Скажите, что мы скоро увидимся.
Иногда, когда Филиппа подносила к его рту чашку или наклонялась над ним, чтобы поправить подушки, Джек чувствовал, как от нее приятно пахло свежестью и силой, и ему казалось, что свежесть и сила переходили к нему. Они передавались через прохладное прикосновение ее пальцев. Она крепко обхватывала его за плечи, когда поправляла ему постель или меняла простыни. Как-то, когда его голова на секунду прислонилась к ее груди, он ощутил свежий запах лаванды, который показался ему глотком свежего сладкого воздуха из летнего сада.
– Мне вас плохо видно.
– Я посильнее откручу фитиль в лампе.
– Который сейчас час?
– Половина восьмого.
– Утра или вечера? – спросил он.
– Вечера. Я только что уложила спать Линн.
– Дождь все еще идет?
– Нет. Сейчас дождя нет. Он прекратился неделю назад. Дует ветерок, и земля хорошо подсыхает.
– В марте земля должна подсохнуть… – сказал он и впал в спокойный глубокий сон выздоравливающего человека.
Когда проснулся, перед ним стоял доктор Спрей.
– Мерсибрайт – вы счастливчик! Я должен признаться, что думал, вам не выбраться. Так бы и случилось, если бы не заботы мисс Гафф. Во всей Англии не найти лучшей сиделки.
– Значит, худшее уже позади?
– Вы должны во всем слушаться мисс Гафф и вскоре сможете встать с постели и наслаждаться воздухом Божьим.
В тот же день, после того как его вымыли и надели чистую рубашку, а мисс Филиппа подложила ему под спину подушку, в комнату на цыпочках вошла Линн. Она встала рядом с постелью.
– О, благослови тебя Боже, дитя, ты мне принесла первоцветы, – сказал он. – Я могу сказать, где ты их отыскала.
– Я их не собирала на Лонг Медоу.
– Тогда ты их собирала в лесу в Фар Фетче. Я не ошибся, да? Тебе, наверное, пришлось их долго искать, правда? Ведь еще очень ранняя весна?
Он взял у Линн букетик и поднес к лицу. В тот момент ему показалось, что их нежный запах был самым приятным запахом в мире. Он вернул букетик Линн и смотрел, как она поставила их в кувшин на столе.
– Мне будет очень приятно, если цветы будут стоять рядом с моей постелью. Я буду знать, что наступает весна.
– Почему у тебя такой странный голос, отец?
– Наверное, у меня в горле застряла лягушка, – ответил ей Джек.
– Тебе уже лучше?
– Да, конечно. Я думаю, что скоро совсем выздоровею. Через денек-другой я буду как ванька-встанька!
– Тетушка Филиппа живет у нас. Ты знаешь это?
– Ну это временно, пока она ухаживает за твоим папочкой.
– Она поставила койку и спит рядом со мной в моей комнате.
– А как ты считаешь, ей там удобно?
– Не знаю, – ответила Линн, пожав плечами.
– Тебе следует ее об этом спросить. Она, наверное, устала – ведь ей было так трудно ухаживать за мной. Мы должны поблагодарить ее за помощь.
– Почему у тебя выросла борода, отец?
– Чтобы зимой не замерзло лицо, – ответил Джек.
– Но сейчас не зима, сейчас – весна, – сказала ему Линн, – у мистера Гонлета уже родилось двенадцать ягнят.
– Правда, кто бы мог подумать! Подожди, подожди, почему ты меня называешь «отцом»? Ты всегда говорила мне «папа, папочка».
– Тетушка Филиппа сказала мне, что я должна называть тебя «отец».
– Правда? Наверное, ей кажется, что будет лучше, если у меня останется борода. А мне будет лучше, если ты станешь снова звать меня папой, как это делала раньше.
Открылась дверь спальни, и вошла мисс Филиппа.
– Тебе пора идти, Линн, иначе твой отец устанет. Ты с ним повидаешься завтра.
Линн долго смотрела на Джека, потом вышла из комнаты и поднялась к себе наверх.
– Как вы считаете, она не чувствует себя одинокой?
– А почему она должна чувствовать себя одинокой? – ответила вопросом на вопрос Филиппа. – С ней все время бывает Сисси Гонлет. Сисси сейчас учит ее вязать.
Просыпаясь, Джек часто видел, что Филиппа сидит в кресле и что-нибудь обязательно вяжет. Она всегда чувствовала, когда он просыпался, даже если он не шевелился и не открывал глаза.
Филиппа хорошо выглядела в приглушенном свете лампы, который немного смягчал резкие черты ее лица, подчеркивая глубину и цвет глаз. Ее гладкие темные волосы блестели. Она излучала какое-то спокойствие. Никогда раньше он не видел ее такой мирной и тихой.
– Я принесла вам минут десять назад лечебный отвар, примите его сейчас, пока он теплый.
– Я насквозь пропитан этими отварами.
– Может, и так, но вам еще рано снова приниматься за хлеб и сыр, – улыбнулась Филиппа.
Даже ее улыбка поражала его. Он сел в постели, глядя на нее, взял отвар и начал пить.
– Как дела на ферме?
– Кирби и Рагг пашут на Бричез сегодня утром. Я прикажу, чтобы там посеяли бобы, как вы советовали. Остальные пашут на Аппер Ранкл. Слава Богу, стоит сухая погода. Стреттон считает, что мы сумеем вовремя управиться с севом.
– Привезли семена кормовой капусты?
– Да, и семена клевера тоже. Мы их посеем на шестнадцати акрах.
– Сначала, мне кажется, там нужно как следует пройтись с бороной. Надеюсь, дня через два я уже смогу выйти на улицу, тогда и займусь этим.
– Да, наверное. Доктор считает, что вам вскоре можно будет выходить. Однако пока не следует беспокоиться о работе. На ферме все в порядке, поэтому не волнуйтесь.
– Я и не волнуюсь, а просто спрашиваю. Вот и все. Джек говорил правду. Он прекрасно знал, как идут дела на хорошо организованной ферме. Если человека там нет, то его место занимает другой, а работа все равно продолжается.
Вместе с тем, его все время посещало одно и то же сновидение, странное и неприятное. Ему снилось, что он начал пахать двадцать акров поля скошенного ячменя. Он узнал место, которое ему нужно было вспахать. Оно располагалось сразу за избушкой Вилла Гонлета, и его называли Скэрроу. Но когда он приехал туда, вместо поля скошенного ячменя там оказалось поле золотистой пшеницы. Все колосья были ровные и полновесные, с торчащими острыми усиками. Они были полностью вызревшими и готовыми к жатве. Джек развернулся и отправился снова на ферму за жаткой. Но когда он вернулся на поле, оно оказалось заросшим плотными и жесткими сорняками, покрывавшими все двадцать акров. Порывы резкого свежего ветра разносили во все стороны семена сорняков.
Он проснулся от своего крика, и тут же к нему подошла Филиппа.
Она была в ночной рубашке, ее темные волосы были заплетены в косу, свисавшую с плеча. Одной рукой она держала подсвечник со свечой, другой коснулась его лба.
– Джек, что такое? Вам опять стало плохо? Что-нибудь принести?
– Все в порядке. Ему стало неловко.
– Мне приснился странный сон. Как будто мне нужно было вспахать Скэрроу.
– Я вас просила не беспокоиться о ферме.
– Я разбудил Линн?
– Нет, нет, она крепко спит.
– Но разбудил вас. Простите. Ничего, вы только не волнуйтесь.
Она опять положила свою прохладную руку ему на лоб, поправив влажные растрепанные волосы.
Джек закрыл глаза и погрузился в сон. Теперь уже он спал спокойно до самого утра.
Когда Джек впервые после болезни вышел из дома и прошелся по полям, чтобы поздороваться с работниками, он почувствовал, как резкий мартовский ветер продувает его насквозь.
– Боже мой, – сказал Джо Стреттон, – да ты похож на привидение!
– Я и чувствую себя привидением, как будто сделан из тонкой марли!
– Тогда возвращайся Бога ради поскорее домой, в тепло, и не приходи, не пугай нас, пока не обрастешь жирком и мясом!
– Я бы тоже тебе посоветовал не выходить из дома в такой холодный день, – сказал Вилл Гонлет.
Он на секунду отвлекся от своих овец.
– Мне рано или поздно нужно начинать выбираться, – сказал Джек.
Через неделю он уже работал с полной нагрузкой. А еще через две недели полностью выздоровел. Его болезнь дала возможность отдохнуть колену, и впервые за долгое время его левая нога не болела. Аккуратно подровняв бороду и усы, он решил не сбривать их. Появившаяся в них седина делала Джека похожим, по выражению Джо Стреттона, «на пророка, ну прямо из Библии».
Линн всем объясняла, что борода и усы нужны ее папочке, чтобы у него не замерзло лицо.
Мисс Филиппа все еще оставалась у них в доме. Она сказала, что будет жить с ними до тех пор, пока сама не удостоверится, что Джек полностью выздоровел. Джек мог признаться, что женщина в доме – это не так уж плохо. Когда он возвращался домой, ужин был готов и дожидался его. И к тому же было с кем поболтать перед сном.
Филиппа обычно сидела в старом кресле и вышивала или чинила его рубашки. Джек садился напротив, и они обсуждали газетные новости или дальнейшие планы работ на ферме.
– Почему вы не курите свою трубку? – как-то спросила она. – Теперь легкие вас не беспокоят?
– С легкими все в порядке. Но мне всегда казалось, что вам не нравится, когда в вашем присутствии курят табак?
– Почему? Мой отец курил трубку. Кроме того, в своем доме человек может делать все, что ему хочется, не так ли?
– Хорошо, тогда я закурю. Если только Линн не забрала мои трубки, чтобы пускать мыльные пузыри. Ей очень нравится заниматься этим.
– Нет, все трубки на полке. Я убрала их подальше от Линн.
– Говорят, что вскоре в Южной Африке наступит мир. Вы уже читали об этом в газетах?
– Об этом говорят с самого Нового года.
– Это правда, – сказал Джек, садясь и довольно попыхивая своей трубочкой. – Но мне кажется, что рано или поздно война должна закончиться, сколько бы об этом ни спорили.
– Джек, я хочу поговорить с вами, – вдруг сказала Филиппа.
– Да? Говорите.
– Это насчет Линн… Мне неприятно говорить об этом, но она ворует.
– Ворует? Боже мой, что вы хотите сказать?
– Она потихоньку берет яйца из кладовки. И делала это уже раза два или три в последнее время. Я нашла их у живой изгороди в саду, и когда спросила, как они туда попали, Линн ответила, что возвращает их курам.
– Ну, ну, – сказал Джек, с трудом сдерживая смех. – Кто бы мог подумать!
– Вы знаете, девочка на меня не обращает никакого внимания. Мне жаль, но вы ее избаловали. Она груба и непочтительна.
– Вот как. Мне придется поговорить с ней.
На следующий вечер, перед сном, Джек заговорил об этом с Линн, она сразу помрачнела.
– Как долго тетушка Филиппа будет жить у нас в доме?
– Почему ты спрашиваешь? Она тебе не нравится?
– Она положила прокисшие сливки в мою кашу и заставила меня все съесть.
– А что еще ты можешь добавить к этой несправедливости?
– Этот дом не ее! Почему она все время мною командует? Это же твой дом! Так? Почему бы ей не возвратиться к себе домой и оставить нас в покое, как это было раньше?
– Ты знаешь, почему тетушка здесь. Она ухаживала за мной, и присматривала за тобой, пока я болел. Мы бы пропали без нее, и ты это знаешь. Мне кажется, что скоро она переберется к себе домой.
Но мисс Филиппа продолжала жить у них, и рабочие на ферме стали болтать об этом даже в присутствии Джека.
– Тебе, наверное, хорошо, ты и мисс все время вместе, правда? – сказал Питер Льюппитт, подмигивая своему брату Полю. – Она хорошо за тобой присматривает, не так ли?
– Все услуги на дому, – вклинился Джонатан Кирби, – и без каких-либо условий.
– Может, вам лучше оставить свое мнение при себе?
– Кто бы мог такое подумать о мисс Филиппе?
– Самые строгие – самые страстные!
– Джек, конечно лучше ты, чем я. Но у каждого свой вкус, как сказала старуха, целуя корову!
– Хочешь, я выскажу тебе свое мнение? – спросил его Джо Стреттон.
– Нет, – ответил Джек. – Вам бы всем лучше пришить ко рту завязки!
Дома, вечером, Джек безо всяких околичностей начал разговор об этом.
– Кажется, вы живете здесь уже слишком долго. Люди начали болтать о нас.
– О! – воскликнула она, и лицо покрылось яркими красными пятнами. – Вы хотите сказать, что работники фермы болтают обо мне? Какое они имеют право сплетничать за спиной? Они не должны обсуждать мои дела и мое поведение.
– Вы не можете им зажать рот. Многие только этим и живут. Вы это прекрасно сами знаете.
Некоторое время она сидела молча, выпрямив спину, сжав руками вышивку.
Затем спокойно взглянула на него.
– В таком случае мне придется уехать отсюда уже завтра, – сказала мисс Филиппа.
– Да, – согласился с ней Джек, – так будет лучше. Вы за мной хорошо ухаживали, и я вам за это благодарен. Но сейчас я уже здоров и снова могу позаботиться о Линн и о себе.
Она не сводила с него глаз. Наступило долгое молчание.
Джек услышал, как она перевела дыхание и наконец снова заговорила:
– У меня есть одно предложение. Вы, наверное, догадываетесь, о чем я хочу сказать. Я предлагаю нам пожениться.
Глядя на нее, Джек поразился тому, как она была спокойна. На какой-то момент ему стало ее жаль. На ее лице появились морщинки усталости, особенно вокруг глаз. Раньше их не было. Они ведь появились из-за него. Сколько бессонных ночей она провела у его постели. Он видел, как она устала, и его это растрогало. Но он понимал происхождение этого чувства – это была благодарность. И ничего больше!
– Нет, – ответил он и отвел свой взгляд. – Нет, у нас ничего не выйдет, и об этом не стоит даже говорить!
Мы с Ненной не были настоящими сестрами. У нас не было кровной связи. Скажите, вам это мешает?
– Но я всегда считал вас сестрой Ненны.
– Это так глупо! Мне просто смешно говорить об этом! Мужчине всегда нужна женщина, чтобы заботиться о нем и содержать в порядке дом.
– Я сам могу со всем справиться! Раньше мне это удавалось.
– Вот как? Вы справлялись? – спросила она. – Как бы вы выкарабкались из болезни, когда лежали пластом, и о вас некому было позаботиться, кроме меня?
– Мне действительно было плохо. Я знаю, что многим вам обязан, и благодарю вас от всего сердца.
– Вы чуть не умерли. Вам об этом стоит спросить доктора. Если бы не я, вы бы не выжили!
– Я все понимаю. Я уже слышал, что говорил по этому поводу доктор.
– Поэтому вам лучше не хвастаться, что вы можете со всем справиться. А как Насчет Линн? У вас с ней, кроме меня, больше нет никого в этом мире.
– Филиппа… – сказал он и больше ничего не смог промолвить.
– Ну, что, что? Я жду, что вы мне можете сказать?
– Ничего, ничего больше того, что я уже сказал.
– Что будет, если вы снова заболеете?
– Нет, я больше не буду болеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22