Эту жидкость скорее можно было описать как горячую воду, слегка подпорченную маленькими коричневыми островками. Право дело, лучше бы уж просто кипяток наливали. Вообще странно: мы же все точно знаем, что эти автоматы наливают в стаканчики откровенную поносную жижу - по-другому не скажешь. Но при этом такие аппараты названы кофейными, и мы, повинуясь магии слова, пьем эту гадость. Если бы надпись на автомате гласила: «Жидкое дерьмо», полагаю, мы бы оставили эту несчастную машину в покое. А всё инструкции - обратите внимание, мы выполняем инструкции, даже не задумываясь, что можно вести себя по-другому. Словно зайцы, которые несутся по прямой в свете автомобильных фар.
Наконец, уже без четверти десять, подошла и моя очередь. «Мистер Белл», - вызвала дама. Конечно, именно здесь нужно было поставить работать женщину. Я вспомнил, как подростком, покупая презервативы, готов был часами бродить по универсаму, выжидая, когда за аптечным прилавком появится продавец-мужчина. Так нет же: он так и не появлялся, и приходилось, проклиная все на свете, покупать резинки у девицы моего же возраста В общем, медсестра выдала мне баночку и инструкцию в полиэтиленовом пакете Причем, если я использую выражение «полиэтиленовый пакет», то понимать это надо буквально: никаких тебе аккуратно заламинированных карточек - просто древняя, лет двадцати от роду бумажка с инструкцией в старом же пластиковом мешочке. Об этих бумажке и мешочке можно было, не кривя душой, сказать, что они на своем веку видали виды.
– Последняя комната налево, - сообщила медсестра. - Когда закончите, оставьте баночку в окошке лаборатории и верните мне бланк.
Ну что ж, должен признаться, что приходилось мне мастурбировать и в более приятной, располагающей обстановке. Только не поймите меня неправильно: я вовсе не считаю, что министерство здравоохранения должно тратить крохи своего скудного бюджетного финансирования на интимно подсвеченные будуары, задрапированные красным бархатом и благоухающие афродизиаками для таких «любителей» подрочить, как я. Я просто хочу сказать, что помещение, в котором я очутился, может любого вогнать в депрессию.
В комнате находился стул, подставка для журналов, раковина и в углу - корзина для использованной бумаги. Это все. Не считая вышеперечисленного, в помещении не было ничего. Упакованная в полиэтиленовый мешочек инструкция проинформировала меня, что прежде чем приступить к главному делу нынешнего утра, я должен тщательно вымыть руки и тот предмет, за который мне предстоит ими браться. В мусорной корзине уже виднелся целый ворох бумажных полотенец, брошенных туда предыдущими дрочунами. Само собой, я сразу понял, что этой бумагой они вытирали не только руки, но и свои члены. Я вдруг как-то чрезвычайно реально осознал, что буквально за минуту до того, как я вошел, другой мужчина в этой самой комнате… Нет, приказал я себе, об этом лучше даже не думать.
В общем, я вымыл все, что нужно, и придирчиво осмотрел предложенный мне стул. Это был самый обыкновенный казенный стул с прямой спинкой и плоским сиденьем. Такой стул совершенно естественно смотрелся бы в учительской какой-нибудь средней школы где-нибудь году в семидесятом. К сожалению, я вынужден также сообщить, что он был весь покрыт пятнами. Нет- нет, конечно, не теми, какие можно было предположить, зная о предназначении комнаты, а просто пятнами от старости. На сиденье отпечатался темный треугольник, оставленный, наверное, миллионом мужских задниц и ног, вытерших обивку. На подставке для журналов я обнаружил пачку старых порнографических и полупорнографических изданий. Давненько я не листал ничего подобного и в какой-то момент даже приободрился. Мысленно подмигнув самому себе, я хихикнул и подумал: «Ага, а вот и бонус». На самом деле разглядывать эти журналы мне расхотелось, как только я взял их в руки. Они были просто очень старые. Но не в том смысле, в каком могли бы вызвать некоторый интерес: это вам не порнуха шестидесятых годов или что-нибудь в таком роде. Нет, просто старые журналы примерно трехлетней давности. На стене прямо над этой подставочкой было прикреплено объявление, гласившее (я не шучу), что любые «материалы для чтения» будут приняты в дар с благодарностью. Материалы для чтения! Мы живем в такое время, когда пятилетний ребенок может без труда выйти в Интернет и посмотреть любую похабщину и даже фильмы с реальными убийствами, а здесь, в клинике, в помещении для занятий онанизмом старые порножурналы стыдливо обзывают «материалами для чтения».
Понятия не имею, почему бы местным врачам не написать письмо, например, в «Пентхаус». Уверен, что издатели были бы счастливы пожертвовать некоторую часть своей продукции в пользу несчастных мужчин, вынужденных в столь нечеловеческих условиях вносить свой вклад в повышение рождаемости.
В этот момент меня вдруг прошибло холодным потом: время-то идет!
Бог ты мой, я ведь торчу здесь уже две или три минуты! Я тотчас живо представил себе, как мужики, сидящие в очереди, преувеличенно шаркают подошвами по линолеуму, многозначительно поглядывают на часы и мысленно матерят меня: «Какого хрена, сколько этот мудак будет еще там дрочить в свое удовольствие! И как таких козлов сюда вообще пускают!» Точно такие же чувства я испытывал по отношению к человеку, который был здесь за несколько мгновений до меня. В следующий миг я представил себе тех, кто сидит сейчас в очереди в комнате ожидания, как они перемигиваются и бормочут: «Ишь ты, небось статейки там в журналах почитывает».
Так, хватит тянуть время! Нужно срочно браться за дело! Меньше всего на свете я хочу задерживать людей в этой кошмарной очереди. Вот только как, скажите на милость, взяться за это самое дело, когда прямо физически ощущаешь на себе такое давление? Это просто невозможно. Я сел на стул, снова встал, заглянул в один из журналов. Паника во мне поднималась и крепла, и кроме паники, к сожалению, не поднималось ничего!
В конце концов каким-то нечеловеческим усилием воли я заставил себя немного успокоиться. Мне пришлось призвать на помощь все свое логическое мышление и согласиться со своими же собственными доводами насчет того, что дверь заперта, сюда никто не войдет, никого из людей, сидящих в очереди, я больше никогда в жизни не увижу, и в конце концов я могу торчать тут столько, сколько мне, черт подери, захочется!
Итак, я присел на этот ужасный, вытертый, старый стул и решительно сосредоточился на том деле, ради которого сюда пришел. При этом на меня еще сильно давило то, что согласно всем про читанным мною книгам, посвященным этой теме, я обязательно должен поймать баночкой самую первую каплю нужного вещества! Столь же настоятельно требовала этого от меня и приложенная к баночке инструкция в полиэтиленовом пакете. Первое - оно и самое лучшее, и с этим трудно поспорить. А все остальное - просто барахло, и если оно даже никуда не попадет, то туда ему и дорога.
В итоге у меня все-таки что-то получилось. Что-то. Надеюсь, этого количества для анализа хватит. Надеюсь. Ничего другого мне не остается. Прав ли я - время покажет. Посмотрев на часы, я обнаружил, что просидел в этой камере пыток больше двадцати минут. Я почти физически ощутил волну язвительных восклицаний со стороны заждавшихся меня товарищей по несчастью. Стараясь смотреть себе под ноги, я прошел мимо них, просунул баночку в окошко и направился к выходу. Мне было настолько не по себе под перекрестным огнем презрительных взглядов, что я даже забыл вернуть на место злосчастную инструкцию в пластиковом пакете. Медсестре пришлось окликнуть меня. Возвращая проклятый пакетик с бумажкой, я чувствовал себя просто униженным.
В общем, как я уже говорил, доводилось мне проводить утро и получше.
В общем, мне кажется, что я чувствовал бы себя лучше, если бы мне залили в шейку матки галлон чернил. Впрочем, говорить об этом Люси я не рискну.

Дорогая Пенни.
Сегодня мне сделали гистеросальпингограмму. Эта процедура не считается особенно болезненной, но меня предупредили, что лучше, если кто-нибудь подъедет встретить меня после нее и отвезет домой - на тот случай, если я буду слишком напряжена эмоционально или почувствую дискомфорт. У Сэма, естественно, на это время запланирована очень важная встреча, которую он немедленно предложил отменить, на что я ему сказала: «Нет-нет, ни в коем случае. Не утруждай себя, со мной все будет в порядке». В клинику со мной поехала Друзилла, что было очень мило с ее стороны в любом случае, и было бы еще милее, если бы она не воспринимала все больницы, в особенности гинекологические отделения, как те места, где человек богохульствует, идет наперекор воле богов и пытается обрести здоровье, подвергая себя противоестественным пыткам. Все бы ничего, но я чувствую себя несколько неловко, когда она начинает рассуждать об этом во весь голос в комнате ожидания.
– Ты же понимаешь, что от большинства болезней, которыми они здесь занимаются, можно избавиться с помощью правильно подобранного сбора трав, - заявила она с порога, да так громко, чтобы все ее слышали. -Да и вообще немного найдется на свете хворей, от которых не помогла бы клизма из сирени с шиповником. Может, сразу и не вылечишься, но полегчает определенно.
Сама гистеросальпингография прошла абсолютно как обычно. Ноги вверх и в стороны - как обычно. Дежурный гинекологический осмотр - как обычно. Дюжина прыщавых студентов, уставившихся мне в промежность, - как обычно. Потом - заливка контрастного вещества. Кладут тебя при этом так, чтобы заливаемые чернила не вылились обратно, а потекли туда, куда надо, то есть в маточные трубы. Если честно, мне даже было по-своему интересно, поскольку мне дали возможность посмотреть на маленьком телевизионном мониторе, как чернила расползаются по моему телу. Сначала я боялась и думала, что потеряю сознание от этого зрелища, но на самом деле все оказалось не страшно. Мне даже в некоторой степени понравилось. Потом рентгенологи сделали несколько снимков, и на этом все закончилось. Доктор потратил на всю процедуру минут десять, я же - с раздеванием и одеванием - примерно двадцать. Чувствовала я себя в общем-то нормально, если не считать легкой тошноты и головокружения. Между прочим, меня предупреждали, что некоторые женщины считают эту процедуру очень неприятной и болезненной. Похоже, мои внутренности уже просто потеряли чувствительность к какому бы то ни было вмешательству извне.
После процедуры мы с Друзиллой зашли выпить по чашечке кофе, и я рассказала ей про Карла. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что Друзилла по этому поводу придерживается того же мнения, что и Мелинда. Она считает, что я просто обязана «перестать издеваться над бедным мальчиком и переспать с ним»! Если честно, я даже не предполагала, что все мои подруги настолько вольно относятся к понятию супружеской верности. Впрочем, если бы я потрудилась хорошенько подумать об этом, то не стала бы удивляться по крайней мере позиции Друзиллы. Она же просто зациклена на сексе и твердо уверена в том, что трахаться нужно с кем угодно и с чем угодно при первой подвернувшейся возможности. Предпочтение, естественно, отдается групповухе, устроенной где-нибудь поближе к Стоунхенджу.
На это я возразила Друзилле, что мы с ней, возможно, слишком уж торопим события. «Может, бедный Карл даже и не собирается трахаться со мной», - сказала я. Нет, мы, конечно, с ним целовались, но это был особый случай: я была жутко расстроена, а он меня утешал. Может, он просто исключительно милый парень, который испытывает ко мне чисто дружеские чувства.
– Ха! - заявила Друзилла так громко, что некоторые леди за другими столиками пролили свой кофе. Друзилла, она такая - ей нет никакого дела, как кто на нее посмотрит. А мне - есть.
А еще меня неприятно поразило вот что: независимо от того, каковы намерения Карла насчет меня, отношение моих подруг к Сэму достойно, прямо скажем, сожаления. По-моему, они считают, что я замужем за каким-то бесполым, бесчувственным придурком, которому можно и нужно безнаказанно изменять направо и налево. Я высказала это Друзилле, а она возьми да и ответь: «Обрати внимание, подруга: все это ты сказала, а не я». С ее стороны это было просто свинство.

Дорогой Сэм.
У Люси сегодня была ее пинго… понго-как-ее- там. Она хотела, чтобы я поехал с ней в клинику, но, господи ты боже мой, у меня ведь в конце концов еще и работа есть. Би-би-си платит мне за то, чтобы я плевал в потолок, сидя в Доме радио, а не в клинике Спаннерфилд. Впрочем, сегодня мне действительно было чем заняться - хотите верьте, хотите нет.
Фонд принца Уэльского организует большой благотворительный концерт в Манчестере. Радио-1 будет транслировать его в прямом эфире, и вся организация с нашей стороны была возложена на редакцию развлекательных программ, то есть под мою личную ответственность. Сделано это было по двум причинам. Во-первых, среди участников концерта будут юмористы и комики (комические номера у нас теперь, видите ли, считаются частью рок-н-ролла и вставляются в рок- концерты. Охренеть можно). Во-вторых, и это самое главное, в концерте примут участие в основном старые заслуженные рок-звезды, а у нас на Радио-1 никто из тех, кто занимается музыкой, не захотел, фигурально выражаясь, ворошить багром груду этого топляка. Наши, с позволения сказать, музыкальные редакторы полагают, что если кто-то из участвующих в концерте артистов впал в смертный грех - быть старше сорока лет (а кроме того, исполняет музыку, содержащую хоть какое-то подобие мелодии), то вся эта тусовка ни хрена, значит, не крутая, и место этому отстою в лучшем случае где-нибудь на Радио-2, никак не ближе.
Дожили. С другой стороны, нет худа без добра: в результате всего этого дело обернулось так, что я возглавил контакты радио Би-би-си с организаторами концерта. В результате я сегодня снова обедал в Сохо, в том самом ресторане «Кварк», и не с кем-нибудь, а с самим Джо Лондоном. Да-да, с тем самым Джо Лондоном, знаменитым солистом группы «Муверз», с тем самым человеком, который колоссом возвышался над рок-сценой в конце шестидесятых и начале семидесятых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61