Он здесь?
- Гибсон?.. - Я даже не вспомнил сразу, кем здесь считаюсь. - Я инспектор Гибсон, сержант.
- Мне надо кое-что передать вам, сэр, - он указал на пакет под мышкой, - но мне приказали сначала посмотреть ваши документы.
Я их показал, он передал пакет и, извиняясь, добавил:
- Мне приказано не спускать глаз с пакета, сэр. Старший инспектор Харденджер объяснил, что документы взяты из официальных материалов Клендона. Полагаю, строго секретные.
- Конечно.
Сопровождаемый сержантом, по бокам которого шли двое дюжих штатских, я перешел в гостиную, игнорируя гневный взгляд миссис Турпин. Сломал печать и раскрыл папку. В ней была еще одна сургучная печать для опечатывания после чтения бумаг секретного дела доктора Макдональда. Я, конечно, видел это личное дело раньше, когда был назначен в Мортон и принимал дела исчезнувшего Истона Дерри, но не обратил тогда на дело особого внимания. Да и не было причин для этого. А теперь они появились.
Дело было напечатано на семи листах стандартной писчей бумаги. Я перечитал его трижды. Ничего не пропустил в первый раз, еще меньше - во второй. Искал любой намек на какое-нибудь несоответствие в словах или фактах, на все, что могло бы мне дать любую зацепку, самую малую. Вынюхивающий коммунистов сенатор Маккарти не смог бы перещеголять меня в рвении и подозрительности. Единственная странность, как упоминал Харденджер, - малое количество сведений о военной карьере Макдональда. Кроме этого, я не нашел ни малейшего, даже тончайшего штриха, который мог бы мне как-то пригодиться. А ведь дело это составил Истон Дерри. И вот почти ничего, за исключением сноски внизу листа, сообщавшей, что Макдональд поступил рядовым в Территориальную армию в 1938 году, окончил службу в Италии в звании подполковника танковой дивизии в 1945-м. В начале следующего листа было приколото отношение о его назначении правительством на работу химиком в северо-восточной Англии в начале 1946 года. Так или не так составлял личные дела Истон Дерри? Что у него был за метод? Кто знает. Острием перочинного карманного ножа, не обращая внимания на сержанта и его смущенное лицо, я открыл в верхнем левом углу клеенчатый уголок, скреплявший страницы. Под ним была тонкая проволочная скрепка, обыкновенная канцелярская скрепка. Я разогнул ее концы, освободил листы и осмотрел их, каждый в отдельности. Ни один лист не имел больше одной пары проколов от скрепки. Если кто-то открывал скрепку, чтобы вытащить лист, то вложил его обратно исключительно аккуратно. По внешнему виду папка выглядела так, будто к ней никто не притрагивался.
Я поднял глаза и увидел стоящего рядом со мной со связкой бумаг и папок переодетого в штатское Карлисля, сержанта-детектива.
- Возможно, это вас заинтересует, сэр? - сказал он.
- Минуточку. - Я вновь скрепил бумаги вместе, вставил их в папку, запечатал и протянул пакет военному сержанту, который ожидал поодаль с двумя своими спутниками. Затем спросил Карлисля: - Что это такое?
- Фотографии, сэр.
- Фотографии? Почему вы полагаете, что я заинтересуюсь фотографиями, сержант?
- Дело в том, что они находились внутри запертого стального ящичка, сэр. А ящичек был на дне запертого среднего ящика письменного стола. И там же находилась эта связка. Думаю, личная корреспонденция.
- Много хлопот вам доставил этот стальной ящичек?
- Не очень. С тем размером ножовки, какой я его вскрывал, сэр... Мы закончили осмотр дома, инспектор. Все переписали. Осталось доложить. Вряд ли что интересное вы в этом найдете.
- Обыскали весь дом? Есть ли подвал?
- Только грязная кладовая для угля, которая имеется в каждом доме, засмеялся сержант. - Насколько я разобрался в личных вкусах доктора Макдональда, такой человек вряд ли, считаю, даже уголь держал в этом подвальчике, если бы мог найти место почище и пошикарнее.
Карлисль оставил свои находки. Среди них - четыре фотоальбома. Три содержали самые обычные семейные фотографии, такие альбомы можно встретить в любом из миллиона английских домов. Большинство фотографий двадцатых-тридцатых годов, когда Макдональд был еще молоденьким, выцвело и пожелтело. Четвертый альбом, более позднего времени, был подарком Макдональду от коллег Всемирной организации по вопросам здравоохранения при ООН в знак признания его многолетней деятельности, что и было написано на сияющем обращении, приклеенном сверху альбома. В нем находилось более полусотни снимков Макдональда и его коллег, отснятых в дюжине различных европейских городов.
Большинство снимков было сделано во Франции, Скандинавии и Италии, но имелись снимки и из других стран. Они были расположены в хронологическом порядке, под каждой фотографией стояли число и месяц, а также место. Последние снимки были сделаны в Хельсинки менее полугода назад. Они меня не заинтересовали, но я обратил внимание на одну отсутствующую фотографию. Ее вытащили, совершенно точно, полтора года назад. Надпись под ней тщательно зачеркнута горизонтальными линиями, такими же белыми чернилами, какими сделаны и остальные надписи. Я включил свет и стал внимательно рассматривать зачеркнутое.
Вне сомнения, название места снимка начиналось с буквы "Т". Остальное было трудноразличимо. Следующая буква была или "О", или "Д"... Скорее всего - "О". Я был уверен, что в Европе нет города, начинающегося с "ТД". Конец слова совсем не разобрать. "То..." По длине - около шести букв, возможно - семь, но ни одна буква не выступала внизу строчки, чтобы можно было подставить буквы р, у, д, ф и тому подобные. Какие названия столиц и городов Европы я знаю, чтобы они начинались с букв ТО... и были в шесть-семь букв длиной? Не очень много, решил я, да и совещания Всемирной организации по здравоохранению при ООН созывались, конечно, не в деревнях. Торин? Нет. Внизу выступают хвостики. Тотнес - слишком маленький. В Европе? Торнио в Швеции, Тондор в Дании - оба незначительные. Толедо? Сейчас никто не назовет его деревней, но Макдональд никогда не был в Испании. Более всего подходит Торкай в Бельгии или Тулон во Франции. Торкай? Тулон? Минуту или две я в уме перебирал названия. Затем достал пачку писем.
Их было тридцать или сорок, тонко пахнувших, перевязанных не более и не менее - голубой ленточкой. Можно было все что угодно ожидать найти в вещах Макдональда, но только не их. Могу спорить на месячную зарплату против самого бесполезного! Они походили на любовные письма, а у меня вовсе не было желания устраивать встречу с добрыми порывами юности доктора. Однако в то время я прочел бы даже Гомера в оригинале, если бы надеялся что-то оттуда извлечь. Я развязал бантик ленточки, а пять минут спустя говорил с Шефом по телефону.
- Хочу побеседовать с некой мадемуазель Иветт Пежо, которая работала в институте Пастера в Париже в тысяча девятьсот сорок пятом и сорок шестом годах. Не на следующей неделе, не завтра, а сейчас. Сегодня в полдень. Можете это устроить, сэр?
- Могу устроить все, - спокойно ответил Шеф, - менее двух часов назад премьер-министр выделил в наше распоряжение все средства и виды передвижения. Он перепуган до смерти. Как срочно это?
- Возможно, это вопрос жизни и смерти, сэр. Нужно выяснить следующее. Эта женщина находилась в очень дружеских отношениях с Макдональдом около девяти месяцев после войны. Единственный период его жизни, о котором нет сведений. Если она жива и ее найдут, она поможет нам заполнить пробел.
- И это все? - спокойно спросил он, но с едва скрытым разочарованием. - А как письма сами по себе?
- Прочел всего два, сэр. Кажутся вполне безвредными, хотя содержание таково, что будь я их автором, вряд ли захотел бы зачитывать их на суде.
- Кажется, не с чего продолжать, Кэвел?
- Заминка, сэр. Предполагаю, что вырван лист из досье Макдональда. Даты на письмах соответствуют недостающему листу... если его недостает. А если это так, то я хочу узнать почему.
- Недостает? - резко спросил он. - Как может отсутствовать страница из секретного досье? Кто мог или мог бы иметь доступ к досье?
- Истон, Кландон, Кливден и Уйбридж.
- Точно. Генерал Кливден. - Многозначительная пауза, а затем спокойно: - Недавняя угроза Мэри показать твою голову на подносе. В Мортоне генерал Кливден единственный, кто знает обо мне и о родстве между Мэри и мной. Один из двух человек, имеющих доступ к секретным досье. Не думаете, что надо сосредоточиться на Кливдене?
- Надеюсь, Харденджер сделает это. А я хочу встретиться с мадемуазель Пежо.
- Очень хорошо. Не опускай трубку. - Я подождал и через несколько минут вновь услыхал его голос: - Езжай в Мортон. Оттуда вертолет доставит тебя в аэропорт
Стентон. Там тебя будут ждать. Двухместный ночной истребитель от Стентона до Парижа летит сорок минут. Устраивает?
- Прекрасно. Только вот у меня нет паспорта с собой, сэр.
- Не потребуется. Если мадемуазель Пежо еще жива и еще в Париже, то она будет ждать тебя в аэропорту Орли. Обещаю. Вернешься, встречусь с тобой, а через полчаса еду в Альфингем, - он повесил трубку.
Я повернулся со связкой писем в руке и увидел миссис Турпин у открытых дверей. Она отвела от меня бесстрастный взгляд, уставилась на письмо, затем снова на меня. Через миг она повернулась и скрылась. Интересно, сколько времени она находилась здесь, подглядывая и подслушивая, подумал я?
У Шефа дело никогда не расходилось со словом. Вертолет ожидал меня в Мортоне. Самолет из Стентона доставил меня ровно через тридцать пять минут стремительного полета на аэродром Орли. Мадемуазель Пежо в компании парижского инспектора ожидала меня в служебной комнате. Кто-то, подумалось мне, проявил расторопность.
Как оказалось, было не очень трудно разыскать мадемуазель Пежо, а ныне мадам Галль. Она по-прежнему работала в том же месте, в институте Пастера, и охотно согласилась приехать в аэропорт, когда полиция пояснила, что это срочно и касается ее прошлых месяцев знакомства с Макдональдом. Она была темноволосой, полной и привлекательной женщиной сорока лет с улыбчивыми глазами, в которых светилась нерешительность, неуверенность и недоумение - нормальное состояние, когда вами начинает интересоваться полиция. Французский полицейский представил нас друг другу, и я сказал, не теряя времени:
- Мы были бы чрезвычайно благодарны, если бы вы дали нам сведения об англичанине, с которым вы познакомились в середине сороковых годов, точнее в сорок пятом или сорок шестом, о докторе Александре Макдональдс.
- Доктор Макдональд? Алекс? - засмеялась она. - Он бывал страшно рассержен, услышав, что его называют англичанином. Во всяком случае, в то время. Он был ярым шотландцем в те дни, когда я его знала. Националистом?
- Разумеется. Шотландским националистом. Насколько помню, пламенным. Всегда повторял: "Долой старого врага Англию", "Да здравствует франко-шотландский союз". Но я точно знаю, что он храбро сражался на стороне этого старого врага в прошлую войну. Возможно, не был столь искренен, - она внезапно умолкла, посмотрела на меня проницательно и задумчиво. - Он... он мертв, да?
- Нет, мадам, он жив.
- Но у него неприятности? Неприятности с полицией?
Она оказалась сообразительна и умна, сразу уловила едва заметную смену тона.
- Боюсь, что да. Как и когда вы с ним впервые встретились, мадам Галль?
- За два месяца до окончания войны или за три... Полковник Макдональд был направлен в Сен-Дени на поенный химический завод, которым раньше владели фашисты. Я работала в исследовательской группе на этом заводе, уверяю вас, не по собственному желанию. Я не знала тогда, что полковник Макдональд блестящий химик, и взяла на себя труд объяснить ему различные химические процессы и устройство производства. Еще не закончилась смена на заводе, как я обнаружила, что он знает гораздо больше, чем я предполагала, - она засмеялась. - Кажется, я понравилась храброму полковнику. А он мне.
Я кивнул. Судя по пылкому тону ее писем, она не все говорила о своих чувствах.
- Он оставался в Париже несколько месяцев, - продолжала она. - Не знаю точно, чем он занимался, но вроде бы вопросами технического характера. Все свободное время мы проводили вместе. - Она пожала плечами. - Это все так давно было, словно в ином мире. После демобилизации он вернулся в Англию, потом приезжал на неделю, пытался найти работу в Париже, но не смог. Думаю, в конце концов он получил какую-то исследовательскую работу у английского правительства.
- Вы когда-нибудь подозревали что-либо темное или достойное порицания в полковнике Макдональдс? - прямо спросил я.
- Никогда. Если бы подозревала, то не общалась бы с ним.
Искренность, достойные манеры исключали возможность сомнения в ее словах. Внезапно я почувствовал душевную пустоту. Наверное, прав был Шеф, и я просто теряю время, драгоценное время. Если, конечно, можно назвать драгоценным потраченное в пустых поисках время. Кэвел, возвращающийся с поджатым хвостом домой.
- Ничего? - настаивал я. - Ни одной черты, которая заставила бы вас задуматься?
- Хотите оскорбить меня? - тихо спросила она.
- Простите. - Я изменил подход. - Можно спросить вас, вы любили его?
- Надеюсь, не доктор Макдональд послал вас сюда? - спокойно сказала она. - Вы должны были узнать об этом из моих писем. Вам ответ известен.
- А он любил вас?
- Любил. Во всяком случае, он делал мне предложение. Не меньше десятка раз. Это вам может кое-что сказать, не так ли?
- Но вы не согласились, - возразил я. - Если вы любили друг друга и он просил вас выйти за него замуж, то можно поинтересоваться, почему же вы отказали ему?
- Я отказала по той же причине, из-за какой оборвалась наша дружба. Я немного побаивалась. Несмотря на торжественные заверения в любви, он был неисправимым волокитой. Но главным образом - из-за нашего глубокого расхождения. К тому же мы не были столь стары и умудрены жизненным опытом, чтобы прислушаться к голосу рассудка.
- Расхождения? Можно спросить, какие, мадам Галль?
- Вы очень настойчивы, не правда ли? Какое это имеет значение? - Она вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28