Работал, что немаловажно, лечащим психологом. И вот этот человек рассказал мне о некоторых последствиях перенесенной им операции. Одно из них было ошеломляюще неожиданным.
Вежливо слушавшая Роуз недоуменно пожала плечами:
– Не понимаю, как это связано с моим сыном. И, откровенно говоря, вообще не понимаю, к чему вы все это рассказываете.
– Но донором был ваш сын! – Изабелла изумленно смотрела на Роуз. – Этому человеку пересадили сердце вашего сына.
– Вас ввели в заблуждение. Вы ошибаетесь, – моментально ответила Роуз. – Почему вы считаете, что мы как-то связаны со всем этим? Почему говорите, что мой сын был донором? О чем вы вообще говорите?
От смущения Изабелла на секунду онемела. Потом, глядя на раздраженное и полное недоумения лицо Роуз, продолжила:
– Ваш сын был донором. Его сердце отвезли в Глазго и пересадили Иану.
– Мой сын не был донором, – горячо возразила Роуз. – Думаю, что у вас в высшей степени неправильная информация, мисс… Дэлхаузи?
Окончательно растерявшись, Изабелла слабо пробормотала:
– Не был донором? Вы уверены?
– Разумеется! – Роуз уже не могла сдержать раздражения. – Для использования моего сына в качестве донора необходимо было получить наше разрешение. А к нам никто даже не обратился. Никто, – у нее перехватило дыхание, – не попросил у нас… его сердца.
Какое-то время обе молчали. Роуз возмущенно смотрела на Изабеллу, та опустила глаза в стол.
– Да, я совершила чудовищную ошибку, – проговорила она наконец. – Позволила себе сделать поспешные выводы. Простите меня, пожалуйста, за бессмысленно причиненные вам огорчения. Я не могла подумать… даже не подозревала.
– Оставьте! Никакого вреда вы не нанесли, – вздохнула Роуз. Но закончить на этой ноте не захотела: – Я только попрошу вас хорошенько разъяснить все вашему другу. Мы не причастны к его операции. Она нас решительно не касается.
– Мне очень неловко, – грустно кивнула Изабелла. – Я ринулась в бой, не проверив всех фактов.
– Давайте забудем все это, – предложила Роуз. – Случилось небольшое недоразумение, и только.
Больше им нечего было сказать друг другу. Роуз медленно поднялась, кивнула Изабелле и двинулась к выходу. Вышла, даже не обернувшись. А Изабелла, сложив свою газету, с чашкой в руках направилась к стойке.
– Что-то случилось? – спросила Кэт, движением головы указывая на дверь. – Кто эта женщина?
– Случилась неувязка, – ответила Изабелла. – И виновата в ней я. С моими вечными фантазиями.
Со склонностью к необоснованным предположениям. К вмешательству в чужие дела. Вот оно как, моя дорогая.
– Не слишком ли ты строга к себе? – спросила Кэт. Она давно привыкла к самокритичности Изабеллы, к ее склонности дискутировать с самой собой на темы морали, а если кто-то окажется рядом, вовлекать в эти дискуссии и его. Но на этот раз недовольство собой, звучавшее в голосе тетушки, было серьезнее, чем обычно.
– Нет, все наоборот: я недостаточно строга к себе, – отрезала Изабелла. – Мне пора отказаться от глупого убеждения, будто, услышав чью-то историю, я должна тут же в нее ввязаться. Сколько раз я так поступала! Но больше не буду.
– Не будешь? – недоверчиво спросила Кэт. – Уверена, что не будешь?
– Нет, не уверена, – созналась, помолчав, Изабелла. – Не уверена. Но постараюсь.
Услышав это, Кэт заливисто рассмеялась, а Эдди, слышавший их разговор, поднял голову и, посмотрев на Изабеллу, тихо промолвил:
– Вы очень хорошая. Не старайтесь меняться. Но Изабелла этих слов не расслышала.
Глава шестнадцатая
На звонок Томазо ответила Грейс, и, вернувшись домой, Изабелла нашла на столе оставленную ей записку на карточке, какие служили Изабелле закладками в рукописях и охотно употреблялись Грейс, чтобы быстренько нацарапать сообщение для хозяйки. Изабелла терялась в догадках, почему домоправительница не использует обычный клочок бумаги, но, поскольку Грейс была натурой чувствительной и самый невинный вопрос могла счесть за выпад, раз и навсегда отказалась от идеи найти объяснение. Грейс написала:
Звонил исключительно обаятельный мужчина. Том. Фамилию не расслышала. Иностранец. Позвонит в три. Никогда не слышала, чтобы так разговаривали. Но будьте осторожны.
Между тем Грейс еще не ушла и работала наверху. Услышав шаги Изабеллы, она спустилась по лестнице и, приоткрыв дверь кабинета, заглянула к хозяйке.
– Нашли записку?
– Да. – Изабелла кивнула. – Спасибо. Его зовут Томазо. Он итальянец.
– Мне понравился его голос, – загадочно усмехнулась Грейс.
– Да, он очень… – Изабелла на минуту задумалась. – Впрочем, иначе не скажешь: очень сексуальный.
– Что ж, в добрый час! – одобрила Грейс.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Изабелла. – А впрочем, возможно.
Раскрыв дверь, Грейс вошла в комнату.
– Только вот не настраивайтесь на поражение. Почему, собственно, вам не найти себе пару? Вы очень привлекательная женщина. У вас душа хорошая. Вы нравитесь мужчинам. Да-да, не возражайте, нравитесь! Им нравится разговаривать с вами. Я сама это видела.
– Разговаривать-то им нравится, – вздохнула Изабелла. – Но этим все и заканчивается. Тут они ставят точку. Похоже, я вызываю у них легкий страх. Мужчин отталкивают думающие женщины. Они уверены, что думать надлежит только мужчинам.
Грейс медленно обмозговала сказанное.
– Не уверена, что вы правы, – изрекла она. – Конечно, есть и такие мужчины, но есть и другие. Возьмите хоть Джейми. Да! Взгляните-ка на него. Ведь он готов целовать землю, по которой вы ступаете. Это видно даже слепому. – Она помолчала. – Жалко, конечно, что он еще паренек.
Изабелла прошла к окну и задумалась, глядя в сад. Неожиданный поворот разговора смутил ее. Обсуждать мужчин в целом – это пожалуйста, но обсуждать Джейми немыслимо. Все еще слишком свежо, рана может открыться.
– А вы-то сами, Грейс, как? Какова роль мужчин в вашей жизни?
Она никогда не заговаривала с Грейс об этом и совершенно не представляла, какой будет реакция домоправительницы. Обернувшись, она увидела, что вопрос, к счастью, не оскорбил Грейс. И это позволяло высказаться определеннее:
– Несколько дней назад вы говорили, что познакомились с кем-то на спиритическом сеансе. Помните?
Грейс взяла со стола карандаш и принялась рассеянно вертеть его в руках.
– Разве я говорила такое? Может, и говорила.
– Да, говорили, – заверила Изабелла. – Вы рассказали мне о нем, а после, думаю, я видела его на сеансе. Он сидел за нами. Приятного вида мужчина, потерявший жену. Это ведь он?
– Возможно. – Грейс теперь очень внимательно изучала кончик карандаша.
– Ну так послушайте. Он очень приятный. И вы ему нравитесь. В этом я абсолютно уверена.
– С ним легко разговаривать, – произнесла Грейс. – Он из тех, кто умеет слушать. Мне всегда это нравилось. Он джентльмен.
– Да, – подтвердила Изабелла. – Он джентльмен. Хорошее слово, правда? Сейчас почему-то его стараются избегать. Считают, наверное, что от него отдает снобизмом. Согласны?
– Может, и так. – Грейс положила карандаш на стол. – Но не думаю, что это правда. Ведь джентльменов можно встретить повсюду. Неважно, из какой они семьи или чем занимаются. Любой может быть джентльменом. И джентльмен вызывает доверие.
Да, подумала Изабелла. А есть люди, подобные Джону Лиамору. И ты понимаешь – или должна понимать, – что он не джентльмен. Она, конечно, понимала, но предпочла отмахнуться от этого, потому что не джентльмены самим своим поведением заставляют тебя отмахнуться от здравого смысла и тебе море делается по колено. Но лучше не думать об этом сейчас, потому что время врачует и образ этого человека отодвигается все дальше. Приятно осознавать, что забвение становится все полнее и он превращается в постороннего, в того, о ком если и вспоминаешь, то без боли, без страшного чувства тоски и потери.
Изабелла посмотрела на Грейс. Если бы та считала, что разговор зашел чересчур далеко, тотчас бы вспомнила о работе, что ждет ее наверху, и без обиняков прервала его на полуслове. Такое случалось, когда, вступив в спор, она не могла найти веского аргумента и неожиданно спохватывалась, что еще не выгладила белье или что-то забыла на втором этаже. Но сейчас ничто не указывало на желание закруглить разговор, и Изабелла продолжила:
– Не исключено, что он нравится и еще кому-то. Не только вам, – ввернула она как бы между прочим, но в голосе был намек, и Грейс сразу его учуяла.
– С чего вы это говорите? – спросила она, подозрительно всматриваясь в хозяйку.
Изабелла нервно сглотнула. Какими словами лучше воспользоваться?
– Мне показалось, что эта дама-медиум проявляла к нему интерес. То и дело поглядывала на него. Когда мы пили чай…
– Она на всех поглядывает. – Грейс явно заняла оборонительную позицию. – Именно так и происходит общение. Чтобы те, кто уже на другой стороне, могли выйти на связь, нужно сначала установить контакт с теми, кто на земле.
Изабелла колебалась, не зная, как поступить. Грейс явно стремилась быть лояльной к даме-медиуму, и этого следовало ожидать.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – медленно начала Изабелла, – но не кажется ли вам, что послание от ушедшей жены, обеспокоенной тем, что кто-то стремится поближе узнать ее мужа, прозвучало не случайно? Вы видели, как отреагировал ваш знакомый?
– Не знаю, я ведь за ним не следила. – Грейс поджала губы.
– А я следила, – откликнулась Изабелла. – И видела, что он принял послание на свой счет. Вжал голову в плечи, словно кто-то ударил его по макушке свернутой в трубку газетой.
– Ничего не могу сказать, – фыркнула Грейс. – Некоторые из этих посланий самого общего свойства. Оно могло предназначаться кому угодно. Почти все мужчины, что ходят к нам на собрания, проводили в последний путь своих жен. Этот человек вовсе не единственный вдовец.
Изабелла внимательно посмотрела на Грейс. Моя домоправительница отличается массой достоинств, подумалось ей. Она прямодушна, правдива, абсолютно чужда ловкачеству. Но если ей почему-то придет на ум отрицать очевидное, она будет делать это с упорством, способным вымотать тебе душу.
– Грейс, – не отступала она. – Мне не хотелось говорить это открытым текстом, но вы меня вынуждаете. Я уверена, что почтенная мадам-медиум вознамерилась наложить лапу на этого человека. Она просто пожирает его глазами. Теперь представьте: вы медиум и видите, что человек, которого вам смертельно хочется завоевать, что-то уж слишком подружился с другой женщиной. Что вы сделаете? Неожиданно обнаружите, что покойная жена взывает к нему с того света, чтобы предупредить об опасности этих отношений. Веря, что предостережение действительно исходит от жены, он отнесется к нему серьезно. А значит, всему конец… Простите, мне неприятно говорить так жестко, но… конец вашим надеждам на союз с ним.
Пока Изабелла говорила, Грейс глядела на нее не мигая. Теперь она снова подхватила и завертела в руках карандаш. Потом вдруг рассмеялась.
– А что, если его жена права? Что, если я и правда принесу ему вред? Что тогда?
Изабелла была сбита с толку. Ее умозаключения, в правильности которых она совершенно не сомневалась, опирались на уверенность, что дама-медиум выдумала послание от жены. Допустить иное она не могла. Но Грейс, верящая в подлинность посланий из потустороннего мира, должна, конечно, сделать другие выводы.
– Тогда вам, разумеется, надо держаться подальше друг от друга.
– Именно так я и собираюсь поступить, – ответила Грейс.
Изабелла пришла в полное недоумение. Обычно женщины не уступают приглянувшегося мужчину, не попытавшись даже побороться за него. Но, судя по всему, Грейс собиралась собственноручно отдать победу духовидице.
– Не понимаю, почему вы так легко сдаетесь, – задумчиво протянула она. – Ведь эта женщина использовала дешевый трюк, а вы ей это спускаете.
– Ну а я вижу все иначе, – отрезала Грейс. – И кончим на этом. – Она глянула на часы и пошла прочь.
Разговор был действительно завершен. – Меня ждет работа, – объявила Грейс. – А вас? Все уже сделано для журнала?
– Этого никогда не бывает, – ответила Изабелла, вставая. – Моя работа – Сизифов труд. Как только камень поднят на вершину, он снова катится под гору.
– Такова любая работа, – откликнулась Грейс. – Я мою и чищу, но все снова пачкается. Вы публикуете пачку статей, а почта приносит следующую. Даже и королеве не легче. Она торжественно открывает мост, а они тут же строят новый. Она подписывает закон, а у них уже разработан еще один. – Грейс тяжело вздохнула, словно почувствовав тягость монаршего положения.
– Труд – наш удел, – подвела черту Изабелла. Грейс, подбирая упавший на пол листок бумаги, кивнув, добавила:
– Да, но в Библии сказано: Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся…
– …Ни прядут, – продолжила Изабелла.
– Верно, – заметила Грейс и завершила цитату: – Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них.
– Соломон, – задумчиво повторила Изабелла. – Как, по-вашему, был он одет во всей славе? Шитые золотом одежды и все такое прочее?
Грейс посмотрела на листок бумаги, поднятый ею с пола. Это была страница, выпавшая из рукописи, – что-то про грусть и потери. Ей уже не попасть на свое место, подумала Грейс, и положила исписанный лист на стол.
– Думаю, так, – рассудила она. – Тяжелые одежды, обильно вышитые золотом. Чересчур теплые и тяжелые для тех краев. Ужасно неудобные. А посмотрите на портреты Марии Стюарт! Наверняка ей было тяжело и жарко в таких платьях. И ведь даже дезодорантов еще не существовало.
– Другого тогда не знали, так что, наверное, не замечали неудобств. – Изабелла замолчала, припоминая поездку в Россию на закате коммунистической эры, когда в тамошних магазинах не было ничего, кроме гулкого эха пустоты. В час пик ей довелось ехать в московском метро, и нехватка мыла, а также отсутствие дезодорантов били в нос основательно. Но замечали ли это русские?
– В Келсо около дома моего дяди жил очень старый старик, – проговорила Грейс. – Я видела его еще девочкой, когда приезжала гостить к дяде с тетей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29