Огромный белый пес доедает рыбью голову. Макс оттеснен, но не побежден, сидит
рядом и упорно смотрит на разбойника. Забавно, что громила нервничает, то и дело
поглядывает на кота, как на хозяина мусорной кучи. Увидев меня, отошел на
несколько метров. Я поднимаю остатки головы - пригодится, мы с Максом идем, пес
позади, нюхает рыбий след.
Как только пришли, Макс, забыв про голову, набрасывается на Люську - без всякого
ухаживания, невежа! Она, конечно, оскорблена, шлепает его по морде, он обиженно
отворачивается. Глухой стук, в окошке морда Серого. Макс тут же прячется под
кровать. Два дня жили без него, не тужили, явился, здравствуйте-пожалуйста!..
Кажется, ненадолго помогла взбучка, может, повторить?.. Громко заявляю, что
приема сегодня нет. Серый подумал и уходит, внизу раздается его слащавый
голосок, он уверен, что наши кошки так и побегут за ним! Макс вылезает из-под
кровати, пристраивается в гречневой каше, его брюхо не терпит пустоты. За окном
стало светлей, ветки носятся по ветру, разгоняя клочья тумана. Люська в обнимку
с бумажкой, рвет и мечет клочки по закоулочкам... Нет круп, рыбы, наши запасы
истощаются. Давно не вижу мышей на полу, Алиса приносила их летом Люське и
Шурику. Сидит и смотрит, как они возятся. Играла все больше Люська, а съедал
мышь Шурик, залегал и хрустел, придерживая добычу лапами...
Когда говорим о жизни, смерти, голоде, все равны.
77. Двадцать шестое, минус одиннадцать...
Восемьсот метров по полю, ураган в лицо, снег по колено. Зато пришел Стив! Я
видел его и даже потрогал - это он! Его не было две недели. Длинный как автобус,
совершенно черный, важный, и ничуть не похудевший. Подошел к еде, понюхал и
отвернулся. Я запер их и пошел искать остальных котов и кошек. Стало теплей на
сердце, жив наш странник... Встретил оставшихся, накормил, и похвалил - одного
за то, что поел, другого за кучу без глистов... третий не кашляет... Поели,
уходят, двое приготовились обрызгать картины, оставить свои следы! Макса убедил,
а Костик струсил, оба, не выполнив задуманного, сиганули вниз. И Стив, шипел,
рычал, и удалился на лестницу. Жив, это главное, значит, отыгрывает у вечности
время. Высокомерен... Кто же его таинственный покровитель?..
Сегодня собрался наглухо забить подвальное окошко, для этого не пожалел старую
картинку. И не получилось - ночью уволокли всю оконную раму, не к чему стало
прибивать. Эти люди... они, когда не смешат меня, то сводят с ума!.. Две кошки
наперегонки дружат со мной, кто выше залезет, их заветная мечта - прижаться к
лицу. Все они знают про глаза - хотят заглянуть! Алиса первая, и отталкивает
дочь. Я подставляю ей щеку, она нежно касается лапкой, потом прижимается своей
шелковистой щекой и мурлычет так громко, что закладывает в ушах.
Тяжелый глухой стук, прыжок - это Клаус, он молча приходит. Кто-то второй -
беззвучно, мягко пробрался, ни стука, ни звона, и выдает незнакомца только
громкое чавканье - добрался до мисок... Знакомая личность, опять явился! Что
делать, он считает нас своим домом... Я жду - пусть заморит червячка, потом
кричу - "Оставь другим, обжора!" Думал, он тут же рванет вниз, но в кухне
тишина. Клаус спокойно дремлет на столе, а на полу Серый, смотрит на меня. "Что
же ты, Клаус, допускаешь?" Нечего и спрашивать, после обеда святое время,
драться никто не станет. "Что же мне с тобой, Серый, делать? Так и будем жить,
драться и мириться?" Он герой, одолел два дома, весь в заботах, не пропустит к
нам ни одного чужака и проходимца...
- Но зачем ты бьешь наших? - спрашиваю его.
- Так надо! - он отвечает мне глазами.
- Здесь я самый сильный, не забывай!..
- Я не забываю... - он говорит, - это они забывают наш порядок...
Я подношу к его побитому носу кулак, и говорю:
-Только попробуй...
Он нюхает кулак, поеживается, замирает, но по-прежнему смотрит на меня
немигающим взглядом.
- Ну, ладно, посмотрим... - говорю ему, потому что больше сказать нечего... и
протягиваю руку к голове. Он молчит и не двигается. Я глажу его - он в первый
момент вздрагивает, потом выгибается, и подставляет голову. Я не могу его больше
бить. Он был когда-то домашний и хочет снова вернуться в дом. Как-нибудь,
как-нибудь мы уладим все наши споры... День медлит спускаться к вечеру в
западню, ветер стих, прислушивается. Люська играет с Костиком, как отведавшая
любви десятиклассница со своим одноклассником, незрелым и прыщавым. Клаус
перебрался к ним поближе, снисходительно наблюдает за этой глупой возней, иногда
принюхивается, вглядывается в Люську, он уже на стреме. Нет, еще рано вступать в
дело... То скрипы, то стоны, то стуки... Дрогнула форточка, треснул снег внизу.
Жизнь, живая и страшная. Каждый звук, каждый цвет бьет наотмашь.
78. Напрасно я это сделал...
Двадцать седьмое, понедельник, минус тринадцать, солнечно, ясно, ветер в морду,
что само по себе плохо, зато для нашего окна наоборот. Я шел со вчерашним супом,
насквозь овощным, наперед зная, что дохлый номер, им мой суп ни к чему. Люська с
Алисой попробуют - из вежливости, Клаус издали понюхает и отойдет, только
Костик- беспризорник будет есть с интересом. А Хрюша вчера долго спал, не
придет.
Так и было, только с Максом получилась неприятность у меня. Нашел его в мусоре,
вместе зашли в подъезд, что большая смелость с его стороны, он тут же под
лестницу - обнюхать памятное место и самому оставить след в котовской истории,
новички тщеславны и старательны... В это время сверху идут голоса, это самая
злая уборщица, с ней мусорщица со своей железной клюкой. Макс их не слышит,
замешкался - след оставил, но обнаружил селедочную голову, и, конечно, забыл о
своей безопасности и обо мне. Я не мог его там бросить! Он вечно злит меня - не
понимает, что хотя я и главный, но не совсем нормальный кот, чем я смогу ему
помочь, если вовремя не схвачу за густую шерсть. Ворча, я втиснулся под
лестницу, схватил кота за спину. Он тоже заворчал, но стерпел. И я выпрямился.
Напрасно, напрасно я это сделал - надо мной был многотонный незыблемый камень...
На миг я забыл, где нахожусь, такой был удар. Потом вспомнил, и с котом в руках,
осторожно неся свою голову, поднялся на второй, успев опередить женщин, которые
были уже на третьем. Принес кота, и увидел, что лоб крови... А Хрюши так и не
было.
Обратно шел кое-как, кружилась голова, я смотрел вниз и видел не дальше
следующего шага. И подумал, что так и живу - следующим шагом. В сущности не так
уж плохо, важно только помнить, в каком направлении идешь. Иногда я забываю это,
но, постояв, всегда вспоминаю. Надо сразу выяснить, утро или вечер, и что в
руках, полная кастрюля или пустая. Это просто... Но утешительные мысли
чередуются с печальными. Я подумал, что рисую небо, землю, траву, деревья,
заборы, окна, ночь, зверей, прогулки с ними по утрам и вечерам - и так мало вижу
вокруг себя!.. Опять подумав, я снова утешился - ведь в сущности все давно знаю,
видел много раз, и теперь достаточно мимолетного взгляда. Все, что важно, давно
во мне, окружающий мир только напоминание или подтверждение. И пишу я не просто
деревья и траву, кусты и окна, дороги и заборы - а сам становлюсь то деревом, то
камнем, то кустом... то котом в оконном проеме.... Раньше я читал, и буквы
превращались в слова, чувства, картины, вещи. Но со временем надоела сложность -
знаков, символов, переводов, мне оказался интересней и ближе прямой язык -
вещей, красок, теней... И я с завистью думаю о котовской жизни.
79. Бумага пригодилась.
Не мне с моим нюхом определять, что, где... Если я кот, то очень старый, как
Вася. Мне помогает Клаус, который не пакостит дома с тех пор, как срослись его
тазовые кости. Несмотря на возраст, он обладает прекрасным нюхом, и о чужих
грехах знает больше, чем о своих. И сегодня, нашел в углу кучку и смотрит на
меня. Я бросился искать бумажку, которая должна быть не слишком мягкой, иначе не
соберешь добро, и не слишком твердой, чтоб не засорить унитаз... Вижу, на полу
какие-то листочки. Это игривые Люська с Костиком в ночной гонке свалили с полок
всякой всячины - мелких рисуночков, брошюр... Я схватил один из листков и
применил его с большим успехом. Потом смотрю - "Декларация прав..." Годы прошли,
но помню, с каким трудом раздобыл ее, хранил, хотя это было опасно, особенно,
если обнаружат с другими книгами, которые я тогда читал и считал хорошими.
Оказались всего лишь своевременные, теперь слова в них уже стерты, пожухли, как
масло на непроклеенном холсте... Послужила книжечка последнюю службу, не такую
уж плохую. Столько прекрасных слов сказано с тех пор, и что?.. Кричат о любви, и
одновременно уничтожают живое, людей и зверей. Декларации, заверения, клятвы,
обещания, прекрасные порывы... я им нашел применение.
80. Минус четыре, драки...
Двадцать восьмое января, ветер с юго-востока, снег покрыт блестящей корочкой.
Скользя и спотыкаясь, спешу к своим, ведь открыта форточка! Не в градусах дело,
страшен ветер: южный опасен, восточный невыносим - задувает в кухню, заползает в
комнату, вытряхивая остатки тепла из еле живых батарей...
Люська, Алиса и Костик дома. У меня полстакана бульона, зато от хорошей рыбы.
Наливаю им половину, думая о тех, кого еще нет. Выхожу на улицу - день мрачен,
за рекой синие тучи, дым над городской трубой мотается рваными лохмами по всем
сторонам света. У подъезда коренастый парень с коротким хвостом жует большой
блин. Хрюша, тебе повезло! Моя мечта - кормить всех до полного изнеможения...
Взял у него блин и понес, он бежит рядом и не беспокоится, а дома уплел перед
всеми. Не мог же я ему сказать - поделись! Кто нашел, тот и съел.
Не прошло и получаса, как за дверью громкий требовательный голос - посторонись,
я иду! Стив ворвался и сразу к мискам, старается свое замешательство скрыть
суетой и наглостью. Признать, что я понадобился, выше его сил. Все уничтожено,
что же ему дать?.. Я вспомнил о банке со свиным салом, желтоватым и клейким от
старости, мы недавно выудили ее из мусора. Жир ели все, даже Стив остался
доволен, сожрал большой шмат и тут же удалился. Через минуту грозное рычание, он
наткнулся на Серого и не думает уступать. Они медленно расходятся, как в море
корабли... Серый явился с подавленным видом, он отличный боец, но ему не по
зубам кот, который не уступил самому Васе, когда Серого и планах не было. Стив
мог бы властвовать в нашем доме, но не любит участвовать и собираться,
предпочитает странствовать и клянчить, так что Серому нечего беспокоиться.
А на коврике передо мной подрались Алиса с Люськой! Обычные женские дела -
сначала слюни и объятия, а потом обиды, и размахались лапами. И тут же
успокоились, Алиса села рядом со взъерошенной Люськой, лизнула ее пару раз для
примирения, и они теперь моют друг друга, мурлыча и постанывая от удовольствия.
81. Вечер, февральский ветер, минус девять...
И дует в лицо! Пришли все, кроме Макса. Я опоздал, он это не терпит, нервишки
слабы - тут же трусит в девятый подвал, чтобы тамошние кошки утешили его. И
очень зря исчез, у меня с собой была жареная печенка и каждому перепало. Костик
дважды отнял у Люськи, при этом жутко рычал, мерзавец. Хотел отнять у Алисы, она
всегда уступает, щуря подслеповатые глазки. Пришлось вмешаться, и ей, благодаря
моим стараниям, достался-таки последний кусок. Костик цапнул меня за палец,
сгоряча, конечно, а я ответил пустым пакетом по морде. А огромный дурень Макс
шляется по снегам.
Шел обратно позже обычного, темень, ветер завывает с новой силой, очнулся после
дневного света. Шел и шатался, засыпая каждые десять шагов. Писать картины
легко, когда они пишутся. Но как найти щель в бесконечном заборе, за которым
правильное скучно, грубое и грязное может стать сильным и трогающим, ежедневное
мелко и далеко, а редкое, наоборот, рядом, и возможно?.. Когда вламываешься, уже
измочален донельзя!
Еще февраль впереди, пока все живы. Нужно собирать их каждый день,
разговаривать... чтобы они видели свет в окне, грелись и спокойно уходили,
оставляя за спиной тепло. Сохранение жизни - кропотливое ежедневное дело с
запахом протухшей еды и говна. Живопись тоже сохранение жизни - особым путем,
вот и все.
Я шел и смотрел - на небо, на ветки, сумасшедшие от ветра, на снежную пыль,
носящуюся между небом и землей - с той особой нечувствительностью лица, когда
оно, как стена, разбивающая ветер, а глаза - две прорези, дыры, щели, бойницы,
раны, сосредоточившие всю чувствительность...
82. Минус пятнадцать, природа бездумна...
Тридцатое января, ветер в морду и левый глаз, ломит лоб, съеживает кожу. Пока
пройдешь эти восемьсот... Зато светло и ясно, небо сверкает, как саврасовский
март, от этого сверкания боль в глазах... На кухне опять Сергей, он спокоен,
покорен, сдается на милость победителя. Я вижу по мискам, сколько он съел,
ужасаюсь, беру его подмышки, сажаю на форточку и толкаю под зад. Он скатывается
на балкон и долго стоит там, задрав голову, в глазах недоумение. Через пять
минут вторгается снова, я кричу на него... и так много раз. Мне становится
неудобно перед ним, стыдно, сколько можно унижать сильного в угоду слабым!.. Я
выхожу на балкон и даю ему кусок печенки, он понимает это как сигнал к
возвращению.... И там мы мучаем друг друга. Но стоит его оставить в доме, через
минуту чей-нибудь истошный вопль, так он понимает справедливость.
По утрам воробьи уговаривают нас поверить в конец зимы. Я бросаю им крошки, но
не верю, так просто нас не обманешь. Скрипя ржавыми баками подъезжает мусорка,
сигнал уходить Клаусу, самому крупному специалисту по мусору. Костик, поднявши
хвост, обхаживает Макса, а Макс, поджав хвост, изучает Алису... За это и бьет
тебя Серый?.. На желтоватом снегу овраг, заживающая на коже рана, перечеркнутая
линиями швов-стволов, живыми и неуклюжими. Искренность и выразительность
неуклюжи и наивны.
83. Суббота, минус шесть...
Первое февраля. Слабый ветер в лицо, никто меня не встречает, дома верная
Люська, она хочет стать домашней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20