полки в ванную комнату купить 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Стиль, например, 1 марта публикует в газе­те «Театр» следующую желчную утку: «Вчера акции Южноморской компании котировались на 174, оперного же общества - на 83 с половиной. Передачи акций нет». Затем 8 марта, в этой же газете: «На прошлой неделе на одной из репетиций синьор Нигилини Бенедитти на пол­тона превысил все имевшиеся до сих пор в его диапазоне звуки. Оперные акции при открытии: 83 с половиной, когда закончил: 90». [Фиктивное имя певца получилось из комбинации имен Николини и Бенедетто (Бальдассари).] 12 марта по поводу вышеизложенной новости реф­лектирует - под псевдонимом Мусидорус - д-р Арбатнот и дополняет ее следующим образом: «...случи­лось, что при распределении ролей в новой опере большая несправедливость постигла Бенедетти, на другой день он явился на совет директоров Оперы - одним из недостойных членов которого являюсь и я - искать справедливо­сти. В речитативе, сильно похожем на нормальную речь, он разъяснил, что до сих пор еще никогда, ни в какой опере не играл роль меньшую, чем государь или по крайней мере чистокровный принц; а сейчас ему надо играть роль капи­тана гвардии и сводника... однако он как будто нашел достаточно друзей, его произвели в герцоги...»
27 апреля 1720 года. Вслед за «Нумитором» ставят первую оперу Генделя, написанную специально для Ко­ролевской Академии музыки, - „Радамист". В дневнике почтенного, разбирающегося в музыке господина Уилья­ма Стакли сохранился забавный эпизод, связанный с ре­петициями оперы: «18 апр. - На линкольнширских празднествах в Шип Таверн, неподалеку от Темпль Ба­ра, присутствовал сэр Ис. Ньютон. Я упомянул, что сегодня вечером репетируют оперу „Радамист". На это он сказал, что был в опере единственный раз в жизни. Первое действие прослушал с удовольствием, второе явилось испытанием его терпению, а с третьего он сбе­жал». Кстати, в другом случае великий физик заявил, что в игре Генделя на клавесине «нет ничего, заслужива­ющего упоминания, за исключением разве что эластич­ности пальцев».
Либретто «Радамиста» - в отступление от всех пред­шествовавших традиций - снабдил посвящением ко­ролю не либреттист, а композитор - Гендель. Написан­ный на прекрасном английском языке текст посвящения сформулирован, вероятно, не Генделем, ведь в то время он еще не владел английским в таком совершенстве. (Кстати, и позже тоже; во всяком случае, в его произ­ношении на всю жизнь сохранились более твердые немец­кие ударения, более твердые согласные - в анекдотах о Генделе в его уста всегда вкладываются фразы на исковерканном английском языке, с ужасным произно­шением.) Посвящение Гендель подписывает в качестве «смиреннейшего, покорнейшего и верноподданнейшего слуги» короля. Правда, в то время он еще не был под­данным короля, поскольку не был английским гражда­нином - английское гражданство Гендель получил лишь в 1727 году. Главные партии в опере исполнили Дурастанти, миссис Робинсон и Бенедетто Бальдассари. До закрытия сезона, то есть до 25 июня, «Радамист» был представлен десять раз. По всеобщему мнению, новое произведение Генделя было очень хорошим; мно­гие считали его лучшим из того, что до сих пор было поставлено в Лондоне. Сам Гендель говорил Хоукинсу, что наряду с арией «Сага sposa» из «Ринальдо» ария «Ombra сага» из «Радамиста» - самое удачное, что он когда-либо написал.
За «Радамистом» вскоре последовала новая оперная премьера: была поставлена опера Скарлатти «Нар­цисс», впервые 29 апреля, а затем еще несколько раз. Произведение, первое представление которого состоя­лось в 1714 году в Риме, в Англии успеха не имело. 20 июня 1720 года Гендель удостаивается большой поче­сти: наконец он получает королевскую привилегию, со­гласно которой сам может издавать свои произведения. Сочинения его издавались, конечно, и до сих пор, одна­ко издания эти выходили, как правило, без разрешения и одобрения автора; кроме того, поскольку сам автор не мог править корректуру, они были полны опечаток. Королевская привилегия гарантировала авторские пра­ва Генделя на четырнадцать лет, эта привилегия заме­няла в то время право «copyright» или, во всяком случае, была призвана его заменять. Ведь хотя композитор и получил привилегию, никто не проверял, публикова­лись ли привилегированные композиции пиратскими издательствами; и если бы композитор представил суду очевидно пиратские издания, он все равно не добился бы установления справедливости. Логическим продол­жением такого порядка вещей было то, что Гендель, получивший наконец право собственного издания, через некоторое время вступает в непосредственный контакт с пользующимся самой дурной славой пиратским изда­тельством Англии - издательством Уэлша. В этом случае он мог хотя бы проверять гравировальные доски своих произведений.
Пока, однако, Гендель находится с Уэлшем в ссоре и поэтому ноты «Радамиста» он издает у Ричарда Миреса. Поскольку в Англии в то время, благодаря более дешевому способу производства, стали распростра­няться ноты более низкого качества, в объявлении, предшествовавшем изданию, не без причины подчерки­вается, что произведение «будет награвировано на тон­кие медные пластины», а также: «чтобы произведение было принято более тепло, мы уговорили композитора собственноручно откорректировать его».
Осенью этого года для подъема оперного искусства в Лондон был приглашен один из известнейших компо­зиторов своего времени - Джованни Бонончини. Бонончини был отпрыском знаменитой семьи музыкан­тов, с 1692 года работал преимущественно в Вене. Он был вундеркиндом: уже в 13-летнем возрасте опублико­вал свои первые композиции, годом позже его избрали членом Болонской Академии, а в возрасте пятнадцати лет он уже работал дирижером. В 1711 году Бонончини возвратился в Италию и постепенно стал приобретать в качестве оперного композитора все большую славу.
Для того чтобы получить некоторое представление о суматошном муравейнике лондонской Оперы, процитируем несколько фрагментов из писем Паоло Ролли, жившего в Лондоне итальянского поэта и либреттиста (который являлся и «итальянским экспертом» Королев­ской Академии музыки), к аббату Джузеппе Риве, лон­донскому поверенному Модены, находившемуся в это время с королевским двором в Германии.
«...Куццони на этот год уже ангажирована, и на сле­дующий год она не согласна приехать за меньшие деньги, чем получает в Сиене. Госпожа Маргерита [Дурастанти] в положении, что очень рассердило директоров. Неко­торые из них даже жаловались мне, особенно сейчас, так как ждали, что Дурастанти станет примадонной Опе­ры. Авеллони, славный малый [муж Дурастанти], очень встревожен, с самой певицей приключился припадок яро­сти, и вы увидите, что будет результатом всего этого: Дурастанти возвратится в Италию, независимо от то­го, что здесь она получает в год на тысячу фунтов больше. Даже половина этой суммы - большие деньги в Италии, особенно для такой женщины, которая, как эта, каждый год рожает... О Бонончини нет никаких известий. Надеюсь, что он будет ехать через Германию, так как в Марселе все больше распространяется эпиде­мия. Мне не хотелось бы такого конца, чтобы всех нас посадили под карантин» (29 августа). «В прошлый поне­дельник в компании Берселли и Сальваи прибыл Сенесино... Я узнал эту новость во вторник в Ричмонде, во время обеда, и сразу же пошел с нашим милым Казимиро [Авеллони, муж Дурастанти] в город. Я очень доволен, что знаменитый артист обладает хорошими манерами, начитан и является необыкновенно милым человеком, одевающимся с самым благородным вкусом... Отноше­ния между ним и Сальваи нельзя назвать хорошими. О Сальваи я не знаю ничегошеньки, так как встречался с ней лишь один раз; о Сенесино же могу сказать только то, что и Вы с первого взгляда найдете его чересчур громким, важничающим и, наверное, не слишком так­тичным. Для Сенесино и Берселли я нашел квартиру на Лейкестер-стрит, за которую им нужно платить 120 фунтов в год. Альпийский Протей [одно из прозвищ Генделя в переписке Ролли] с признательностью говорил обо мне в присутствии Казимиро, который уже много раз доказывал ему, что и я заслуживаю некоторого ува­жения. Дорогой Рива, в отношениях с ним я также следую видимости вежливости, разумеется, в границах приличия, и посмотрим потом, смягчится ли этот ко­лючий характер. Вчера я был вызван советом директо­ров Королевской Академии, и мне поручили пересмотр и сокращение либретто „Dramma dell' Amore e Maesta". Без Сенесино я не мог бы продвигаться в этой работе, и мы оба испытывали бы затруднения без Хейдеггера... Я ликую, что у Сенесино такая хорошая голова и что он в совершенстве понимает интриги! Ждем Вашего приез­да и тогда создадим триумвират. Дорогой Рива, какие разрушения принес крах Южноморской компании! Все дворянство находится при последнем издыхании, повсю­ду видны только грустные лица. Крупные банкиры обанк­ротились, крупные акционеры исчезли, и у человека нет такого знакомого или друга, которые спаслись бы от разорения. Подлецы-директора Компании всех обманули, и я уверяю Вас, что нужно бояться самой большой тра­гедии. Если Вы тоже возвратитесь, то вместе с нашим горячо любимым королем Георгом сами станете этому свидетелем» (23 сентября). «Я с волнением жду Сенеси­но, которому стараюсь понравиться с помощью всех мыслимых средств и которому все буду честно разъяс­нять. О Бонончини у меня нет свежих новостей с того известия, что он получил высланные ему деньги, а также кредит до ста пистолей у одного из компаньонов господи­на Комо и Легорне» (29 сентября). «...Вам следует знать, что мадам Сальваи привезла с собой из Голландии Полани [венецианский певец и композитор], далее то, что имя Санды [?] нельзя упоминать перед советом директоров, так как она оформила любовника в качестве домашней хозяйки... Маргерита [Дурастанти] в союзе с Сенесино предложила оперу ,,Amore e Maesta". Однако ее нельзя исполнять здесь так, как во Флоренции: в ней бесконечно много речитативов и мало арий; у Сенесино было бы всего четыре арии. Таким образом, мне поручили исправить текст; в соответствии с этим я выпустил, дополнил и изменил все то, что следовало. Альпийский Фавн [Гендель], согласно своему старому методу, - он всегда старается доказать, что после переработки про­изведение остается таким же, каким было, - рекомен­довал, чтобы оперу переработал Полани и он же дири­жировал ею. Сенесино наш пришел, естественно, в ярость: он предложил оперу, к заново написанным ча­стям требовалась новая музыка, и, собственно говоря, поэтому он желал изменения текста; он возражал про­тив того, чтобы из старых арий сделали ,,пастиччо"*, и хотел, чтобы кто-нибудь сидел за клавесином [то есть, чтобы спектаклем руководил композитор-дирижер]; по­сле первой вспышки Гендель назвал Сенесино проклятым дураком - это были главные причины гнева Сенесино.В дальнейшем Фавн пообещал мне, что не будет больше перечить Сенесино, и я стал послом Фавна. Но я не смог обуздать Сенесино; потом я предложил ему, пусть пой­дет поговорит с Фавном со спокойной решимостью и скажет ему, что примет его предложение, но, ввиду сохранения самоуважения, просит принять во внимание и вышеупомянутые аргументы; пусть скажет, что у него нет личных разногласий ни с кем, кроме Полани, хотя он и готов петь под его управлением в любой другой опере, которую доверит ему глубокоуважаемый совет директоров, - однако не в такой, которую он, Сенесино, сам предложил и за успех которой совет директоров назначил ответственным именно его; короче, что невоз­можно поставить оперу в том виде, в каком она есть... Фавн был поражен и спросил, не мой ли это трюк, но получил ответ, что я уже отдал Полани один экземпляр оперы и ему сообщил лишь мнение дирекции, добавив при этом, что Полани поступил в Оперу в качестве музы­канта, а не дирижера... Сенесино гарантировал, что если спектаклем будет управлять этот бестолковый нахал, то первая опера позорно провалится, несмотря на то что он сам будет в ней петь, - и все это к радости Дикаря [Генделя]... Нужно бы повесить директоров Южноморской компании, которые разорили всех моих друзей, - и я боюсь, что в результате всего обанкро­тится также и Академия. Покарай их Бог... Бонончини уже здесь. Милорд Берлингтон... сказал, что уже гото­вит ему квартиру... Я считаю его пригодным для выпол­нения задачи, и главным моим советом ему было поже­лание работать в союзе с Сенесино. У Бонончини уже сложилось о нем очень хорошее мнение, потому что Сенесино очень умен» (18 октября).
Итак, в связи с Южноморской компанией разразился огромный скандал, и - Ролли здесь ничуть не преувели­чивает - разорилось действительно пол-Англии. (В жульничестве приняло участие все консервативное пра­вительство; один из государственных секретарей умер в страхе перед следствием, канцлера заточили в Тауэр. К власти пришел либерал Уолполь.) В результате раз­личных финансовых начинаний, которыми руководил сэр Роберт Уолполь, министр финансов из либералов, акционерам удалось «возместить» только треть номи­нальной стоимости их облигаций; следствием этого стал продолжительный экономический застой. Эконо­мический крах чувствительно затронул и английских аристократов, так что «кровопускание» не было для них чересчур чувствительным. Именно поэтому не разори­лась и Академия.
2 ноября 1720 года. Как раз в разгар экономического кризиса появилось первое изданное инструментальное произведение Генделя - первый том сюит для клавеси­на. О выходе произведения оповещают газетные объяв­ления: «Клавесинные сюиты господина Генделя, награви­рованные на тонкие медные пластины, появятся в поне­дельник, и их можно будет купить в магазине „В руки", принадлежащем Кристоферу Смиту и находящемся на Ковентри-стрит, в верхнем конце Хэймаркета, а также в музыкальном магазине м-ра Ричарда Миреса, во дворе собора св. Павла». Из этого выясняется, что друг моло­дых лет Генделя Кристоф Шмидт в то время уже прини­мал участие в английской музыкальной жизни, пока только в качестве торговца. Согласно другому объявле­нию, «композитор был вынужден сам издать эти произ­ведения, с целью предупредить надувательство публики, причиненное несколькими пиратскими и полными ошибок изданиями, из которых кое-какие попали уже и за границу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я