– А ведь верно, – только что сообразил Тимка, – у того ноги были, помните, волосатые… И весь он какой-то был лохматый…
Степе приподнялся и сел. Как же, ноги и он запомнил… Такие заросшие… А у этого?
– И еще часы, – вдруг встрепенулся Сенька Пичужкин, – помните? Он же их не снимал, а этот совсем без часов.
Тут Ромка сделал знак ребятам – тихо!
Неизвестный, уже в трусах, выжимая на ходу плавки, подходил к ним.
К морю полоскать плавки он не пошел, а прямо бросил их на полотенце и спокойно стал натягивать майку.
Тут Ромка не выдержал.
– Гражданин, – поднялся он и даже побледнел, – это не ваши вещи. Зачем вы их надеваете?
Мужчина даже дернулся. Чего-чего, а этого он на ожидал.
– Как это не мои? А чьи же?
– Не ваши! – закричал нарочно громко Тимка. – Это другого гражданина…
– Он на минуточку отошел, – тоже громко, тоже напористо кричал Захар, – на минуточку…
– Что же, отойти нельзя, – возмущался Степа, – он, может, пиво пить пошел.
Громкий крик сделал свое дело.
Заинтересованно подняли головы, обернулись на шум пляжники. А проходивший мимо молодой, спортивного склада парень остановился.
– Зачем не свое трогаете! – кричал Сенька Пичужкин.
– Вы что-то путаете, ребята, – мужчине теперь приходилось оправдываться не только перед мальчишками. – Ребята путают… Это мои вещи… я ходил купаться… вас не было, ребята, когда я раздевался,…
– Это вас не было! – отвечал Ромка. – А мы видели того гражданина. Это его сумка…
– Его очки!
– Его полотенце!
– В самом деле, гражданин, – вмешался один из подошедших, седоватый усатый дядька. – Чем вы докажете, что это ваше? С какой стати ребята будут обманывать?
– Конечно, конечно, – торопливо согласился неизвестный, – зачем ребятам врать? Они просто путают… Их просто не было… А какой-то гражданин действительно с таким же полотенцем, попался мне навстречу…
Ребята переглянулись.
Тем временем мужчина вытащил из сумки помятые серые брюки и протянул их седоватому.
– Вот, пожалуйста, возьмите… – смущенно улыбнулся он, – там в заднем кармане пропуск в дом отдыха…

Дядька немного порылся в брюках, не сразу нашел задний карман, не сразу вытащил оттуда синенькую картонку с фотографией.
Неизвестный уже веселее продолжал:
– Вот там написано, что я – Сухоруков… Иван Кондратьевич. Так, да?
Усатый, не отрывая глаз от картонки, согласно кивнул.
– Проживаю в корпусе 6, палата 114, так?
– Действительно так, – развел руками дядька и передал пропуск остальным.
– А чего на общий пляж пришли? У вас свой есть… отгороженный.
Неизвестный виновато улыбнулся, развел руками, мол, так захотелось, так уж получилось…
И вдруг, вспомнив что-то, обрадовался.
– Там же, на пропуске, фото мое есть… Как, похож? – он снял очки.
– Похож.
– Еще у меня в брюках записная книжка есть, – продолжал неизвестный, – достаньте ее…
Дядька достал и книжку.
– Желаете проверить? – Неизвестный вел себя, как фокусник, у которого удачно прошли самые опасные номера и теперь можно быть уверенным в успехе. – Могу перечислить всех моих родных и знакомых, записанных там от «А» до «Я».
– Чего там, – сказал седоватый, – ясное дело, ошиблись хлопчики, перепутали… А, граждане? Какое будет мнение?
Граждане, убедившись, что скандала не будет, возвращались к прерванным занятиям.
Остались только мальчишки. Опустив головы, они ждали, что скажет напрасно заподозренный ими человек. А тот спрятал пропуск и записную книжку, надел тенниску и насмешливо поглядел на ребят.
– Извините, – сказал первым Ромка.
– Чего там, – неизвестный добродушно похлопал мальчика по плечу, – хорошо, что вы хоть смотрите, а то, правда, соседям всегда все равно, кто рядом, чье добро… Подходи, одевайся и уходи, – и подмигнул ребятам. – Только уж надо выбирать, чтобы добыча покрупнее да пожирнее была, а то старенькие брюки да потертая сумка…
– Извините, – еще раз произнес Ромка.
– Извините, – хором повторили мальчишки.
Рассмеявшись, неизвестный сложил комплект номер один, закинул сумку за плечо и, махнув мальчишкам на прощание, пошел с пляжа.
Ребята опустились на песок и долго смотрели вслед.
– Здорово обознались, – вздохнул Бараболя, – а все на меня… я не запоминаю, а выходит, все путают…
Спорить с ним никто не стал. Молча поднялись и побрели к морю.
Когда же они, накупавшись всласть, усталые, улеглись на мелкоте, Ромка вдруг сказал:
– Нет, мы не ошиблись.
Вот тебе не! Да все уже забыли об этом.
– Я сандалеты эти хорошо запомнил, – продолжал Ромка, – новенькие, желтые, и полоска на подошве «Маде ин Чехословакия». Понял? – сурово спросил он у Степы.
– Мало ли их, одинаковых?
– А загубник? – внимательно заглядывая в глазе каждому, спросил Ромка. – Тот?
– Тот, – ответил Тимка.
– А маска? А ласты? Степа, ты их трогал. Они те же?
– Те же, – согласился растерянный Степа.
– А сумка? А полотенце? А очки? Нет, мы-то не ошиблись… Вещи те же, а человек другой.
– А пропуск в дом отдыха? – вспомнил Сенька. – А записная книжка? Что же это, нарочно подложено?
– А что ты думаешь, – сказал Тимка, – может, и нарочно. О чем нас дядя Валя предупреждал?
Все замолчали. Как это они не подумали сразу, как это они не смогли догадаться, что это, может быть… человек совсем с другого берега… Чужой человек. И хоть полной уверенности не было, однако на душе у каждого стало тревожно и тоскливо.
А над головой все тек же нестерпимо жарко светило солнце, совсем рядом неумолчно, неторопливо шумело море и так же неудержимо, так же властно, как всегда, набегал прибой. Невдалеке на волнах покачивались чайки и кричали о чем-то своем, птичьем. А совсем далеко, на горизонте, шло белое пассажирское судно.
Воздух был словно соткан из солнечных лучей и морских брызг… Жизнь была все такой же яркой, праздничной, ликующей…
Через территорию санатория «Колос», потом через строительную площадку новых корпусов дома отдыха «Шахтер» ребята довольно быстро выбрались на главную улицу поселка, улицу имени Ленина. Отсюда до заставы оставалось каких-то метров шестьсот, может, семьсот. И если припуститься вовсю…
Но припуститься вовсю не удалось.
Путь им преградила целая процессия, целая кавалькада машин, да таких, что не остановиться, не посмотреть на них мог только самый нелюбопытный, самый скучный, самый равнодушный человек.
Первой вывернула из-за поворота и, натужно гудя, пошла на подъем грузовая машина ЗИЛ-150. Ее большой, странной формы, крытый кузов был выкрашен в необычный для машин серебряный цвет, а по борту алела надпись: «Киносъемочная».
Вторым шел обыкновенный автобус горьковского автозавода. Но это только казалось со стороны, что обыкновенный. Зоркие мальчишеские глаза рассмотрели за развевающимися занавесками открытых окошек какую-то аппаратуру, серебряные динамики, красные лампочки, желтые переключатели.
Следом ревел мотором, беря подъем, самый простой, обычный грузовик, заполненный ящиками. Необычным был лишь прицеп. Позади грузовика на жестком креплении катилось какое-то огромное металлическое чудовище, сплошное переплетение желтых и красных ребер. Чудовище во время движения вздрагивало, поводило из стороны в сторону своей не по росту небольшой головой.
– Кран какой-то, – догадался главный специалист по технике Сенька Пичужкин.
Замыкали шествие две пятитонные машины с переполненными кузовами, которые были надежно закрыты брезентом. Однако под хлопающим от ветра куском брезента мальчишки увидели большие черные, сверкающие линзами прожектора.
Оживленно обсуждая свалившееся на них счастье, мальчишки свернули на Зеленую, чтобы через двор Лукашкиных проскочить прямо к заставе.
– Мальчики, – вдруг услышали они вежливый девчачий голосок, – как тут у вас на почту пройти?
Мальчишки остановились и обернулись.
С противоположной стороны улицы к ним шла девочка их лет, сразу видно, приезжая, сразу ясно, что городская.
И это не особенно удивило ребят. В курортное время они видели у себя в поселке много городских девочек с косичками, с бантиками, в ярких летних платьях. Они восхищенно, восторженно смотрели на все, что здесь их окружало: на море, на скалы, на чаек, на рыбацкие фелюги. Держась за маму или папу, они ходили на пляж и изредка с подружками бегали в местный кинотеатр на первый сеанс.
А в этой девчонке все было необычно, даже вызывающе. Во-первых, ни косичек, ни бантиков, а коротко подстриженные волосы с небольшой челочкой. Во-вторых, изящные темные очки. В-третьих, в-четвертых и в-пятых, одета она была совсем щегольски, просто пижонски, как определил Ромка. В самом деле, разве не пижонство носить в жаркий июньский день кожаную зеленую короткую курточку на «молниях», серые узкие брючки и белые туфельки.
Было видно, что девчонка только-только приехала на юг, загар не тронул еще ее лицо.
– Ну что же вы, – нетерпеливо и даже кокетливо переспросила она, останавливаясь около ребят. В руках она держала по меньшей мере десяток запечатанных конвертов. – У вас есть почта?
– Уже соскучились? – съязвил Тимка, которого тоже возмутило такое «пижонство». – Дорогие подружки, Люсечка, Лесечка, Лялечка… доехала хорошо, встретили хорошо, живу хорошо, жду ответа, как соловей лета.
– Дурачок! – насмешливо ответила девочка.
– Ого! – сказал Ромка. – Разве так вежливо?
– Зато справедливо, – отрезала она.
Завязывалась содержательная, культурная беседа.
– У вас в городе, – сдержанно попытался выяснить Степа, – все такие справедливые?

– Не то, что у вас в деревне, – был ответ.
На это мальчишки обиделись.
– У нас не деревня, – отчетливо произнес Ромка, – у нас морской поселок.
– Рыбацкий поселок, – добавил Бараболя.
И мальчишки даже подтянулись, расправили плечи, чтобы увидала она, эта городская девчонка, их просоленные тельняшки, чтобы поняла, наконец, какой крепкий, мужественный народ здесь живет.
– У нас даже кино здесь снимать будут, – не мог не похвалиться Захар.
– Ну?! – сказала девочка. – Не может быть! Что же здесь снимать?
Это было уж слишком! Это вывело из себя даже Пичужкина.
– Не может, да? Не может? – разгорячился Сенька. – Да у нас море какое? Да у нас скалы…
Девочка засмеялась.
– Особенные?
– Да что с ней говорить, – заторопился вдруг Ромка, – пошли, ребята, время…
– Так где же у вас почта? – снова спросила девочка, словно ничего не произошло. – Неужели вам трудно сказать?
– Почта? – задумался Пичужкин.
– Почта? – попытался вспомнить Бараболя.
– Почта? – переспросил Захар.
– Почта? У нас? – развел руками Тимка.
Туг обиделась девочка, поджала презрительно губы и гневно сверкнула глазами. Она хотела сказать что-то обидное, ядовитое, но не успела, послышался шум подъезжающей машины и короткие требовательные сигналы уйти с дороги.
Мальчишки отскочили в одну сторону, девочка в другую.
На том месте, где они стояли, резко качнувшись на тормозах, остановилась голубая «Волга» все с тем же знакомым и таинственным словом «Киносъемочная».
– Оксана! – высунулся из окна шофер. – Ты куда?
Девочка обрадованно кинулась к машине.
– Почту я ищу, дядя Володя, – сказала жалобно, – письма надо отправить…
Шофер показал на сиденье рядом.
– Садись, подброшу.
Девочке перебежала перед радиатором машины, потянула на себя ручку, но дверца не открылась.
– Каши мало с утра ела, – засмеялся шофер, – сильней, сильней давай.
Оксана сердито дернула еще и еще рез, однако дверца не поддавалась.
Мальчишки откровенно рассмеялись. Оксана как-то беспомощно, как-то жалобно оглянулась на них.
Ромка решительно шагнул к машине, схватился за ручку и с силой рванул на себя. Дверца, как будто ждала именно такого обращения, покорно распахнулась.
– Спасибо, – весело сказала девочка, проворно и привычно забираясь не сиденье.
Хлопнула дверце, машина заурчала и мягко покатилась вниз.
– Спасибо, мальчишки! – донеслось издалека.
Друзья молчали, с интересом ожидая, как будет оправдываться командир.
– А она крашеная, – вдруг сказал Ромка и засмеялся.
– Кто? – не понял Степа.
– Ну, Оксане, – рассердился от такой непонятливости Ромка. – Я думаю, почему у нее волосы какие-то странные, ну, не натуральные, слишком уж белые… А они же просто покрашены…
– Так она, наверное, снимается? – ахнул Захар. – Артистка!
– И как давно это произошло? – первое, что спросил Никифоров, когда Ромка рассказал все, что случилось на пляже.
– Минут сорок назад, – тихо ответил Ромка, прекрасно понимая, что скажет начальник заставы дальше.
– Ты столько добирался с пляжа?
Ромка покраснел и виновато опустил голову.
– Были всякие препятствия…
В дежурной комнате заставы Ромку слушали трое пограничников: начальник заставы капитан Никифоров, младший лейтенант Суходоля и старшина Тарас Порфирьевич Лощук.
– Были всякие препятствия, – повторил Ромка.
– Эх, Ромка, Ромка, – Никифоров встал и прошелся по кабинету, – да за это время он, знаешь, как далеко уйти может…
– Тревога, товарищ капитан? – отошел к двери Суходоля. – В ружье?
– Тревога! Оповестить соседей, сообщить в отряд. Перекрыть дороги на Веселое, Степное и Лучистое, приметы запомнили?
– Так точно, – отозвался лейтенант, – разрешите выполнять?
– Действуйте, – разрешил капитан.
Лейтенант вышел, и сейчас же за дверями гулко прокатилась боевая команда:
– Тревога! Застава! В ружье! Тревога!
А капитан уже давал распоряжения старшине.
– Наряды на автостанцию, на перекресток, на причал! Сообщите солдатам приметы.
– Слушаюсь, – старшина торопливо пошел к двери.
– Тарас Порфирьевич, – вскочил Ромка, – Алексей Дмитриевич, – повернулся он к капитану, – там, на автостанции, ребята наши есть, из отряда… Степа Бараболя и Сенька Пичужкин… я послал…
– Вы поняли, Тарас Порфирьевич? – снова обратился начальник заставы к старшине. – Чтобы наряд обязательно связался там с ребятами.
– Понятно, – отозвался Лощук и от двери спросил у Ромки: – А на перекресток догадался послать, командир?
– Ага, – покорно кивнул головой Ромка, – там Захар Лукашкин и Тимка Коробко, вы их знаете, Тарас Порфирьевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23