Дорогая Пенни.
Сегодня вечером Сэм сделал мне первый укол в ягодицу. Перед этим он в последний раз потренировался на апельсине, а затем перешел к реальному объекту. Что ж, по этому поводу я могу лишь повторить то, что говорю с того самого дня, когда мы впервые увидели эти пыточные орудия в клинике: «Охренетъ, да ведь эта иголка дюйма четыре в длину». Честно говоря, это действительно не иглы - во всяком случае, не иглы в привычном понимании этого слова. Скорее уж копья или пики. Место им в музее военной истории. Доктор, конечно, объяснил, что это именно тот размер, который нужен, потому что уколы мне прописаны внутримышечные. В ответ на это я ему и заметила: «Охренеть, да ведь эта иголка дюйма четыре в длину».

Эвану ужасно хочется узнать все подробности того, чем мы с Люси занимаемся. Не могу сказать, чтобы его интерес был каким-то нездоровым. Я ему объяснил, что путем внутримышечных инъекций в женский организм вводятся гормональные препараты, провоцирующие своего рода гиперовуляцию, то есть повышенное по сравнению с обычным образование яйцеклеток. Разумеется, это оказывает серьезное воздействие на весь организм, поэтому прибегают к такому методу только в особых случаях. И при этом тебе в задницу с размаху втыкают иголку длиной в четыре дюйма.
Эван выразил сочувствие по этому поводу, а вслед за ним и Мораг, тоже принимавшая участие в обсуждении, сокрушенно покачала головой.
– Слушайте! - внезапно воскликнул Эван. - Да это же и есть ключевая сцена, ключевой образ фильма. Мне вообще кажется, что фильм следует назвать «Моя задница - апельсин».
Неприятным сюрпризом для меня стало то, что Найджел, Джастин и Петра все как один с энтузиазмом закивали. Даже Мораг (которую я почему-то поначалу посчитал разумным и чувствительным человеком) пробормотала что-то вроде: «Это блестящая идея». Я оказался в одиночестве, но постарался отстоять свою точку зрения.
– Да, это блестящая идея, но ведь фильм уже называется «Все возможно, детка».
– Ну да, - согласился Эван, - но ведь это рабочее название на время съемок.
Я умоляющим взглядом обратился в поисках поддержки к Джорджу и Тревору, но эта парочка уставилась в блюдо с чипсами и никак не отреагировала.

В общем, слово за слово, но пришлось и делом заниматься. У Сэма, пока он наполнял шприц гормональными препаратами из ампул, руки дрожали не меньше моего. Потом он нажал на поршень, чтобы удостовериться, что из шприца вышел весь воздух. Как нам объяснили, если в шприце останется воздух, то от такого укола можно умереть. Очень мило.
– Ну что, готова? - спросил он меня.
– Охренеть, да ведь эта иголка дюйма четыре в длину.
– Сколько это ни повторяй, короче она не станет, - сурово сказал Сэм. - Раздевайся.
Делать было нечего. Юбку вверх, трусики вниз, и вот я уже лежу поперек кровати, как приговоренная, а Сэм нависает над моей тыльной частью с зажатым в руке копьем. Ситуация, не слишком льстящая чувству моего собственного достоинства. Сэм стерилизующим тампоном нарисовал крест на моей ягодице, мысленно деля ее на четыре части. Верхний правый квадрант - таково правило. В этом случае меньше шансов угодить иглой в какой-нибудь важный нервный центр и оставить пациента парализованным. Обнадеживает, ничего не скажешь. Раз, два, три - и занесенное копье вонзилось в меня. Делать это нужно одним коротким движением, держа шприц как ручку или дротик для дартс. Должна сказать, что получилось у Сэма неплохо, я почти ничего не почувствовала до того момента, когда он нажал на поршень, чтобы вогнать в меня порцию гормональных препаратов. Ощущение не самое приятное, но терпимое.
Когда я наконец поднялась, лицо у Сэма было бледное как полотно. Он сказал, что за такое дело он заслужил выпивку, но уточнил, что это просто шутка и выпивать он, конечно, не будет. По-моему, вся эта затея с искусственным оплодотворением действительно помогла нам стать ближе друг к другу.

Позже вечером, когда мы наконец вышли из дома Проклеймеров, я наехал на Тревора и Джорджа за что, что они не помогли мне защитить название фильма.
– Да брось ты, Сэм, - сказал Джордж. - Ну, не катит твое название. Ну что это такое - «Все возможно, детка»? Чушь какая-то. Мы же с тобой столько лет работали редакторами в Телецентре. Неужели ты думаешь, что я стану по дружбе отстаивать откровенно неудачное название?
Умеет эта скотина, когда хочет, лягнуть меня по больному месту.
– А ведь раньше оно тебе нравилось, - напомнил я Джорджу.
– То было раньше, - непринужденно сказал он. Ну ясно, раньше - пока модный молодой режиссер, восходящая звезда с контрактом на три фильма в Лос-Анджелесе, не заявил, что ему оно не нравится. Господи, я не думал, что Джордж может быть таким бесхребетным. Как же все мы подвержены обаянию чужой славы и моды.

Собираюсь ложиться спать. Сэм все еще сидит за туалетным столиком и продолжает писать в дневник. Даже не верится, что он мог так увлечься этим делом. Было бы интересно посмотреть, что он там понаписал. Я его об этом никогда не спрашиваю, потому что это было бы нечестно: ведь если бы он меня попросил, я бы ему свою тетрадь ни за что не дала. Может быть, когда-нибудь, когда мы будем еще больше уверены в силе нашей любви. Впрочем, я бы все равно не дала дневник Сэму, не вырвав предварительно страницы, посвященные Карлу Фиппсу. Переписала бы историю, как Сталин.
Нужно быть более внимательной и всегда запирать тетрадь на ключик. Сегодня я достала ее из ящика стола и обнаружила, что она не заперта. Наверное, вчера вечером я забыла повернуть ключик до конца, хотя мне самой непонятно, как такое могло получиться. Я ведь всегда проверяю, захлопнулся ли замок. Слава богу, Сэм не видел, что тетрадь открыта. Не уверена, что он устоял бы перед искушением прочесть. Обвинять ли его в этом, случись такое, - не знаю. Не уверена, что сама не поступила бы точно также.

После дискуссии по поводу названия, которую я, как мне кажется, выиграл, мы снова вернулись к обсуждению эпизода с уколом. Найджелу, видите ли, не понравились несколько вполне невинных, на мой взгляд, шуточек в этой сцене, например: «Это ведь мне должно было показаться, будто мне что-то вставили в задницу». Мне они, напротив, показались очень удачными. Больше того: я считаю, что не имеет морального права обвинять меня в излишней фривольности текста человек, в соответствии с требованиями которого мы забили весь субботний вечерний эфир бессчетным количеством похабных приколов.
Нет, я не могу не признать и того, что в этой сцене герои обмениваются несколько двусмысленными репликами, но ведь сам эпизод к этому располагает. Вообще-то получиться все должно очень смешно. Колин наклоняется над Рейчел с зажатым в кулаке шприцем (это уже будет забавно, если, конечно, удастся подобрать хорошего актера) и уверяет себя и ее, что все делает правильно, и вдруг вспоминает, как инструктировавшая их в клинике медсестра говорила, что если сделать все быстрым и уверенным движением, то больно не будет. В общем, он размахивается и изо всех сил втыкает иглу в ее ягодицу. Та от неожиданности громко взвизгивает, а он падает в обморок. По- моему, просто шикарно получилось, да и Эвану понравилось.
А когда Колин приходит в себя, Рейчел говорит: - По-моему, это ведь мне должно было показаться, будто мне что-то вставили в задницу. - Мне кажется, отличная реплика. Да и вообще я считаю, что в героине должны быть определенные грубоватые и приземленные черты. Пусть она от пускает соленые шуточки и выражается не слишком корректно. Пусть, в конце концов, феминистки порадуются.
Неожиданно для меня Найджел вдруг взял да и заявил, что все это вообще не смешно, а Джордж, старый ублюдок, стал подпевать, что шутке этой сто лет и нет никакого смысла оставлять ее в тексте.
Я встал было грудью на защиту своего произведения (как это свойственно нам, писателям), но тут Эван заставил меня забеспокоиться еще больше, объявив:
– Да это все неважно, в этом эпизоде диалога все равно не будет слышно. Я всегда во всех сценах со шприцами и уколами пускаю погромче «трэш-метал». Это мой индивидуальный стиль. Меня по этим кадрам сразу узнают. Кстати, вы никогда не слышали об одной гранж-группе из Бостона? Они называются «Одноглазый змей из ширинки». Это будет классный саундтрек для эпизода с уколом.
Да, есть над чем призадуматься, но здесь я, похоже, бессилен что-либо изменить. Всем известно, что в кино со сценаристом считаются гораздо меньше, чем с кошкой какой-нибудь девочки- гримерши.
Дальше пошло еще веселее. Найджел поинтересовался у Эвана, что он думает насчет кастинга.
– Что ж, давайте прикинем. Что у нас с девчонкой? Сколько ей лет? Двадцать два? Двадцать три? - спросил Эван.
Я быстро вмешался и поспешил заметить, что по моим расчетам героине должно быть слегка за тридцать. К моему удивлению, Эван просто расхохотался! Заметив выражение моего лица, он решил объясниться:
– Понимаешь, Сэм, на самом деле нам вообще нет смысла зацикливаться на возрасте нашей девчонки. Я не настаиваю на том, чтобы взять на эту роль какого-нибудь беспризорного подростка, но хочешь не хочешь, а старуха нам тоже не подходит. Бог ты мой, нам ведь нужно, чтобы хоть у кого-нибудь из мужчин при ее появлении в кадре возникало желание ее трахнуть. Так что давайте определимся. Я согласен отсматривать кандидаток от двадцати одного года, но слегка потрепанных жизнью, до хорошо сохранившихся в двадцать восемь.
Я даже не нашелся, что ответить. Такой прагматизм (пожалуй, в этой ситуации правильнее сказать - цинизм) на время лишил меня дара речи. Однако худшее было еще впереди.
– А что насчет главного героя? - спросил Найджел.
– Я думаю, на эту роль нам надо пригласить Карла Фиппса, - объявил Эван.
Все, сегодня я больше не в состоянии писать. Единственное, что я могу сказать по поводу последнего предложения: только через мой труп.

Дорогая Пенни.
Сегодня мы снова увиделись с Карлом Фиппсом - впервые после того, что следует описывать как «тот вечер»: Я испытала немалый шок. Я, конечно, знала, что рано или поздно это произойдет, но даже не предполагала, что будет так тяжело. Он ведь за это время вовсе не перестал мне нравиться, и я уже поняла, что с этим ничего не могу поделать. Единственное, что может хоть в какой- то мере служить мне утешением, - тот факт, что и Карл чувствовал себя не лучше, чем я. По крайней мере мы оба избегали смотреть в глаза друг другу. Он пришел в офис поговорить с Шейлой о каком-то сценарии, в котором ему предлагают главную роль. Это малобюджетная картина, снимающаяся главным образом за счет средств Би-би-си, но Шейла считает заявку интересной.
– Сценарий отличный, просто отличный, очень забавный, - сказала она. - Странно только, что по какой-то причине он до сих пор до конца не дописан. Имя автора мне ничего не говорит, но зато ставить фильм будет Эван Проклеймер. Сама понимаешь, он сейчас самый модный и за какую-нибудь ерунду браться не станет.
Карл поинтересовался, о чем этот сценарий, и можешь себе представить, Пенни, каково было мое изумление, когда Шейла рассказала, что речь там идет о бесплодии.
– Крутая тема в наше время, - сказала она. - Люси, ты ведь настоящая специалистка в атом деле. Не хочешь проглядеть сценарий и высказать нам свое мнение? Скажи Карлу, что ты об этом думаешь.
Честно говоря, не знаю, существует ли научный термин для того оттенка красного цвета, которым я залилась.
– Нет уж, спасибо, - сказала я, стараясь сохранить достоинство. - Мне этого и дома хватает.

Дорогой Сэм.
Сегодня состоялись пробы на роль Рейчел. С одной стороны, зрелище было забавным и, я бы даже сказал, возбуждающим, а с другой - изрядно обескураживающим. Дело в том, что ассистент режиссера по кастингу явно преуспел в подборе актрис, соответствующих нижней возрастной границе, обозначенной Эваном. Просмотр проходил в церковном зале вблизи Гудж-стрит на Тоттенхэм-Корт-роуд. Эван восседал на возвышении за длинным столом вместе с Петрой, первым ассистентом режиссера - девушкой с голубыми волосами, а также серьезного вида молодым человеком с «конским хвостиком», который, как выяснилось, будет вторым ассистентом. Мы с Джорджем заняли места позади основных отборщиков и всячески старались сделать вид, что находимся здесь по делу, а вовсе не ради того, чтобы поглазеть на актрис. К нам заглянул и Тревор, но его это зрелище, понятно, не слишком заинтересовало, и он быстро смылся, заметив, что, по его мнению, нам с Джорджем лечиться надо: мол, не по годам мы озабоченные. Джордж, ясное дело, не мог оставить такое оскорбление без ответа.
– Слушай, Тревор, если девушка мне нравится, я пялюсь на нее во все глаза. Я же не пытаюсь подкатить к ней и трахнуть ее где-нибудь за деревом на Хэмпстедской пустоши, как делают некоторые.
– Да я гоже этим не занимаюсь, - сказал Тревор несколько оправдывающимся голосом. Джордж рано или поздно все-таки научит его думать, прежде чем отпускать комментарии по поводу того, как именно у нас с Джорджем проявляется наша сексуальная ориентация.
Эван предложил девушкам прочитать один из монологов Рейчел, который я, по правде говоря, почти слово в слово содрал из дневника Люси. Это тот кусок, где она предается фантазиям о ребенке. По-моему, монолог отличный. Там была пара молодых актрис, в чьих устах эти слова прозвучали просто великолепно.
– Ну почему, почему я должна воображать, что у меня есть ребенок? Почему у меня его нет на самом деле? Есть масса людей гораздо хуже меня и менее достойных, но они имеют кучу детей. Я знаю, что нельзя так говорить и думать, но ничего не могу с собой поделать: я уверена, что была бы куда лучшей мамой, чем половина женщин, которые ходят по «Сэйнсбери» и наблюдают за тем, как их дети напихивают полные тележки сладостей… Я бы читала своему ребеночку «Беатрис Поттер» и «Винни-Пуха», и к нему бы никогда ничего не прилипло, кроме клея из муки с водой для аппликаций.
Слушать их было приятно и вместе с тем тревожно. Это звучало хорошо, но я ни на секунду не мог забыть, что это голос Люси, чувства Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61