– Еще семь месяцев в море, и можно будет считать, что ты справился с работой корабельного писаря, – проскрежетал чей-то низкий голос позади Росса, и в тот же момент мощная рука сжала его плечо.
– Спасибо, сэр, – ответил Росс, оглядываясь на капитана корабля, Грегори Эйлса.
Капитан прищурил свой здоровый правый глаз и приложил указательный палец к покрытой шрамами пустой левой глазнице. Считалось, что он потерял левый глаз во время боя неподалеку от Туншаньского побережья с китайской пиратской джонкой, которая забросала первое судно Эйлса, «Гелиотроп», подожженной смолой и чуть было не пустила его ко дну.
– Знаешь, ты бы мог спокойно бить баклуши всю дорогу на Восток.
Росс усмехнулся и открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент капитан продолжил:
– Я знаю, безделье для белоручек. Ты говорил мне это по сто раз на день. Но твой папенька заплатил королевскую плату за то, чтобы его первенца взяли на борт корабля, и вряд ли бы ему понравилось смотреть, как его маленький щенок снаряжает паруса и карабкается...
– Не беспокойтесь, капитан. Я с удовольствием скажу ему, что спокойно бездельничал весь путь до Китая и обратно.
– А как ты собираешься объяснить вот это? – спросил Эйлс, хватая Росса за мускулистую руку.
– Я скажу ему, что это от тех огромных кружек с ромом, которые вы постоянно заставляли поднимать меня и в кают-компании.
Эйлс прищурил здоровый глаз:
– И, конечно, твой отец отправит меня следующим же кораблем в Австралию, причем не как капитана!
– Тогда вам лучше поскорее возвратиться домой. Насколько я слышал, австралийский ром – самый лучший к югу от экватора.
– Может быть, но у них мало женщин, мужчины для мужчин, – капитан перегнулся через леер и указал на северное побережье залива. – Ну а там, сынок, где эта посудина бросит якорь, нам не придется беспокоиться на этот счет. В Кантоне достаточно продажных девок, чтобы мы, заморские дьяволы, и местные рисовые лепешки постоянно чувствовали себя счастливыми, – он с силой хлопнул Росса по спине. – Однако, у тебя, осмелюсь сказать, еще молоко на губах не обсохло. Тебе лучше оставить этих девок для таких морских волков, как капитан Грегори Эйлс.
– А как насчет миссис Эйлс? – поддел Росс, и тут же пожалел о том, что завел разговор на эту тему.
– Миссис не очень беспокоится о том, чем занимается ее муженек в заморских гаванях, – капитан задорно подмигнул, – пока тот не забывает примерно раз в год приводить свою посудину назад, к дому. И только одному капитану ведомо, как плавно поставить на якорь свою шхуну – даже на бешеной скорости.
– В любой гавани, даже во время шторма?
– Не только в гавани. Даже после шести месяцев в море тебе не удастся словить меня на том, что я бросаю сухой хворост в камин только для того, чтобы согреть капитанскую постель. Этого, может, и достаточно для тех сопляков, которые только считают себя моряками. Но для таких, как Грегори Эйлс, единственная гавань, где они ставят свой корабль,– гавань Венеры.
– Или Китая, – добавил Росс, многозначительно усмехаясь.
– Эх, Китай, – вздохнул Эйлс, прикрывая глаз. – Конечно, Китай, – неожиданно он выпрямился и притворно нахмурился. – Хватит, размечтались тут. Дельта в добрых сорока милях вверх по заливу, и по реке до Кантона еще сорок. Считай, что нам очень повезет, если мы пройдем их до завтрашнего полудня. А до тех пор у тебя есть, чем заняться.
– Я думал, что просто пассажирствую, – простодушно заметил Росс.
– Я так пропассажирствую твою ленивую задницу по дороге до Пекина и обратно, если ты не оторвешь пятки от палубы и не вернешься к работе! – Эйлс попытался дать ботинком пинка Россу, однако молодой человек был уже на середине капитанского мостика.
– Если я вам понадоблюсь, – крикнул Росс, спустившись на главную палубу, – я буду в каюте капитана – следить за тем, чтобы вход в гавань был открыт пошире и там было достаточно хвороста для огня!
– Ах ты, сын корабельной кухарки! – взревел Эйлс и обрушил на юношу бурный поток красочных ругательств.
Росс соскочил по узкому трапу на нижнюю палубу и поспешил к своему посту.
* * *
Ранним субботним утром «Селеста» достигла гавани Вампоа, являвшейся стоянкой для приплывающих в Кантон кораблей. Сам город Кантон располагался двенадцатью милями выше по реке с одноименным названием, и до него можно было добраться только на одной из «чоп-лодок» с низко сидящими в воде пузатыми корпусами и парусами из циновки.
Росс Баллинджер наблюдал за небольшой флотилией подобных лодок, собирающихся вокруг «Селесты». Как и крупные, выходящие в открытое море джонки, многие из них были красного или зеленого цвета, остальные были покрыты лаком, но не покрашены. Китайские моряки носили простую, крестьянскую одежду, в основном, из синей или черной ткани: широкие штаны, куртки без воротников и конусообразные соломенные шляпы. Подплыв к «Селесте», они мгновенно принялись за работу, перетаскивая тюки шерсти и ящики с медью из Англии, хлопок и другие товары из Индии на свои лодки для того, чтобы отправиться затем на факторию компании «Жардин, Матесон & Ко», – одну из тринадцати подобных ей факторий, основанных в Кантоне для использования в иностранном бизнесе.
Процесс перегрузки товаров со шхуны в неглубокие китайские чоп-лодки будет продолжаться до самого вечера, и пройдет еще несколько недель до того, как трюм «Селесты» снова наполнится чаем, шелком и пряностями для обратного плавания в Англию. Росс не примет участия в этом плавании: он проведет целый год в Кантоне в качестве гостя компании «Жардин, Матесон & Ко» – одной из основных корабельных английских компаний, проводящих свои торговые операции на Востоке. Торговая Компания Баллинджера уже на протяжении долгого времени вела дела с компанией «Жардин», как ее называли, и обычно пользовалась ее обширным флотом клиперов и шхун – таких, например, как «Селеста» – для перевозки товаров.
Росс какое-то время наблюдал за тем, как китайские моряки по очереди подводят свои суденышки к бортам «Селесты», чтобы загрузиться товаром. Затем он спустился на нижнюю палубу и вернулся через несколько минут, неся за плечами промасленный парусиновый рюкзак и два объемистых саквояжа в руках. Капитан Эйлс уже покинул корабль, оставив своего первого помощника управлять разгрузкой и погрузкой судна, и перешел на борт фу-чуаня – служебной лодки. Эта средних размеров двухмачтовая джонка должна будет отвезти капитана в Кантон, где он предоставит на контроль китайских торговых инспекторов все необходимые бумаги и получит после уплаты таможенных пошлин разрешение провезти товар на склад фабрики Жардин. Шесть приятелей Росса из числа пассажиров уже собрались на приподнятой корме джонки, которая должна была вот-вот отправиться в двенадцатимильное путешествие вверх по реке.
– Эй, друг! – прокричал чей-то голос с борта фу-чуаня, когда Росс спускался по сходням, соединявшим два судна.
Голос принадлежал преподобному Сэмьюэлю Отербриджу, священнику, посланному в Китай лондонским Миссионерским обществом. Сэмьюэль и его жена, Гортензия, были единственными пассажирами, кроме Росса, проделавшими весь путь от Англии до Кантонского залива. Остальные четверо поднялись на борт всего лишь месяцем раньше, когда «Селеста» бросила якорь у пристани Бомбея. Священник был настолько же тучным, насколько его жена тощей – помпезный, властный мужчина, чья экспансивная дерзость более чем компенсировала нервозную сдержанность Гортензии.
Во время путешествия Отербридж неоднократно пускался в объяснения, почему его с женой послали к берегам этих «далеких, варварских земель» – как он сам называл любое место, расположенное дальше Английского канала, – а именно для «спасения этих несчастных туземцев от невежества и срама». Отербридж ощущал особый восторг от того, что отправился в «путь во имя Господа» на борту корабля с названием «Селеста», так как «мы – те, кто выполняет Господню работу – и есть на самом деле поднебесные жители». И он чувствовал себя глубоко обиженным всегда, когда капитан Эйлс напоминал ему о том, что только сами китайцы называют себя поднебесными жителями, а свои земли – Поднебесной Империей.
– Вы должны обязательно на это взглянуть! – воскликнул Отербридж. Он подхватил саквояжи Росса своей мясистой рукой и подтолкнул молодого человека по направлению к корме джонки. – Внешне это ни на что не похоже – и, определенно, об этом ничего не сказано в Священном Писании!
Свободной рукой Отербридж пригладил то, что осталось от его редеющих черных волос.
Росс позволил ему протащить себя вокруг каюты в центре джонки к задней части кормы, туда, где посреди своих сумок и пакетов стояла жена священника. Джонка, по размеру, наверное, с одну восьмую «Селесты», сильно раскачивалась вверх и вниз на волнах, и бедная женщина выглядела еще более бледной, чем на протяжении всех долгих месяцев, проведенных в море.
– Гортензия, покажи Россу, – крикнул Отербридж, когда они подошли поближе. – Покажи ему, что они делают.
– Варвары есть варвары, и развлечения у них безбожные, – проворчала жена священника. Она перегнулась через леер, глаза ее неодобрительно прищурились.
Росс знал, что Гортензия, которой было сорок два, на несколько лет моложе мужа, однако почти постоянное недовольное выражение прорезало на ее лице множество морщин, делавших эту женщину похожей на его мать.
– Варварские игры, – добавила Гортензии, ее слова сопровождались странными, ритмичными щелкающими звуками.
Приблизившись к лееру, Росс кинул на палубу свои сумки и посмотрел за борт. На расстоянии всего нескольких дюжин футов на воде покачивалась одномачтовая лодка, меньшая по размерам, чем джонка, но гораздо большая и лучше разукрашенная, чем обычная чоп-лодка. Она, очевидно, была не просто транспортным суденышком, а личной лодкой господина, у которого водилась в кармане довольно приличная монета. На борту этой лодки находилось всего два человека. Казалось, их абсолютно не интересовала царящая вокруг суета, связанная с разгрузкой «Селесты». Их внимание было полностью привлечено к низкому, покрытому красным лаком столику, стоящему между ними. На столике в форме пирамиды лежала стопка пластинок, сделанных из слоновой кости. Игроки по очереди поднимали и опускали пластинки согласно каким-то совершенно запутанным правилам, их движения сопровождались звуками, похожими на беззлобное подшучивание.
– Ма-джонг, – объяснил Росс, указывая в сторону игроков.
Глаза Сэмьюэля Отербриджа широко раскрылись от удивления.
– Я не предполагал, что вы говорите на варварском языке, – недовольно прошептал он.
– Я и не говорю. Но я прочитал об этой игре в одной из книжек, которые взял с собой в дорогу. Полагаю, что именно на «ма-джонге» основана игра в домино.
– Домино? – переспросила Гортензия.
– Конечно, вы слышали о домино? Эта игра пользуется популярностью в фешенебельных кругах лондонского общества.
Женщина сердито повела плечами:
– Наша жизнь имеет мало общего с фешенебельностью.
– И не могла иметь, – вмешался ее муж, – даже, если бы мы этого захотели. Единственный фешенебельный круг, подобающий Отербриджам, – это круг верующих, которые в один прекрасный день вознесутся к стопам нашего Спасителя.
Снова посмотрев через леер, Росс перехватил взгляд одного из игроков в «ма-джонг», довольно худого мужчины, одетого в синий шелковый халат и странную синюю шляпу, увенчанную ярко-красной короной. Этот мужчина был одет лучше, чем его напарник, а когда он поднял голову и посмотрел на Росса, его улыбка обнажила ряд зубов, таких ровных и белых, что они показались Россу сделанными из той же полированной слоновой кости, что и пластинки «ма-джонга».
– Отвратительно, – вздрогнув, пробормотала Гортензия и повернулась спиной к лееру.
– Я слышал, что они живут на этих штуковинах, – заметил Отербридж, махнув рукой в сторону разноцветных джонок и чоп-лодок, крутящихся вокруг «Селесты». – Готовят себе пищу, растят детей,.. – он понизил голос так, чтобы только Росс мог его слышать, – ... даже делают детей... прямо там, на этих... плавучих пристанищах беззакония. – Отербридж зловеще покачал головой. – Это работа самого дьявола.
– Кто-то произнес мое имя? – пробасил капитан Эйлс, подходя к троице, расположившейся у леера.
Отербриджи вежливо улыбнулись, но их глаза выдавали возмущение грубоватым юмором, присущим не только капитану, но и вообще всем морякам, с которыми им приходилось сталкиваться на протяжении последних шести месяцев.
Эйлс подошел к лееру и посмотрел через него.
– Ну, будь я проклят, – пробормотал он, затем помахал рукой мужчинам, сидевшим в лодке, и крикнул: – Привет, дружище!
Двое мужчин повернулись в ту сторону, откуда послышался голос. Тот, который был одет в синий халат, почтительно приподнял свою красную корону, после чего встал и помахал капитану в ответ:
– Привьет! Давно тьебя не видьеть, стьяри дрюг!
– Вижу, ты чоп-чоп играешь в «ма-джонг», Го-куа, но я хотеть, чтобы твой люди работать чоп-чоп. – Эйлс притворно насупил брови. – Я хотеть, чтобы твой люди кончать сегодня, не завтра.
– Нет, не завтла! – пообещал мужчина, названный Го-куа.
Капитан немного склонил голову набок, его здоровый глаз прищурился:
– Ты привести мне номер один мужчины? – он посмотрел на флотилию лодок. – Мужчины не выглядеть первый-чоп. Выглядеть второй– и третий-чоп.
– Нет, нет! – запротестовал Го-куа, ожесточенно замотав головой из стороны в сторону. – Все мужчьина перь-ви-чоп!
Он повернулся к своему товарищу и что-то быстро затараторил на кантонском диалекте, широким жестом обводя чоп-лодки, окружавшие «Селесту». Коротко кивнув, второй мужчина поспешным шагом направился к носу корабля и принялся кричать на китайских моряков, находившихся на борту ближайших чоп-лодок.
Го-куа наблюдал за всем происходящим до тех пор, пока не убедился в том, что моржи удвоили свои усилия и процесс разгрузки ускорился. Затем, повернувшись к фу-чуаню, он важно кивнул капитану и провозгласил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57