Хартнелл посмотрел на меня. Он старался хорошенько подумать, чтобы не поверить, но все же сомневался. Твердости у него не было.
- Впрочем, начнем с легкого, - сказал я. - Давайте попробуем напомнить вам, что на свободе находится безумец с дьявольским микробом, при помощи которого он угрожает уничтожить, бог знает, сколько людей в Англии, если не согласятся на его условия. Первое исполнение угрозы может начаться через несколько часов.
- О чем вы говорите? - глухо спросил он. Я передал ему то, что рассказал мне Харденджер, и затем добавил:
- Если этот безумец уничтожит какую-либо часть страны, нация потребует мщения. Потребуется козел отпущения. Общественное давление окажется столь сильным, что этот козел отпущения будет найден. Естественно, вы не столь глупы, что не можете себе представить свою жену Джейн с петлей на шее в тот миг, когда палач открывает люк. Падение, судороги, сломанные позвонки, дергающиеся ноги. Можете представить повешенной свою жену, Хартнелл? Ей еще слишком рано умирать. А смерть через повешение - ужасная смерть, даже для соучастника в убийстве.
Он посмотрел на меня воспаленными глазами с вялой ненавистью и горем. В полусумраке подвала его лицо посерело и покрылось капельками пота.
- Представьте, вы можете отказаться от любого своего показания, данного здесь мне, - продолжал я. - Без свидетелей показания не имеют силы, - я немного помолчал и спросил тихо: - Вы сильно замешаны? Он кивнул и уставился в пол.
- Кто убийца? Кто все это подстроил?
- Не знаю. Бог свидетель. Я не знаю. Мне позвонил какой-то человек и предложил деньги, если я отвлеку внимание охраны. Джейн и я. Сначала я решил, что это сумасшедший. Если бы он так открыто не предлагал... я бы отказался. На следующее утро почтой пришли почти двести фунтов с запиской, в которой говорилось, что я получу еще триста, если выполню просьбу. Две... две недели прошло, и он вновь позвонил.
- Его голос. Вы можете узнать голос?
- Глухой и неразборчивый. Понятия не имею, кто это был. Наверное, он что-то приложил к трубке, когда разговаривал.
- Что он сказал?
- То же самое, что писал в записке. Что будет еще триста фунтов, если я выполню то, что мне скажут.
- И?..
- Я согласился. - Он по-прежнему глядел под ноги. - Я... я уже часть денег растратил.
- Получили еще триста фунтов?
- Еще нет.
- Как много вы потратили из двухсот полученных фунтов?
- Около сорока.
- Покажите остаток.
- Он не здесь. Не в доме. После вчерашнего вашего посещения я остаток закопал в лесу.
- Какие были деньги? Какие банкноты, я имею в виду?
- Пятерки. Пятерки английского банка.
- Так. Все это очень интересно, доктор. - Я подошел к скамейке, запустил руки ему в волосы, сильно рванул вверх, ткнул "хэкатп" в солнечное сплетение и, когда он охнул от боли, ударил по зубам рукояткой.
Секунд десять я стоял неподвижно, а он глядел на меня обезумевшими от страха глазами. Меня слегка подташнивало от всего этого.
- Я дал вам один шанс, Хартнелл, он у вас был. Теперь придется проучить тебя, презренный лжец. Ожидал, что я поверю в эту идиотскую историю? Неужели устроивший все это умный человек, позволивший себе обратиться с подобной просьбой, наверняка зная, что ты пойдешь в полицию, натравишь на него полицейских, военных Мортона и сорвешь его планы? Неужели ты думаешь, что в районе, где нет автоматической телефонной сети, он станет говорить с тобой по телефону, когда любая телефонистка из пустого любопытства подслушала бы каждое его слово? Неужели ты столь наивен, что считаешь меня простаком, способным поверить во все это? Или полагаешь, что обладающий прекрасными организаторскими способностями преступник поставит успех своего предприятия в зависимость от твоей жадности? Неужели поверишь, что он заплатит пятифунтовыми банкнотами, которые столь же легко обнаружить, как и выдававшего их кассира? Неужели ты хочешь уверить меня, что он предложил пятьсот фунтов за дело, которое состряпала бы любая пара лондонских бродяг за десятую часть этой стоимости? И, наконец, неужто ты полагаешь, что я могу поверить в басню о закопанных в лесу деньгах, а когда полиция потребует на рассвете выкопать их, то ты забудешь место, где спрятал? - я отступил назад и отвел пистолет от его лица. - Или, может, пойдем сейчас за деньгами?
- Господи, это бесполезно... - простонал он. - Я конченый человек, Кэвел, конченый. Я брал деньги у всех взаймы, у меня долг свыше двух тысяч.
- Перестань хныкать! - грубо оборвал его я. - Меня это не интересует.
- Тариэл... ростовщик... нажимал на меня, - продолжал он машинально, стараясь не глядеть на меня. - Я заведую кассой столовой и растратил свыше шестисот фунтов. Кто-то уведомил меня запиской, что если я не соглашусь на соучастие, то факты станут известны полиции. И все...
Я убрал пистолет. Голосу его, правда, было еще далеко до чистоты звона колокольчиков, хотя в это некоторые и не поверили бы, но я знал Хартнелла: слишком он испуган, чтобы и дальше продолжать изворачиваться.
- Вы не имеете понятия о человеке, пославшем записку?
- Нет, клянусь. Ничего не знаю о молотке, о кусачках и красной глине на мотороллере.
Нога моя заныла сильнее. Пришлось взять полицейскую машину и водителя. И все же меня не радовала мысль о предстоящем посещении Макдональда. Время бежало, а передо мной все еще была глухая стена. Этим вечером должны были появиться осторожные сообщения в газетах об аресте двух мортонских ученых по обвинению в убийстве и о том, что украденные бациллы будут найдены буквально через несколько часов. На эти несколько часов мы надеялись усыпить внимание настоящих преступников, хотя и это не продвигало наше дело. Мы были как слепые в полуночном тумане. Нет никакой ниточки, никакой зацепки. Харденджер собирался заняться энергичным расследованием в Мортоне, чтобы обнаружить всех, имевших доступ к счетам в столовой. Около двух сотен человек, сокрушенно отметил я. Или около того...
В дверях дома Макдональда меня встретила его домохозяйка миссис Турпин. Женщина лет за тридцать, более чем чувственно выглядевшая. Лицо мрачнее тучи, как у преданного телохранителя, беспомощного оградить от разорения и опустошения имущество хозяина. Когда я показал свои фальшивые документы и попросил разрешения войти, она с горечью сказала, что еще одним везде сующим нос больше или меньше - теперь не может иметь значения.
Дом был полон полицейских в штатском. Я назвался Гибсоном главному из них, сержанту-детективу по имени Карлисль.
- Обнаружили что-нибудь интересное, сержант?
- Трудно определить. Мы здесь уже больше часа, все обыскали, но ничего особенного, что можно само по себе считать подозрительным, не нашли. Этот доктор Макдональд, должен отметить, устроился неплохо. Один из моих людей, Кемпбелл, понимающий толк во всем этом художественном барахле, говорит, что такое множество картин, посуды и другой рухляди стоит кучу денег. Вам нужно заглянуть в темную комнату на чердаке - одно фотографическое оборудование стоит массу фунтов, если не больше.
- Темная комната? Это интересно. Никогда не слышал, что доктор увлекается фотографией.
- Клянусь душой. Он один из лучших фотолюбителей страны. Он президент клуба фотографов Альфингема. У него в кабинете целый шкаф набит призами. И он не делал из этого секрета, уверяю вас, сэр.
Я покинул сержанта и производящих обыск детективов - если они ничего не нашли, то я тем более не смогу - и поднялся в темную комнату. Карлисль нисколько не преувеличивал. Доктор Макдональд располагал такими же прекрасными аппаратами, как все остальное в его быту. Но оставался я здесь недолго, ибо в фотоаппаратах ничего не понимал. Только отметил про себя, что надо прислать полицейского специалиста по фотоделу, чтобы осмотрел оборудование - один шанс из тысячи обнаружить хоть что-то. Затем спустился к миссис Турпин.
- Весьма огорчен всем этим беспорядком, миссис Турпин, - любезно начал я. - Чистая формальность. Для вас, наверное, одно удовольствие вести такой прекрасный дом?
- Если хотите задавать вопросы, то задавайте, - оборвала она, нечего ходить вокруг да около.
Места для деликатного обращения больше не оставалось.
- Сколько лет вы знаете доктора Макдональда?
- Четыре. С тех пор, как он сюда приехал. Прекрасный джентльмен, таких не найдете нигде. А почему об этом спрашиваете?
- У него здесь целое богатство. - Я несколько раз обвел взглядом обстановку. - Как давно он все это приобрел?
- Я не обязана отвечать на ваши вопросы, мистер инспектор.
Довольно занятная особа.
- Конечно, - согласился я, - вы не обязаны. Особенно, если не хотите добра своему хозяину.
Она пронзила меня взглядом, поколебалась и стала разговорчивее. Оказалось, почти половину имущества Макдональд привез с собой четыре года назад. Остальное покупал с довольно равномерными промежутками времени. Миссис Турпин относилась к числу тех скверных женщин с фотографической памятью, фиксирующей самые незначительные мелочи жизни. Она могла почти точно назвать число, час и погоду, в какие покупалась та или иная вещь. Я чувствовал, что зря теряю с ней время. Если миссис Турпин говорила, что это и это было так и так, то оказывалось действительно, что это было так и так, и все тут. Такая точность говорила о невиновности Макдональда. Никаких подозрительных признаков внезапно появившихся денег в последние недели или месяцы. Он делал дорогие покупки в течение нескольких лет. Где он доставал необходимые деньги, я не мог догадываться, да и вряд ли это было сейчас важно. Действительно, свободный холостяк без родственников мог позволить себе все это. Я вернулся в гостиную и увидел Карлисля, направляющегося ко мне с парой пухлых папок под мышкой.
- Мы тщательно изучаем личное дело Макдональда, сэр. Обращаем внимание не на все, конечно. Я подумал, что это может вас заинтересовать. Какая-то официальная переписка.
Я на самом деле заинтересовался. Но не так, как ожидал. Чем больше я узнавал о Макдональдс, тем более безвредным он мне представлялся. В личном деле находились копии написанных под копирку писем, ответов от коллег и различных научных организаций всей Европы, главным образом от Всемирной организации по вопросам здравоохранения при ООН.
Судя по этим письмам, Макдональд был высокоодаренным и высокоуважаемым химиком и микробиологом, одним из блестящих людей науки. Почти половина его писем адресована некоторым членам Всемирной организации по вопросам здравоохранения при ООН в Париже - в Стокгольм, Бонн, Рим. Ничего вредного в них не содержалось, тем более что письма часто сопровождались подписью доктора Бакстера, что само по себе было достаточной гарантией. Хотя вся переписка тайно проверялась в Мортоне, но все ученые об этом знали. Я посмотрел дело и отложил в сторону, едва услышал телефонный звонок.
Звонил Харденджер. Голос его был мрачным, а его сообщение заставило и меня задуматься. Оказывается, кто-то позвонил в Альфингем и поставил условие полиции приостановить расследование на сутки, иначе с мистером Кэвелом может произойти очень большая неприятность. Они были уверены, что я исчез. Говорящий добавил, что представит доказательство местонахождения Пьера Кэвела, если сегодня полиция не приостановит расследования к шести часам вечера. И это оказалось еще не все.
- Что ж, нечто подобное мы и ожидали, - сказал я. - Мои намеки сегодня перед рассветом о якобы существующем прогрессе в расследовании напугали подозреваемых.
- Обольщаетесь, мой друг, - ответил Харденджер. - Вы только заложник. Только повод. Звонили не в полицию, а вашей жене в отель "Вогоннер" и сказали, что если Шеф (назвали его полное имя, чин и адрес) будет вмешиваться, то она, Мэри, завтра утренней почтой получит пару ушей. И еще звонивший сказал, что хотя она замужем всего два месяца, но безошибочно признает уши мужа, если ей пришлют.
Я почувствовал, как у меня поднялись дыбом волосы на затылке, хотя это не относилось к обещанной операции с моими ушами. Я сказал осторожно:
- Обратите внимание на три пункта, Харденджер. Число знающих, что мы с Мэри поженились два месяца назад, невелико, а число знающих, что Мэри дочь Шефа, еще меньше. Но число знающих личность Шефа, кроме вас и меня, можно сосчитать по пальцам одной руки. Как мог преступник узнать подлинный облик Шефа?
- Вы это мне говорите? Это самое худшее, - глухо сказал Харденджер. Этот тип не только знает, кто такой Шеф, но даже знает, что Мэри единственная его дочь и что он в ней души не чает. Знает даже, что Мэри единственная в мире может оказать на него влияние. И она повлияет на Шефа, будьте уверены: абстрактные идеалы справедливости ничего не говорят женщинам, когда жизнь любимого в опасности. Все это очень скверно пахнет, Кэвел.
- Под самую завязку, - неохотно согласился я. - Предательством, предательством в высших кругах.
- Лучше, думаю, не говорить об этом по телефону, - торопливо проговорил Харденджер.
- Ладно, не буду. Пытались установить, откуда звонили?
- Нет еще. Но это пустая трата времени, как и в других случаях. - Он повесил трубку, а я все стоял, уставившись на телефон.
Шеф был назначен лично премьер-министром и министром внутренних дел. О нем знали также шефы разведки и контрразведки - они были обязаны его знать по должности. Его знали еще помощник уполномоченного по особым делам, Харденджер, комендант и начальник охраны Мортона. На них кончался список тех, кому известна личность Шефа. Я даже смутно не мог представить те веселенькие часы, которые ему вскоре придется пережить! Нет нужды обладать особой телепатической силой, чтобы представить себе, куда сразу же после разговора со мной направился Харденджер. Из всех подозреваемых только генерал Кливден знал личность Шефа. Возможно, надо было побольше внимания уделить генералу Кливдену?..
Я глянул на дверь и увидел троих в хаки. Стоявший в середине сержант поднял было руку к звонку, но, заметив меня, тут же ее опустил и сказал:
- Мне нужен инспектор Гибсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28