Хейсман обнял Мэри Стюарт. Та, обвив его шею руками, положила голову ему на плечо. В такой трогательной позе они стояли минуты две, потом двинулись в сторону пассажирских кают. Я даже не предпринял попытки пойти за ними.— Йога в море Баренца, — произнес рядом чей-то голос. — Такая поза вам очень к лицу.— Фанатики все доводят до крайности, — отозвался я, неуклюже, но неторопливо поднимаясь с колен. Я знал: Смита мне нечего опасаться. Взглянув на него, я отметил, что выглядит он гораздо лучше, чем накануне вечером.Штурман смотрел на меня с удивлением.— Упражнения должны быть систематическими, — объяснил я.— Разумеется. — Пройдя мимо, он перегнулся через поручни и увидел на снегу следы. — Наблюдали за птицами?— Да, обнаружил гнездовье лысух и крачек.— Понятно. Только очень уж странная пара подобралась.— Это же киношники, Смит. Там и не такие пары встречаются.— Странные птицы, уж это точно. — Кивнув в сторону рубки, штурман продолжал:— Там тепло и весело, док. Удобное место для орнитологических наблюдений.Но особого тепла мы не ощутили: заметив меня в окно, Смит вышел, оставив дверь рубки открытой. Правда, с весельем было проще. Достав из шкафчика бутылку, штурман спросил:— Ну что, пошлем за королевским кравчим? Изучив свинцовую фольгу на горлышке бутылки, я заключил:— Пошлем, если кто-то установил на борту судна упаковочный автомат.— Я проверил. — Смит распечатал бутылку. — Прошлой ночью у нас с вами состоялся разговор. Больше говорил я. Слушали вы меня или нет, не знаю. Я был встревожен. Думал, что вы не придаете значения моим подозрениям. А теперь перепуган до смерти. Потому что вы все так же беспечны.— Оттого, что интересуюсь орнитологией? — кротко спросил я.— В том числе и по этой причине. Я имею в виду это повальное отравление. У меня было время подумать, и я пораскинул мозгами. Конечно, откуда вам было знать, кто отравитель. Трудно предположить, чтобы вы, зная типа, убившего этого итальянского парня, позволили ему отравить еще шестерых и двух из них отправить на тот свет.— Премного вам благодарен, — произнес я.— Это произошло вчера вечером, — продолжал штурман, не слушая меня. Тогда вы, возможно, не могли сделать никаких выводов. А сегодня можете.Произошло кое-что еще, не так ли?— Что именно? — Смит сразу вырос в моих глазах. Штурман убежден, что готовится очередное преступление, но почему? Может быть, он догадался, кто может баловаться аконитином, хотя и не знал, что это аконитин; ломал голову, где злоумышленник достал его и где хранит, где научился так незаметно подмешивать яд в пищу? И не только кто отравитель, но и почему действует таким именно образом? А также чем объяснить выбор его жертв? Возможно, Смит строил свои догадки, заметив мое странное поведение?— Многое. И не только то, что произошло совсем недавно. В свете последних событий странными кажутся и другие факты. Например, почему для экспедиции выбраны капитан Имри и мистер Стокс, а не два молодых толковых офицера — яхтенный капитан и механик, которые в это время года как правило не имеют работы? Да потому, что оба стары и сутками не просыхают. Не видят, что вокруг происходит, а если и видят, то не. придают значения.Я не стал ставить на стол стакан, пристально смотреть на Смита или каким-то иным образом показывать, что слушаю его с неослабевающим интересом.Но на самом деле я его слушал. Подобная мысль мне даже в голову не приходила.— Вчера вечером я заявил, что присутствие мистера Джеррана и всей его компании в это время года в здешних широтах весьма странно. Теперь я этого не думаю. Я полагаю, за всем этим скрыта определенная причина, объяснить которую может ваш друг Отто, хотя вряд ли это сделает.— Он мне вовсе не друг, — возразил я.— И вот это. — Смит вытащил экземпляр проспекта. — Этот бред, который сует всем старый хитрован Гуэн. Получили?— Гуэн — хитрован?— Вероломный, продажный, корыстолюбивый хитрован. Я сказал бы это о нем даже в том случае, если бы он не был профессиональным бухгалтером.— Его тоже не следует причислять к моим друзьям, — заметил я.— И вся эта таинственность, якобы ради сохранения в тайне замысла сценария, будь он неладен. Ставлю сто против одного, что под этим скрывается кое-что поважнее сценария. И еще сотню, что в банковском сейфе сценария нет, потому что никакого сценария вообще не существует. Потом, эти съемки на острове Медвежий. Вы читали? Даже не смешно. Какие-то разрозненные эпизоды: пещера, таинственные моторные лодки, субмарины, кадры с изображением альпинистов, карабкающихся по утесам и падающих в море, смерть героя в снегах Арктики. Все это на уровне пятилетнего ребенка.— Вы очень недоверчивы, Смит, — сказал я.— Разве я не прав? И эта молодая польская актриса, блондинка...— Мэри Стюарт — латышка. Что имеете против нее?— Странная особа. Заносчивая и нелюдимая. Но едва кто-то заболевает на мостике ли, в каюте Отто или в каюте паренька по прозвищу Герцог, она тут как тут.— У нее натура доброй самаритянки. Разве вы стали бы мозолить всем глаза, если в решили не привлекать к себе внимания?— Возможно, это лучший способ добиться желаемого результата. А если я не прав, то какого черта прятаться с Хейсманом на кормовой палубе?Лучше иметь Смита в числе друзей, чем в числе врагов, подумал я.— Может быть, любовное свидание?— С кем? С Хейсманом?— Вы же не девушка, Смит.— Нет, — усмехнулся он, — но я их хорошо изучил. Почему все члены совета директоров так лебезят перед Отто и поливают его грязью за глаза?Почему в состав правления входит мастер по свету? Почему...— А как вы догадались?— Вот оно что. Выходит, вы тоже поняли, что дело нечисто. Капитан Имри показал мне гарантийное письмо, которое вы подписали вместе с членами правления. Среди прочих была и подпись Графа. Почему же член правления, этот самый Дивайн, который, по общему мнению, отлично знает свое дело, так боится Джеррана, в то время как Лонни, этот пьяный бездельник, который безнаказанно ворует у Отто спиртное, и в грош его не ставит?— Скажите, Смит, много ли времени вы уделяете своим штурманским обязанностям? — поинтересовался я.— Трудно сказать. Примерно столько же, сколько вы своим докторским.Я не сказал «очко в вашу пользу» или что-то вроде. Лишь позволил штурману налить в мой стакан неотравленного виски. Глядя в окно, я подумал, что перечень вопросов можно продолжить. Почему Мэри секретничает с Хейсманом, которому еще накануне, судя по его внешнему виду, было не до козней, хотя не исключено, что Хейсман — один из тех, кто так дешево ценит человеческую жизнь, или их сообщник. Почему Отто, сам жертва отравления, так бурно отреагировал на смерть Антонио? Так ли уж безобидны были намерения Сесила, забравшегося в кладовку? Да и намерения Сэнди? Кто читал статью об аконите? Кто выбросил объедки из камбуза? Кто побывал ночью у меня в каюте и шарил в моем чемодане? Зачем ему это понадобилось? Уж не тот ли это мерзавец, который подменил виски, сбил меня с ног и был повинен в смерти Холлидея? Сколько их? И если Холлидей погиб случайно, в чем я был уверен, то зачем он приходил в кают-компанию?Голова моя была до предела напичкана всякими «если» и «почему».— Так вы признаете, что дело тут нечисто? — спросил Смит.— Разумеется.— И рассказали мне лишь о том, что вам уже конкретно известно, а не о том, что вы думаете?— Разумеется.— Вы разрушаете иллюзии, — сказал Смит. — О врачах я был иного мнения.— Засунув руку в капюшон моей канадки, он потянул вниз шарф и уставился на огромный рубец, покрытый коркой запекшейся крови. — Господи! Что это с вами?— Упал.— Такие, как вы, не падают. Их роняют. И где же вы упали? — спросил он, выделяя последнее слово.— На верхней палубе. Ударился о комингс двери кают-компании, — ответил я.— Неужели? Криминалисты определили бы это как удар твердым предметом.Очень твердым предметом шириной с полдюйма и с острым краем. Ширина комингса три дюйма, и он обит пористой резиной. Такие комингсы у всех наружных дверей на судне. Или вы не заметили? Так же, как не заметили и исчезновения Джона Холлидея?— Откуда вам об этом известно? — изумленно спросил я штурмана.— Так вы не отрицаете факта?— Я ничего не могу сказать. Но как вы узнали?— Я спустился вниз, чтобы увидеть завреквизитом, типа по имени Сэнди.Мне стало известно, что он болен...— А почему, вы пошли?— Если это имеет значение, объясню. Он не из тех, кого обычно балуют вниманием. Остаться больному наедине с самим собой — удовольствие небольшое.Я кивнул, поняв, что иначе Смит не мог поступить. Штурман продолжал:— Я спросил у него, где Холлидей, поскольку не видел его за столом.Сэнди ответил: тот пошел завтракать. Я промолчал, но, заподозрив неладное, отправился в салон. Там его тоже не оказалось. Подозрения мои усилились, я дважды обшарил судно с носа до кормы. Заглянул во все уголки. Холлидея нет на судне, можете мне поверить.— Вы доложили капитану?— За кого вы меня принимаете? Конечно не доложил.— По какой причине?— По такой же, что и вы. Насколько я знаю капитана Имри, он бы заявил, что в соглашении, которое вы подписали, на этот счет ничего не говорится, и тотчас повернул бы «Морнинг роуз» курсом на Гаммерфест. — Смит в упор взглянул на меня. — Очень хочется узнать, что произойдет, когда доберемся до Медвежьего.— Возможно, произойдет кое-что любопытное.— Вас ничем не прошибешь. Что бы такое сообщить доктору Марлоу, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию? Попробую это сделать. Помните, утром я сказал, что в случае необходимости мы сумеем связаться по радио почти с любой точкой, расположенной в северном полушарии?— Помню.— Так вот теперь мы можем звать на помощь хоть до посинения. С помощью нашего передатчика невозможно установить связь даже с камбузом. — Помрачнев, Смит извлек из кармана отвертку и повернулся к приемопередатчику, укрепленному на переборке.— Вы всегда носите с собой отвертку? — спросил я невпопад.— Лишь когда вызываю Тунгейм и не получаю ответа. А ведь это не просто радиостанция на севере острова Медвежий, а официально зарегистрированная база норвежского правительства. — Смит принялся отвинчивать лицевую панель.— Час назад я снимал эту хреновину. Через минуту поймете, почему я привинтил ее вновь.Пока штурман орудовал отверткой, я вспомнил наш разговор и упоминание об относительной близости кораблей НАТО. Вспомнил, что я увидел на снегу отпечатки ног. Сначала я решил, что кто-то подслушивал наш разговор, но затем отверг это предположение, убедившись, что следы принадлежат мне.Почему-то мне не пришло в голову, что тип, совершивший серию убийств, догадается использовать мои следы. Действительно, следы были свежими, наш вездесущий приятель снова принялся за свое.Вывернув последний винт, Смит без труда снял переднюю панель. Заглянув внутрь, я произнес:— Теперь понятно, зачем вы поставили панель на место. Кто-то тут кувалдой поработал.— Действительно, именно такое складывается впечатление. Вандал сделал все, чтобы рацию было невозможно восстановить. Убедились?— Пожалуй.Смит начал привинчивать панель. Я поинтересовался:— А в спасательных шлюпках рации имеются?— Да. Питание от динамок. Радиус действия немногим дальше камбуза, но проку не больше, чем от мегафона.— Придется доложить капитану о случившемся?— Разумеется.— Итак, курс на Гаммерфест?— Через сутки можно прокладывать курс хоть на Таити, — заметил Смит, затягивая последний винт. — Именно тогда я и доложу капитану, что произошло.Через сутки.— Это крайний срок прибытия на рейд Сор-Хамна?— В общем, да.— Скрытный вы человек, Смит.— В такое общество пришлось попасть, жизнь заставляет.— Вам не в чем себя упрекнуть, Смит, — наставительно произнес я. — Мы переживаем трудный период. Глава 7 Остров Медвежий был мрачен, как вдовий траур. Зрелище потрясало, если не пугало наблюдателя. Здесь, в краю вечных снегов и льдов, где зимой воды Баренцева моря покрываются молочно-белым покровом, при виде черных как смоль, высотой в четыреста с лишним метров утесов, подпирающих свинцовое небо, вы испытываете то же, только во сто крат сильнее, впечатление, какое производит на новичка зрелище черного северного склона горы Эйгер, выделяющегося на фоне белоснежных Бернских Альп. Инстинкт заставлял поверить увиденному, разум же отказывался признать реальность его существования.Находясь к зюйд-весту от южной оконечности Медвежьего, мы шли точно на ост, рассекая сравнительно спокойную гладь моря. Правда, чтобы не упасть, все еще приходилось держаться за поручни или иные предметы. Волнение уменьшилось лишь оттого, что ветер дул с севера и мы оказались в известной мере защищены скалами Медвежьего. Мы подходили к острову с юга по настоянию Отто Джеррана, желавшего получить натурные кадры, которыми съемочная группа до сих пор еще не располагала. Мрачные утесы и ущелья действительно стоили того, чтобы их запечатлеть, но вести съемку мешали снежные заряды.К северу от нас возвышались доломитовые скалы Хамбергфьель. Высотой около семидесяти пяти метров, они походили на крепостные башни. На северо-востоке менее чем в миле от них громоздились столбы и арки Птичьих скал, словно высеченные резцом безумного скульптора.Зрелище это я мог наблюдать лишь благодаря тому, что находился в ходовой рубке: там напротив рулевой колонки (на руле стоял штурман) был вмонтирован диск Кента — вращающееся смотровое стекло, а по бокам — большие стеклоочистители, от которых было мало проку.Вместе с Конрадом, Лонни и Мэри Стюарт я стоял у левого борта. Конрад, который на самом деле не был тем разбитным малым, образ которого он создал на экране, похоже, подружился с Мэри Стюарт. Теперь ей было с кем перемолвиться словом. Последние сутки она не то чтобы избегала моего общества, а просто не очень-то стремилась попадаться мне на глаза. Возможно, ее мучила совесть. Признаться, я и сам не жаждал с нею встречи, и на это были причины.У меня к Мэри было двойственное отношение. С одной стороны, я был благодарен Мэри за то, что она, хоть и невольно, спасла мне жизнь, помешав выпить мою последнюю на этом свете порцию виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33