Шепарде, поэтому мой оргазм получился долгим и интенсивным.
На следующее утро, после ухода Адама, я принялась за колонку. Та часть, где описывается наша встреча с Шепардом, далась мне легко: однако, дойдя до места, где мы с Адамом оказались в постели, я зашла в тупик. Вдруг, он огорчится, если узнает, что я думала о Шепарде? Может, лучше опустить эту часть. Но потом меня осенило, что, включив ее в статью, я поступлю гораздо мудрее. Прочитав колонку, Адам изойдет ревностью! Он станет презирать Шепарда, но в то же время поймет, как сильно меня любит!
Когда любовник-новеллист провел тыльной стороной ладони по моим соскам, я представила себе, что они – окурки двух «Мальборо», зажатые между грубыми, мозолистыми пальцами Шепарда. Пока мы возились под одеялом, в моей голове разыгрывались такие сцены: я прохожу через вращающиеся двери; Шепард, бросив на меня один-единственный взгляд, поднимает меня, несет к стене, стягивает штаны и проворно, с силой загоняет в меня свой среднезападный член, прямо там, на Лафайет-стрит. Любовник-новеллист перевернул меня на живот и принялся трахать, а Шепард в моих фантазиях валил меня на снег. Любовник-новеллист уже в который раз финиширует на всех парах, а Шепард впивается зубами в мой рот. Я испустила вопль. Любовник-новеллист застонал, и я нежно и легко выдавила его из себя.
В понедельник вечером Тернер прислал мне сообщение по электронной почте: «Хорошая колонка, детка », а Коринна наговорила на автоответчик, что, по ее мнению, это лучшая колонка за последние несколько недель. Возможно, то, что полезно для моей любовной связи, полезно также и для карьеры.
В день выхода газеты мне на работу позвонил Адам.
– Привет, – сухо произнесла я.
– Хотел сказать только, что колонка на этой неделе получилась классная.
Ручаюсь, он хотел поумничать. Не хотел показать, что я заставила его ревновать. В эту игру можно было играть и вдвоем.
– Спасибо, – сказала я.
– Ты очень здорово ухватила суть Шепарда.
– Старалась.
– И тот эпизод в конце, когда ты фантазируешь на его счет, лежа в постели со мной…
– Да, что ты об этом думаешь?
– Смешно. Невероятно смешно.
– Смешно?!
– О господи, я чуть не лопнул от смеха! Читал за обедом и едва не подавился, так было забавно.
– Ты считаешь, это забавно?
– А разве ты не к этому стремилась?
– В общем, да, но…
– Поверь мне, Ариэль, ты талантливая юмористка, не хуже Элейн Мэй.
– Я рада, что ты нашел это забавным, – медленно произнесла я, – но вообще-то – это правда.
– Знаю! Вот потому-то и получилось так смешно.
– Так тебя не обижает, что я…
– Вовсе нет! По правде говоря, я в ту ночь тоже мечтал о другой.
– Серьезно?
– Угу, – промямлил он.
– И о ком же ты мечтал?
– О Джессике Ланж.
Я с силой двинула трубкой себя по черепушке в надежде, что помру от тромба. Мой план не только сработал с точностью до наоборот, но теперь я каждый раз во время секса буду думать: а не мечтает ли Адам о Джессике? Невозможно поверить в его всепрощение. Невозможно поверить в то, что его так трудно вывести из себя. Пора повышать ставки.
На следующий день я получила сообщение от Джейсона Левина, того самого члена МСО и противника моногамии. «Последние несколько лет я занимался профсоюзными делами в Чикаго, – сообщал он, – но недавно получил место учителя в Южном Бронксе и несколько недель назад переехал в Парк-Слоуп. С огромным удовольствием читаю твою колонку. Нельзя ли нам встретиться и выпить, может, сегодня вечером, если ты свободна?» Я сразу же перезвонила Джейсону, и мы договорились встретиться в корейском баре на Первой авеню.
– Хорошо выглядишь, – сказал он, войдя в бар.
– Спасибо, – ответила я. – Ты тоже.
Но я лукавила. Джейсон оказался меньше ростом, чем я думала, и выглядел каким-то изможденным. В глазах его читались некоторое отчаяние и безрассудство.
– Ты кажешься более зрелой. Более взрослой.
– Так моногамия влияет на девушку.
– Кто все-таки этот любовник-новеллист?
– Его зовут Адам. Он писатель. А как ты? Встречаешься с кем-нибудь?
– Моя девушка бросила меня два месяца тому назад. Мы были вместе полтора года.
Вот в чем причина горестного взгляда. Не привыкшие к холостяцкой жизни мужчины всегда выглядят контуженными, когда снова возвращаются в седло.
– Мне очень жаль, – сказала я.
– Ничего. Сколько времени вы встречаетесь с Адамом?
– Несколько месяцев.
– И ты счастлива?
– О господи, да! Я влюблена в него по уши. Он действительно знает, как правильно обращаться с женщиной. Он меня уважает. Он сильно выигрывает по сравнению со всеми придурками, с которыми я встречалась раньше.
– Это камешек в мой огород?
– Ты говорил, что не признаешь моногамию, а все дело было в том, что ты просто не мог влюбиться в меня. Если бы ты это понял, то бросил бы меня уже через неделю, вместо того чтобы дурить мне голову, воображая, что между нами что-то есть.
– Мне жаль, – сказал Джейсон. – Я не хотел тебя обидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41