Федор Шаляпин».
Помимо деятелей литературы и искусства, к Чехову час­то заходили и малознакомые или даже совсем незнакомые люди. Далекие от интересов писателя, они своими обыва­тельскими разговорами утомляли его и мешали работать. Положение Чехова отягощалось еще и тем, что в силу своей деликатности он ни одним словом, ни намеком не давал по­нять, как мучительны для него эти отрывающие от дела пустые, ненужные разговоры. Единственно, что делал Че­хов, - просил домашних не принимать и не пускать к нему подобного рода посетителей, но они все-таки прихо­дили.
Режиссер Московского Художественного театра Л. А. Суллержицкий опубликовал записанную им со слов артист­ки театра Н. А. Бутовой такую деталь о Чехове:
«Будучи в Ялте, я зашла к Антону Павловичу. Он си­дел на балконе, а возле него на перилах лежал большой мор­ской бинокль.
- Это мой спаситель, - посмеялся он, указывая на би­нокль.
- То есть, как спаситель?
- А так. Когда ко мне приходят и начинают умные разговоры, я беру бинокль и начинаю смотреть в него. Ес­ли это днем, - то на море, а ночью - в небо. Тогда гостям кажется, что я думаю о чем-то важном, глубоком, они бо­ятся помешать мне и тоже умолкают.
Через некоторое время мы сошли вниз в сад и сидели там на скамье... Пришла одна дама и стала говорить о его произведениях. Долго он смотрел то в одну сторону, то в другую, а потом встал и просительно проговорил:
- Маша! Принеси мне бинокль!..»
Популярность Чехова в Ялте причиняла ему и другие неудобства. Он не мог попросту, в одиночестве погулять у моря - на него сейчас же обращали внимание. А от «анто­новок» ему буквально не было прохода. Так в семье писа­теля и среди друзей в шутку называли многочисленных бе­зобидных поклонниц Антона Павловича, всегда стремив­шихся оказать писателю какое-либо внимание, встретить его, проводить до дома, помочь что-нибудь донести и т. д. Некоторые из них, чтобы «увидеть Чехова», иногда часами висели на железной ограде, окружающей его дачу. Поэтому Чехов всегда стремился идти на прогулку в обществе ко­го-нибудь из близких знакомых или друзей.
Профессор Бобров, создатель санатория для детей, больных костным туберкулезом (в Алупке-Саре), иногда устраивал в пользу санатория концерты с участием извест­ных артистов и музыкантов. Чехов с удовольствием посещал эти концерты. Они обычно происходили в Алупке, на Льви­ной террасе Воронцовского дворца. Однажды, по рассказу сестры писателя М. П. Чеховой, там произошел такой ха­рактерный для Чехова случай.
Приехав на концерт, в ожидании начала Антон Павло­вич, Мария Павловна и Ольга Леонардовна сидели за сто­ликом и пили чай. Было много народа. Кто-то из присут­ствовавших, сидевших за одним из соседних столов, нео­жиданно поднялся и, обратившись к публике, громко, в напыщенных выражениях приветствовал «находящегося сре­ди нас» писателя Чехова - «гордость русской литературы» и т. д. Покрасневший, растерявшийся Антон Павлович не­медленно встал из-за стола и ушел. Мария Павловна и Оль­га Леонардовна через некоторое время также вынуждены были уйти. Разыскав расстроенного Антона Павловича в парке, они уехали домой, так и не послушав концерта.
„АКАДЕМИЧЕСКИЙ ИНЦИДЕНТ"
В ялтинский период жизни, 8 января 1900 года, Антон Павлович Чехов был избран в почетные академики Россий­ской Академии наук по только что организованному тогда разряду изящной словесности. Вместе с ним в академики были избраны Л. Н. Толстой, В. Г. Короленко, А. М. Жемчужников и ряд других писателей.
Избрание в почетные академики для Чехова было при­ятным событием, но серьезного значения этому он не при­давал и к своему новому положению относился чаще всего с иронией, шутливо подписываясь в письмах «академику-сом» или «академиком Тото».
В одном из писем Чехов так оценивал положение писа­телей в императорской Академии наук при существовавших в ней кастовых порядках: «Действительных академиков из писателей не будет. Писателей-художников будут делать почетными академиками, обер-академиками, архи-академиками, но просто академиками - никогда или нескоро. Они никогда не введут в свой ковчег людей, которых они не знают и которым не верят». В другом месте он писал: «Зва­нию академика рад... Но еще более буду рад, когда утеряю это звание после какого-нибудь недоразумения. А недора­зумение произойдет непременно, так как ученые академики очень боятся, что мы будем их шокировать».
Через два года такое «недоразумение» произошло, по­лучив ярко выраженную общественно-политическую окрас­ку и осталось в истории литературы под названием «Ака­демического инцидента».
В феврале 1902 года на очередных выборах Алексей Максимович Горький был избран в почетные академики. Это избрание вызвало недовольство со стороны Нико­лая II, написавшего на докладе министра известную резолю­цию: «Более чем оригинально». Помимо этого, царь напи­сал министру народного просвещения генералу Ванновскому такое примечательное по своей тупости письмо: «Петр Семенович, известие о выборе Горького в Академию наук произвело на меня, как и на всех благомыслящих русских, прямо удручающее впечатление. Чем руководствовались почтенные мудрецы при этом избрании - понять нельзя. Ни возраст Горького, ни даже коротенькие сочинения его не представляют достаточного наличия причин в пользу его избрания на такое почетное звание. Гораздо серьезнее то обстоятельство, что он состоит под следствием, и такого че­ловека в теперешнее смутное время Академия наук позво­ляет себе избрать в свою среду. Я глубоко возмущен всем этим и поручаю вам объяснить, что по моему повелению выбор Горького отменяется. Надеюсь хоть немного отрез­вить этим состояние умов в Академии. Николай».
После этого «умоотрезвляющего» высочайшего прика­зания министр просвещения Ванновский написал великому князю К. К. Романову, бывшему тогда президентом Акаде­мии наук (и, кстати, тоже почетным академиком по разря­ду изящной словесности), такое письмо: «Ваше император­ское высочество. Государю императору благоугодно было мне высочайше повелеть, чтобы в ближайшем нумере «Пра­вительственного вестника» было напечатано от император­ской Академии наук сообщение следующего содержания: «В виду обстоятельств, которые не были известны соеди­ненному собранию Отделений русского языка и словесности и Разряда изящной словесности, императорской Ака­демии наук, - выборы в почетные академики Алексея Мак­симовича Пешкова - псевдоним «Максим Горький», при­влеченного к дознанию в порядке ст. 1035 устава уголовно­го судопроизводства, - объявляются недействительными». Доводя об этом до сведения вашего императорского высо­чества, прошу зависящих к выполнению высочайшего по­веления распоряжений».
Письмо это было написано Ванновским 9 марта. На дру­гой день - 10 марта - в «Правительственном вестнике» это сообщение с объявлением недействительности выборов Горького в академики было напечатано дословно, как про­диктовал Ванновский.
Академики были поставлены в нелепое, фальшивое по­ложение. Они выбирали Горького, и от их же имени опу­бликовано, что выборы недействительны!
12 марта в «Правительственном вестнике», теперь уже под заголовком «От императорской Академии наук», было еще раз напечатано такое же «высочайше приказанное» со­общение о недействительности избрания Горького.
Любопытно отметить, что после этого сообщения в «Правительственном вестнике» Академия наук обратилась с просьбой вернуть посланное ранее извещение об избрании Горького в академики не к самому Горькому, а к Тавриче­скому губернатору в Симферополе. Горький, живший в то время в Олеизе (Мисхоре), получил от губернатора такое письмо: «Конфиденциально. М. Г. Алексей Максимович! Императорская Академия наук обратилась ко мне с прось­бой возвратить ей посланный на Ваше имя пакет за № 198, выданный Вам 3-го сего марта с извещением об избрании Вас в почетные академики. Сообщая Вам об этом, имею честь просить Вас возвратить мне по прилагаемому адресу пакет Академии наук с извещением за № 198. Прошу при­нять уверения и т. д. К. Истинский М. Г. А. М. Пешкову. 15 марта 1902 г. г. Симферополь».
Алексей Максимович на это письмо ответил губернато­ру так: «Уведомление о том, что я избран почетным акаде­миком, было получено мною непосредственно от Академии наук, - полагаю, что и с просьбой о возврате этого уве­домления Академия должна обратиться непосредственно ко мне, мотивировав эту просьбу точным - на основании ус­тава об учреждении Отдела изящной словесности при Ак. наук - изложением причин, по силе которых Академия наук считает необходимым просить меня о возврате доку­мента. Покорно прошу В. пр. сообщить. Академии это письмо. А. Пешков».
Вся эта позорная для Академии наук история взволно­вала прогрессивные круги русского общества. Антон Пав­лович Чехов был глубоко возмущен всем происшедшим, тем более, что, будучи сам академиком, он мог и себя счи­тать причастным к этим беспрецедентным действиям Ака­демии. У Чехова возникает решение: в знак протеста от­казаться от звания почетного академика. В мае к Чехову в Ялту приезжал писатель В. Г. Короленко, чтобы обсудить вопрос о выходе из состава Академии. Оба писателя реши­ли отказаться от звания академиков. В августе 1902 года (а В. Г. Короленко несколько раньше) Антон Павлович отослал в Академию наук мотивированное заявление с от­казом от звания почетного академика. В своем заявлении на имя председателя отделения русского языка и словесно­сти Академии наук А. Н. Веселовского Чехов писал:
«Милостивый государь, Александр Николаевич! В де­кабре прошлого года я получил извещение об избрании А. М. Пешкова в почетные академики. А. М. Пешков тог­да находился в Крыму, я не замедлил повидаться с ним, первый принес ему известие об избрании и первый поздра­вил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечата­но, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст., выборы признаются недействительными. При этом было точно указано, что извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно, и я же при­знавал выборы недействительными - такое противоречие не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство же с 1035 ст. ничего не объ­яснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и при­скорбному, а именно, почтительнейше просить Вас ходатай­ствовать о сложении с меня звания почетного академика.
С чувством глубокого уважения имею честь пребыть Ва­шим покорнейшим слугою.
Антон Чехов.
25 августа 1902 г.
г. Ялта».
В тот период, когда Россия находилась накануне рево­люционной бури 1905 года, это смелое выступление Чехова и Короленко против самодержавного произвола имело не­малое общественно-политическое значение.
ТВОРЧЕСКАЯ РАБОТА
Чехов написал в Ялте с 1898 г. по 1904 г. девять круп­ных рассказов, две пьесы, заново переработал рассказы «Жилец» и «Муж». Кроме того, им была проделана огром­ная работа по редактированию произведений для полного собрания сочинений, издававшегося А. Ф. Марксом. И, на­конец, в последние годы жизни Чехов принимал участие в издании журнала «Русская мысль» в качестве редактора беллетристического отдела. Читал и редактировал присы­лаемые ему в Ялту авторские рукописи.
Когда мы говорим о сравнительно небольшом количе­стве произведений, написанных Чеховым в Ялте, то, кроме его болезненного состояния, надоедливости посетителей, ме­шавших работать, нужно учитывать и другое. В Ялте к своему творчеству писатель подходил значительно строже и взыскательнее прежнего. Он тщательно отделывал на­писанные вещи, долго держал их в своем столе, чтобы они «вылеживались», и уже после этого отдавал в печать. К этому его обязывали теперь богатый литературный опыт и сознание огромной ответственности перед читате­лем.
Постепенное уменьшение количества написанного за­метно и по отдельным годам: в 1898 году было написано восемь произведений, из них в Ялте четыре - «Случай из практики», «Душечка», «Новая дача», «По делам службы»; в 1899 году - три произведения - «Дама с собачкой», «На святках», «В овраге»; в 1900 году - пьеса «Три сест­ры»; в 1901 году - рассказ «Архиерей»; в 1902 году - пье­са «О вреде табака» (сцена-монолог в одном действии для полного собрания сочинений, взамен старого одноименного водевиля 1886 года), и, наконец, в 1903 году были написа­ны рассказ «Невеста» и последнее, предсмертное произве­дение «Вишневый сад», законченный в октябре. Марксом был заключен договор на продажу ему «в пол­ную литературную собственность» всех сочинений Чехова, как написанных, так и будущих, писатель согласно одному из пунктов договора (п. 7) обязан был заняться большой и кропотливой работой.
В жесткий полугодичный срок писатель должен был отыскать и отредактировать все свои произведения. Мно­гие из них были им уже забыты, как забыты и те журналь­чики, по страницам которых они были когда-то разброса­ны. Получив текст договора от П. А. Сергеенко, который по доверенности Чехова подписывал его, Антон Павлович пи­сал ему по поводу указанного выше пункта: «Собрать все без исключения произведения свои и доставить полный их текст с обозначением, по возможности, где, когда и с ка­кою подписью каждое из произведений было напечатано. Это все равно, если б Маркс захотел, чтобы я точно ска­зал, где, и в какой день, и в котором часу я поймал каждую из всех рыб, какие только я поймал в течение всей своей жизни, я, удивший в своей жизни более 1000 раз. И дого­вор также требует, чтобы я приготовил все к июлю! Да ведь это каторга! Каторга не в смысле тяжести труда, а в смысле его невозможности, ибо редактировать можно толь­ко исподволь, по мере добывания из пучины прошлого сво­их, по всему свету разбросанных, детищ. Ведь я печатался целых 20 лет. Поди-ка сыщи!»
Однако договор был подписан и выполнить его нужно было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17