– Его голос звучал совершенно обыденно и так ровно, что Хоуп вскипела яростью от того, как он беспечно рассуждал о своих прежних увлечениях.
– И все было именно так, как ты и ожидал? – чеканя каждое слово, спросила она.
Его руки плотнее обхватили ее, он рассмеялся.
– В таком возрасте, ma cherie, все кажется божественным! Это было даже больше, чем я ожидал, это было прекрасно! Однако, оглядываясь теперь на прошлое, я думаю, что лучше всего было то, что Франсуа никогда не делил с Мари ее постель. Он гонялся за кем-то еще.
Хоуп с трудом сглотнула, стараясь избавиться от комка в горле.
– А ты скучал по ней после того, как вы уехали?
– Я уверен, что да, но меня поглощало столь новое и прекрасное знание, что мне не терпелось вернуться домой и испытать мой опыт на других девушках. Мари была лишь женщиной, научившей меня, как чудесно заниматься любовью, но не она первая научила меня любить.
– Понимаю. – Ее голос был не громче шепота, и ревность затмила ей весь свет.
– Вряд ли ты понимаешь, ma cherie. Мари была в Версале с одной-единственной целью. Наверное, и сегодня есть женщины, занимающиеся тем же самым, не так ли?
– Да. Но я не знакома с ними или с кем-либо, кто знает их, – призналась она наконец.
– Потому что никто не говорит, что пользовался услугами подобных женщин. Но разве это означает, что их вовсе нет или что в эти дни они не угождают молодым людям?
– Нет.
– Тогда прости мне мои прегрешения, Хоуп, – сказал он, гладя ее по лицу. Голос его звучал нежно и искренне. – Я был тогда мальчишкой, и мне нужно было научиться, как доставлять наслаждение женщинам. Она была моей учительницей. Все было кончено в тот же день, когда наша карета выехала из ворот дворца, увозя нас домой. – Арман поцеловал Хоуп в висок, и она почувствовала его теплое дыхание на своей коже. – Однако я собирался рассказать тебе совсем не об этом. Я собирался описать тебе сокровища Версаля – картины и обстановку, – а вовсе не говорить о женщинах и интригах. В одном из залов была картина, которую мне никогда не суждено забыть. Портрет молодой женщины с загадочной улыбкой. Когда-нибудь я опишу тебе этот портрет…
– В другой раз, – пробормотала она, притворившись, что засыпает. Она уже видела Мону Лизу.
– В другой раз, – повторил он, вздыхая.
Перед тем как глаза ее окончательно закрылись, Хоуп на мгновение задумалась, почему рассказ Армана о своих любовных похождениях сделал его еще более реальным для нее? Призрак, который рассказывает о жизни много веков назад, должен только увеличить пропасть между ними…
Последней ее мыслью было открытие, что с годами люди вовсе не изменились. Они были такими же…
Арман стоял на вершине холма и наблюдал, как маленькая лодка Хоуп направлялась к другому концу озера, прямо к тому предмету, который Хоуп называла автомобилем. Он взял в руки двойную подзорную трубу, ее Хоуп называла биноклем, и навел прибор на быстрое суденышко. Глаза его искали в ее лице подтверждение решимости вернуться. Руки Армана крепче сжали бинокль, когда он увидел, что его Хоуп, его Надежда, становится все меньше и меньше, удаляясь от него. На мгновение он прикрыл глаза, уронив бинокль и оставив его болтаться на ленте на шее.
Надежда. Хоуп. Хоуп была для него всем. Она была больше, чем просто его femme, его любовью, его наперсницей. Она была нежной, как полевой цветок, и колючей, словно куст терновника. Она была его eglantier, лесной розой. Он чувствовал, что она стала второй половиной его души. Она была Фейт – но выросшей и повзрослевшей.
Да, он действительно любил Фейт, но в изрядной степени это было и желание защитить ее. Он укрыл бы ее от мира с его горестями, потому что у нее не было ни сил, ни знаний, чтобы вынести боль и невзгоды реальности. Он торопил ее с принятием решения – она должна была или выйти за него замуж, или остаться со своим отцом.
Он так никогда и не узнал, какой выбор сделала Фейт. Однако его продолжали терзать мелочные сомнения – а пришла ли она ночью туда, в условленное место, чтобы встретиться с ним и бежать? Правда была в том, что он сомневался в ее верности ему и не мог со всей убежденностью утверждать, что она выбрала бы его, а не своего отца…
Если бы только мать позволила ей вырасти и повзрослеть, а не оберегала ее, словно хрупкую фарфоровую куколку… Если бы только отец обращался с ней больше как с женщиной, а не как с товаром, своей собственностью, которую предстоит уступить тому, кто даст за нее самую высокую цену, – все было бы иначе.
Но сейчас его мысли занимала Хоуп. Она заботилась о нем, защищала его, ухаживала за ним, она так много значила для него… Она стала лидером, это именно он, обреченный оставаться на острове, с которого едва ли мог зайти на четыре фута в воду, нуждался сейчас в защите, а не Хоуп.
Ему хотелось обрушить свой гнев на богов за то, что они сделали с ним такое, хотелось закричать, излить свою ярость на силы природы за то, что вынудили его жить в чужое для него время, не давая обрести покой, который нашли другие. Однако ему хотелось и благодарить тех же самых богов за то, что они подарили ему возможность любить столь достойную любви женщину, как Хоуп.
Губы Армана зашевелились в безмолвной молитве. Если бы только одно-единственное его желание могло исполниться! Он пожелал бы, чтобы боги стали щедрыми настолько, что дали бы ему еще один шанс и он мог бы прожить ту жизнь, что будет отпущена ему, рядом с Хоуп. Хоуп олицетворяла для него douceur de vivre, сладость бытия…
Хоуп вознесла молитву, обращаясь к ярко-голубому небу. Она остановилась у входа в почтовое отделение, открывая письмо от профессора Ричардса. Моментально отыскав телефон и монету в 25 центов, она набрала номер профессора. Договориться о встрече удалось буквально через минуту. По дороге Хоуп твердила себе, что должна успокоиться и не возлагать особые надежды на результаты его исследований. Но это оказалось совершенно невозможно.
Профессор Ричардс производил впечатление рассеянного человека, однако его карие глаза время от времени пронзительно взглядывали поверх бифокальных очков, и тогда казалось – он видел собеседника насквозь. Ему было уже под семьдесят, он был худ настолько, что выглядел изможденным, а слегка сутулые плечи наводили на мысль о том, что всю свою жизнь он просидел, сгорбившись, за письменным столом.
– Значит, согласно гроссбуху меховой компании, эти люди прожили здесь довольно долго? – спросил он, наклоняясь над кипой бумаг на своем столе.
Сидевшая напротив него Хоуп нетерпеливо подалась вперед.
– Да, – ответила она, вручая ему имена и копии книги торговца мехом, которые она заказала в библиотеке. – Я уже просматривала эти источники.
Он бросил взгляд на бумаги, затем отложил их в сторону.
– Посмотрю, что я смогу сделать, дорогая. У меня есть копии некоторых фамильных документов – они могут пригодиться. Всякая частная переписка… В том, что касается исторической достоверности, разумеется, они не совсем надежны, но ведь тогда то же самое можно было сказать о большинстве документов. – Он откинулся назад, потирая переносицу. – Ведь многие люди в прошлом вели дневники или отправляли письма, но куда чаще, чем можно предположить, они прибегали к преувеличениям – и занимались этим с большим успехом, чем рыболовы. – Он изобразил на лице улыбку и продолжил: – Но, если у меня будут имена, скорее всего, мне удастся наткнуться на какую-нибудь информацию.
– Спасибо вам, профессор Ричарде, я буду благодарна вам за любую помощь. – Хоуп поднялась, протягивая руку. – Я остановилась в мотеле на восточной окраине города, вот номер моего телефона.
Профессор, приподнявшись, обменялся с ней рукопожатием.
– Всего хорошего, дорогая. Я позвоню вам, если мне удастся что-нибудь обнаружить, – сказал он, садясь на место и снова перебирая бумаги.
Хоуп направлялась к двери, когда его голос остановил ее:
– О, мисс Лэнгстон! Я вижу, среди этих имен есть имя капитана Тревора…
– Да? – Она затаила дыхание, но, поскольку Ричардс молчал, решила подсказать ему: – Он служил в Порт-Гуроне в Мичигане. И у него была дочь по имени Фейт.
– Ммм, да. – Профессор снял очки и принялся протирать их. – Тогда я уверен, что это тот самый человек.
– Тот самый?
– Вы не знакомы с семейством Хэддингтон? Очень приятные люди. И так преданы различным историческим обществам – они помогают им существовать, продолжать свою деятельность.
– Да?
– Ну так вот, если я не ошибаюсь, эти Хэддингтоны являются прямыми потомками Фейт Тревор Хэддингтон.
Хоуп резко опустилась на стул.
– Вы уверены, профессор? – Ее голос прозвучал хрипло, словно карканье. – Вы в этом совершенно уверены?
Он вскинул голову, затем вновь водрузил очки на самый кончик носа.
– О да, дорогая. Я совершенно уверен. Обидно, что их сейчас нет в городе. Кажется, их младшая дочь вышла на прошлой неделе замуж в городе Сент-Пол, и вся семья еще не вернулась оттуда.
Значит, Фейт вышла замуж!.. Она не дождалась Армана, а влюбилась еще в кого-то! Хоуп наклонилась вперед.
– А вы не знаете, когда они возвращаются?
Он покачал головой.
– Кто может знать? Завтра. Или через несколько дней. Может быть, через неделю. Возможно, тогда вы найдете и другие сведения, которые могут оказаться вам полезными.
Хоуп снова встала, на этот раз чувствуя дрожь в коленях.
– Еще раз спасибо вам, профессор! Я пробуду здесь несколько дней, так что не забудьте, пожалуйста, позвонить мне, если обнаружите что-нибудь интересное.
Выйдя, Хоуп зашагала к своей машине. Узнала она немного, но у нее появилась надежда узнать больше. И теперь ей стало известно о судьбе Фейт!
С одной стороны, ее безумно заинтриговало известие о том, что Фейт оказалась именно такой непостоянной пустышкой, как она и ожидала. С другой стороны, она понимала, какую боль эта новость причинит Арману. Ведь Фейт была для него всем…
Дулут явился настоящим кладезем информации, но источники ее были раскиданы по всему городу. Проведя несколько часов в городской библиотеке, Хоуп двинулась в библиотеку Миннесотского университета, где стала проверять архивы, перебирать микрофильмы, на которых были засняты страницы фамильных библий, письма и записи. Но ничего из того, что ее бы заинтересовало, она не нашла. От разочарования у Хоуп даже горчило во рту.
Она устало потащилась в архив Исторического общества. Большинство из хранившихся там документов были датированы самое раннее 1850-м годом, но она встретила также несколько упоминаний о нужном ей периоде. Однако интересующие ее имена по-прежнему не попадались…
Поздним вечером, когда Хоуп поглощала ужин, принесенный горничной в номер, и слушала новости по телевизору, она почти решила бросить все и вернуться на остров. Она чувствовала, что находиться сейчас с Арманом гораздо важнее для нее, чем просматривать кипы документов, которые не сообщали ей ничего нового.
На следующее утро Хоуп окончательно уверилась, что поездка оказалась всего лишь сумасбродной погоней за несбыточным. Единственное, о чем она только и думала, – это как бы поскорее вернуться к Арману и снова почувствовать себя под защитой его сильных рук.
Хоуп быстро уложила вещи, побросав все как попало в большой саквояж, который привезла с собой. Она уже выходила из комнаты, когда зазвонил телефон. Поколебавшись, девушка подняла трубку. Услышав голос профессора, Хоуп почувствовала, как сильнее забилось сердце.
– Я тут нашел кое-что для вас, мисс Лэнгстон. Можете приехать ко мне сегодня утром, буду рад побеседовать с вами.
– Благодарю, профессор, немедленно выезжаю.
Глава восьмая
– Если они уже вернулись, как вы думаете, у Хэддингтонов есть еще какая-нибудь информация о Фейт Тревор? – спросила Хоуп. Подавшись вперед на стуле, она выжидательно посмотрела на профессора Ричардса, сидящего по другую сторону письменного стола.
Он прищурился, глядя на нее сквозь очки без оправы.
– Дорогая, я бы вам так сказан: если кто-то и может пролить какой-то свет на интересующий вас период, так это Белла Хэддингтон. – Он просмотрел свои заметки. – Фейт была одной из сорока или пятидесяти белых женщин в Порт-Гуроне в то время. Большинство из них или вышли замуж, или вернулись в города, разбросанные по всему Восточному побережью. Если они выходили замуж, имена их обычно терялись в регистрационных записях. – Он шумно вздохнул. – Но Фейт Хэддингтон является исключением – возможно, потому, что поселилась именно на западе, а не на востоке. Я разговаривал с Беллой Хэддингтон по телефону и пару раз встречался лично. С этой женщиной приятно поговорить. Может быть, вы могли бы заехать к ней домой? Извините, но у меня нет номера ее телефона, где-то потерялся… Но, думаю, если вы постучитесь у ее дверей и скажете, по какому вопросу пришли, она, возможно, и выкроит из своего напряженного расписания минутку для вас.
На лице Хоуп отразилось сомнение.
– Вы думаете, она не вышвырнет меня за порог своего дома?
Профессор хихикнул, потянулся за чистым листком бумаги и быстро нацарапал на нем адрес.
– Кажется, Белла не из тех женщин, которые могут так поступить… – Он пододвинул к ней листок. – Стоит попробовать.
Хоуп усмехнулась.
– Действительно стоит. – Внезапно ее охватил азарт. Возможно, теперь ей удастся сложить все кусочки головоломки вместе и найти информацию, необходимую Арману…
– Что же касается других объектов вашего исследования, – прервал ее мысли профессор, – то вы вполне преуспели и без меня. Единственное, что мне пока тоже кажется загадкой, – это судьба Анри Удона, которого вы не можете отыскать. Имя его попадалось мне в каких-то записях, и я уверен, что смогу найти, где именно. Только запаситесь терпением, – успокоил он ее. – Я найду его. Память у меня уже не та, что раньше, но все мои записи отличаются точностью.
Хоуп улыбнулась, встала и протянула ему руку.
– Благодарю вас, профессор. Я не могу даже выразить, как много значит для меня ваша помощь.
Он отмахнулся от ее слов благодарности и улыбнулся.
– Нет проблем, как говорят мои внуки. Я только бываю счастлив, если удается восстановить жизненно важное звено между прошлым и настоящим, которое так облегчает наше будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24